Сингапурский квартет - Скворцов Валериан - Страница 72

• Предыдущая
• 72/98
• Следующая

Бруно Лябасти уплатил за стоянку по счету, протянутому из будки старшим охранником. Полосатый шлагбаум вздыбился.

— Прощай, Послеполуденный Фэнь, — сказал Бруно, посмотрев в зеркало заднего вида на толпу, собравшуюся вокруг рухнувшей с верхотуры машины. Там уже вовсю крутились красные, синие и желтые мигалки полиции и скорой помощи.

В тот же день, в половине десятого вечера, на улице Суривонг в бангкокском Сити, между входом в гостиницу «Трокадеро» и финской пивнушкой «Новый сад», припарковался антрацитовый «мерседес». Ветер гнал обрывки бумаг, пакеты из-под напитков, поднимал пахучую перед дождем пыль, в круговерти которой металась чья-то сорванная панама.

Рядом с водителем дремал человек, по обличью — метис. Еще двое с заднего сиденья наблюдали за прохожими.

Напротив «Нового сада» в витрине антикварного магазина тускло горела лампа дневного света. За пуленепробиваемым стеклом громоздились фарфоровые вазы, ровной колонной, словно маршируя из глубины лавки к витрины, выстроились скульптуры богов и воителей. У косяка стеклянной двери мерцал красноватый огонек электронного сторожа. Охранник, приплюснув нос к стеклу, наблюдал изнутри, как начинается гроза.

Налетевший шквал оторвал вывеску парикмахерской и швырнул на «мерседес». Метис показал пальцем на зеленый циферблат в панели приборов.

— Пора…

Двое с заднего сиденья вышли и под дождем перебежали Суривонг. Машина круто пересекла улицу, выскочила на тротуар и, мягко клюнув капотом от резкого торможения, уперлась им в дверь лавки.

Двое уже жали на кнопку звонка, расправив на стеклянной двери пергамент с нарисованным на нем китайским фонарем, испускавшим голубые лучи. Охранник внутри лавки быстро забормотал в переговорное устройство, и на втором этаже, над лавкой, в окне загорелся свет. Потом вспыхнули лампочки над внутренней лестницей.

Дверь открылась.

— Как когда-то в Нячанге в лавках, — сказал один из налетчиков, отталкивая охранника. Шедший следом оглушил стража, нанеся мощный удар рукоятью пистолета.

— Не сильно хватил? — спросил метис, неторопливо оглядывая выставленный товар. — Через пару минут он понадобится…

— Для его здоровья такая оплеуха только на пользу… Поросенок обленился и нагулял жиру. Сейчас придет в себя.

— Что нужно? — тихо и покорно спросил хозяин лавки с последней ступени лестницы.

Метис достал из кармана брюк моток изоляционной ленты.

— Подойди вот сюда и развернись спиной, — велел он.

Ловко скрутил лентой запястья лавочника.

— Что надо? Вы знаете, на что замахнулись? Синий фонарь в этом квартале держу я…

На жаргоне «Бамбукового сада» «синий фонарь» означал исключительное право на сбор «масляных денег». В обувные коробки складывались пачки купюр, сдававшихся воришками, попрошайками, держателями распивочных и забегаловок, леди доступных достоинств, их дружками-покровителями, мусорщиками, а также полицейскими, которые, правда, вместо семи батов с каждой сотни выручки — в данном случае, взяток — отдавали только два.

— Твой фонарь перешел ко мне, — сказал метис. Он скосил глаза, проверяя, слушает ли его охранник.

— Тогда ты уже мертвый, — сказал лавочник.

Метис не обратил внимания. Спросил своих:

— Десять есть?

— Есть.

Метис выстрелил лавочнику в основание черепа.

Спросил сторожа, которыйи сидел на полу, привалившись плечом к стене:

— Все запомнил? И время?

— Да, босс. И время… Десять часов ровно. Верно?

Он понял, что его не убьют.

Метис ехал в «мерседесе» и размышлял о том, как подвижна с точки зрения человеческой морали граница между терпимым и преступным. Вчерашнее прегрешение наутро может стать терпимым, и наоборот. А то и не только терпимым, но даже одобряемым…

В Нячанге, в Южном Вьетнаме, он дослужился до должности начальника отделения в рамках американской программы «Феникс», задача в которой ставилась просто и ясно — выследи красного и убей. Теперь убивали этих, «бамбуковых». Где-то наверху, в спецконторе, видимо, сменили, как принято говорить, приоритеты.

Метис легонько помотал головой. Как бы от недоумения, которого он совсем не ощущал. Манеру мотать головой метис перенял у Рутера Батуйгаса. Просто нравился жест… Впрочем, он перенял у филиппинца не только это. Записался на подготовительные курсы философского отделения Рамканхенгского университета на окраине Бангкока, где учение подешевле. Рутер-то имел диплом, и, наверное, не зря. Значит, бумага об образовании сулила какую-то фартовую работу в будущем.

Метис набрал на мобильнике номер. Сказал в трубку:

— По графику.

В полукилометре от антикварной лавочки, на улице Силом-роуд, в доме напротив шестнадцатиэтажной громадины «Бангкок бэнк» в это же время поднимался в лифте худощавый и жилистый европеец с пушистыми рыжими усами. Поверх футболки на нем висел застиранный жилет, какими пользуются профессиональные фотографы, — со множеством карманов и карманчиков, застежек и петель.

На третьем этаже в лифт вошли двое тайцев, и жилистый, пожав каждому руку, спросил:

— Это действительно та квартира, где под окном спальни на наружной стене висит зеркало? Так?

Он говорил на английском, которым пользуются в аудиториях Калифорнийского университета в Беркли, — ясном, правильном и простом.

— Так, — сказал один таец. — Зеркало. Шестиугольное.

— Шестиугольное? Какое это имеет теперь значение?

Лифт остановился на седьмом этаже, и тот, который упомянул про шестиугольное зеркало, вышел. Придерживая створки дверей, он объяснил европейцу:

— Шестиугольное, потому что так требует фэн шуй…

— Фэн шуй? Ах, ну да…

Европеец вспомнил. Двадцать лет назад он закончил дальневосточное отделение в Беркли. «Фэн» на китайском означало «ветер», а «шуй» переводится как «вода». Когда в 1973 году в китайском квартале Шолон в Сайгоне он вместе с другими парашютистами из-за штабной ошибки забросал гранатами правление фабрики, выпускавшей колючую проволоку и солдатские фляги, а не подпольную типографию, несчастье списали на плохой фэн шуй. То есть выяснилось, что здание правления строили без консультации с астрологами. Оно оказалось дурном месте — напротив, через улицу поднималась кирпичная труба, походившая на палочку для воскуривания перед алтарем умерших предков. Дом перестроили после разгрома, развернув на этот раз задворками к трубе, да ещё поставили у входа с фасада цементных львов, что обеспечивало добрый фэн шуй.

Шестиугольное зеркало на наружной стене под окном защищало от дурного фэн шуй. Прежде всего, со стороны стоявшего через улицу «Бангкок бэнк». Накопленные в нем огромные деньги источали притягательную силу, которая могла высосать богатства обитателей квартир в доме напротив.

Европеец и второй таец — плотный парень в черной майке, с вытатуированной головой льва на правой ключице — вышли на восьмом этаже. Двери квартир на площадке стояли под углом друг к другу по причине все того же фэн шуй. Соседи попадаются всякие…

Оба проверили оружие. Армейские кольты сорок пятого калибра.

Таец осторожно заработал отмычками.

За дверью, когда её медленно, опасаясь скрипа, открыли, обнаружилась стальная решетка, запертая на задвижку с наборным секретом.

Таец шифр знал. Но дальше решетки не пошел.

Фотограф, мягко переступая дешевыми резиновыми кедами, побежал по анфиладе пустых комнат. В большом холле включил свет, ослепив тучного китайца, дремавшего на диване у включенного телевизора. На экране плавали пестрые рыбы Южных морей. Видеокассеты «Аквариум», насчитывавшие множество серий, входили в моду. Говорили, что зрелище оздоровляюще действует на нервы. Рядом с телевизионным стоял и настоящий аквариум.

— Что нужно? — спросил тучный, с видимым усилием усаживаясь на диване.

Фотограф запустил руку в аквариум, выловил первую попавшуюся рыбку голубую красавицу с золотыми продольными полосами и черными обводами вокруг зеленоватых глаз, — затолкал её в рот, сделал вид, будто поедает, потом выплюнул в лицо тучному.

• Предыдущая
• 72/98
• Следующая