Сингапурский квартет - Скворцов Валериан - Страница 22

• Предыдущая
• 22/98
• Следующая

Севастьянов невольно вскинул брови. С чего бы это предупреждать контрразведку о его явлении здешним народам?

Что-то застывшее, неподвижное, словно вода в бочаге, стояло в дроздовских серых глазах. Еще явственнее и напористее ощущалась их пристальность.

Севастьянов улыбнулся.

— Почему вы улыбаетесь?

— Радуюсь, что заделался персоной, о которой уведомляют спецслужбы. Приятно. Окружаете заботой по старинке? Не сбегу… Я без казенных денег.

Дроздовские губы изобразили усмешку, которой не было в его глазах.

— Не утешайтесь преждевременно, — сказал Дроздов. — Вы лично никого здесь не интересуете, а вот ваше дело — возможно. Вы ведь по банковской линии работаете? Бухгалтером в сингапурское представительство вашего холдинга едете?

Он отлепил створку массивного сейфа, в котором на полке лежали печать и одна единственная тетрадка. Аккуратным почерком Дроздов вписал в неё Севастьянова. Дата прибытия в консульский округ, предполагаемая дата отбытия, номер паспорта.

— Зачем это?

— Вы ведь с Петраковым работали?

Это походило на прокачку. В таких случаях вопросы отбивают вопросами.

— Вы знали его? — спросил Севастьянов.

— Петракова? Встречался. Берегли как могли. От чужих…

— Что значит — от чужих?

— От своих не имели права. Вот свои и съели… Ведь он на пенсии?

— Умер он, — сказал Севастьянов.

Тетрадка аккуратно легла назад в сейф. Дроздов сложил ручищи перед собой. Повертел одноразовую зажигалку.

— Болел?

Севастьянов пожал плечами. Консул лез не в свое дело. Все же ответил:

— В ночь после кончины я ездил на дачу, где он помер. Думаю, случилось в одночасье. Может, во сне.

— Вот чем утешаемся… В этих краях вы бывали. Так что, наверное, вопросов ко мне нет. Так?

— Так, — сказал Севастьянов, отгоняя симпатию к опасному, судя по всему, человеку, которого интересовало, болел ли Петраков перед смертью.

— Какие планы у вас здесь и вообще, если не секрет?

— Хочу повидаться с Немчиной, первым секретарем. Я, собственно, к нему и заявился сюда. Несколько деловых встреч завтра-послезавтра. И — в Сингапур, на место.

— Сейчас найду вам Немчину… В кабинете его определенно нет. Погуляйте несколько минут по психодрому…

— Погулять где?

— По психодрому. Дорожка вокруг клумбы перед зданием посольства. Ошалеет дипломат от бумажек, выскочит, походит, подышит на воле — и снова за стальную дверь бумагу строчить… Да-а-а…

Севастьянов кивнул.

У двери, открывающейся на территорию посольства, стоял аромат кофе, густой и давнишний. На тронутом ржавыми пятнами холодильнике попыхивала кофеварка.

— Может, кофе? — сказал вдогонку Дроздов.

— Нет, спасибо, — ответил Севастьянов и вышел на российскую территорию в Таиланде. Солнце ослепило, а когда глаза привыкли к яркому свету, он различил давно знакомое старинное здание с верандой, похожее на колониальную виллу, и асфальтовую дорожку между магнолиями и бугенвиллеями, по которой шла Клава.

Дроздов ладонью попробовал стеклянный отстойник кофеварки. Плеснул кофе в чашку. Ложки не разыскал, куда-то пропала. Зацепил сахар щепотью. Размешал концом шариковой ручки. Ссутулившись, чтобы глядеть не в стену, а в окно, отхлебнул, обжигаясь.

Бухгалтер на посольском дворе шел прямиком к Клаве Немчине, работавшей библиотекарем. Дроздов наблюдал, как двое сошлись на крыльце.

Он поставил чашку на холодильник. Вернулся в кабинетик. Набрал две цифры по внутреннему телефону, сказал в трубку:

— Павел? Тут только что гость к тебе миновал меня… Кто? Севастьянов. Есть такой бухгалтер международного уровня… Что? Валютчик? Ха-ха… А-а-а, ты с ним знаком… Где сейчас? Да во дворе, с женой твоей разговаривает… Алло, алло!

Дроздов помотал головой.

Когда консул вернулся к чашке с кофе, в окне никого не было видно.

Из-за проезжего бухгалтера что-то тянуло душу, как для себя определял такие состояния Дроздов. Напоминание о Петракова? Горечь от поражения, которое потерпел этот несомненно сильный человек? Севастьянов, конечно, мелочь. Не шевельнулся, чтобы побороться за справедливость, хотя работал вместе с Петраковым. Да и один он совсем, наверное. А если быть справедливым до конца? Он, Дроздов, на севастьяновском месте — что, шевельнулся бы? Нет, не шевельнулся. Как ничего не предпринял, когда его привлекли к участию в оперативном расследовании «дела Петракова», хотя обозначить дело следовало бы другим именем…

Затеянные Петраковым операции развертывались формально под руководством человека, о котором говорили как о динамичном и авторитетном, как о носителе новых идей, выношенных ещё в комсомоле. Дела велись широко и смело. Петраков, его заместитель, мог радоваться. Известно было, что позже Петракова стала настораживать лишняя, ненужная в денежных делах личная близость «авторитетного» начальника к Амосу Доуви, советнику, ведавшему техническими вопросами оформления сделок. Петракову-то невдомек было, что начальник не смельчак, а развращенный вседозволенностью и вознесенный московской женитьбой провинциальный властолюбец. Складывалось исподволь так, что Доуви отчасти определял, кому и сколько выдавать московских кредитов в Сингапуре, а смельчак добивался утверждений этих проектов на совете директоров холдинга и одновременно значительных финансовых выделений из бюджетных потоков в Москве.

На самом же деле Доуви брал деньги через подставные фирмы для себя, а перед наступлением срока платежей скрылся с аргентинским паспортом. В Сингапуре открыли уголовное дело. По стечению обстоятельств Интерпол арестовал проходимца в лондонском аэропорту Хитроу. Сработала система предупреждений: электронная память компьютера отреагировала на фотографию, когда таможенник выборочно подставил паспорт под сканер проверочного устройства.

На суде Доуви показал, что, сбегая из Сингапура, действовал по заданию российской службы внешней разведки. А так называемое «мошенничество» с подставными фирмами служило прикрытием для передачи ему крупных сумм. Оператор Доуви из службы внешней разведки России, а именно Петраков, имеющий генеральский ранг, приказал ему скупить акции трех американских банков, через которые осуществляется финансирование оборонных исследований для НАТО.

Поскольку Доуви считался гонконгцем, подданным британской колонии, тогда ещё не возвращенной Китаю, суд определил ему десятилетнюю отсидку в Гонконге.

Раковая опухоль, поразившая финансовую машину Петракова, не стала смертельной только потому, что даже операции, совершавшиеся по протекции Доуви, подпадали под действие жестких правил, разработанных профессионалами высокой пробы, в том числе и Петраковым. Но сам Петраков должен был сгореть. Чтобы спасти бывшего комсомольского лидера, отозванного в Москву и передвинутого в нефтяную компанию, Петракова из заместителей перевели в руководители проекта. Он должен был зачищать и выправлять допущенные огрехи, но не переделывать. Переделка означала бы бесповоротный приговор бывшему петраковскому шефу, которого готовили в министры.

В сущности, оба — и «комсомолец», и Петраков — оказались жертвами. Одного назначили туда, куда не следовало. Второго сделали поначалу заместителем там, где ему следовало руководить.

Этот вывод в дроздовском проекте закрытой записки по поводу истории с Доуви оказался вычеркнутым, как не относящийся к существу дела. Он же сам, Дроздов, и вычеркнул. Бессмысленно бодаться с решением, принятым на самом вверху. Служба безопасности не полномочна возбуждать дело. Чтобы не пропадать трудам, Дроздов передал дискету с материалами по сингапурским кредитам в департамент экономической безопасности ФСБ, где она попала, как сказали, по назначению — к полковнику Ефиму Шлайну…

Холдинговое объединение «Евразия» предложило Петракову перепрыгнуть пропасть в два прыжка. Возвратить украденные Доуви деньги и одновременно продолжать дела так, будто исчезнувшие сто восемнадцать миллионов долларов остаются в активах. Самым же убийственным было то, что изобретенная Петраковым система кредитования не имела официального идеологического оформления. Давать доллары в рост, когда страна опутана долгами? Пока дела шли, такой вопрос не задавали. Пока дела шли…

• Предыдущая
• 22/98
• Следующая