Преторианец - Большаков Валерий Петрович - Страница 53
- Предыдущая
- 53/80
- Следующая
Гремели повозки, цокали по каменным плитам копыта лошадей, орали возницы… А с восходом солнца бедняку пора была вставать – голова чугунная, в глаза хоть спички вставляй.
Дом Гая Аллея Нигидия Мая Джуманиязов сыскал без труда. Остановившись возле арки входа, он сказал:
– Действуй, Адэлла! Сегодня мы отменно повеселимся!
Лобанов помылся перед сном, почистил зубы и уже набрал воздуху в грудь, чтобы задуть свечу, когда услышал робкий стук в дверь.
– Кого это несет? – заворчал Эдик, поднимаясь.
– Я открою, – сказал Сергей.
Прихватив меч, он шагнул в коридор и подошел к двери.
– Кто там?
– Мне нужен Сергий Роксолан! – ответил высокий женский голос.
Сергей очень удивился и отпер дверь. В коридор проскользнула молодая женщина в простой тунике, одной рукой она придерживала паллу, накинутую на плечи.
– Меня послали к тебе, – сказала она заговорщицким тоном, – и передали вот это…
Лобанов принял две сложенные дощечки, ногтем содрал восковую печать и разложил письмо. Первые же слова резко подняли ему давление. Сердце бухнуло, подливая крови к щекам, и затарахтело, как моторчик. «Томлюсь, надеюсь, зову, мечтаю!» Господи, сбылось! «Моя Авидия!» – сладко заныли все жилочки Сергеева организма.
– Пошли! – сказал он решительно.
– Ага!
– Ты куда? – догнал Сергея удивленный голос Эдика.
– Я скоро!
Лобанов бережно положил на столик письмо Авидии опоясался мечом и торопливо переобулся.
– Меня не ждите! – бросил он на ходу, предвкушая ночь любви…
Луна высветила улицы, но и набросила непроглядные тени, каждую ямку превращая в бездонный провал. Неумолчно гремели цикады.
– Сюда! – сказала Адэлла, сворачивая в переулок между домусом Нигринов и каким-то храмом.
– Тут вход в подвалы, – сказала Адэлла. – Сюда с виллы привозят вино и масло… Ну и проводят кое-кого тайком…
Женщина хихикнула. Сергей натужно улыбнулся. Честно говоря, ему было страшно. Бот что ему делать, если его поймают? Ведь убить Гая Авидия Нигрина он не в состоянии, даже побить консуляра – как? Обида, причиненная отцу, рикошетом ударит по дочери! И бумерангом вернется к нему…
Адэлла на цыпочках прошла в атриум и провела Сергея за собой. По всему атриуму были расставлены светильники с восемью и двенадцатью огнями. Лампы были сделаны из алебастра и прикрыты александрийским стеклом или прозрачными индийскими тканями, красными, голубыми, желтыми, – весь атриум переливался разноцветными сполохами.
– Вот кубикула домны… – прошептала она.
Дверь в кубикулу была приоткрыта. Адэлла приникла к щелочке, потом смелее заглянула внутрь.
– Домны пока нет, – сообщила она, – заходи и подожди ее, она скоро придет!
Сергей кивнул. С трепетом он перешагнул порог будуара, втянул ноздрями тонкий запах ладана. Да, так пахли волосы Авидии!
Сверху, надо полагать, со второго этажа, донесся звук размеренных шагов. В окно, открытое в парк, долетели слова:
– …Будет лучше всего, если мы прирежем Адриана на Капитолии, в момент жертвоприношения…
Сергей обратился в слух, даже о прелестях Авидии Нигрины подзабыв.
– Правильно! – сказал Гай Авидии Нигрин – его голос был еще памятен Лобанову. – И тут же выдадим толпе убийцу мнимого, пусть потерзают, как собака хозяйские сокки![101]
Несколько человек хохотнули.
– Что за император такой, – проворчал неизвестный, – целый год не показываться в Риме! Правду ты говорил, Цельс! Адриан проторчал в Мезии до самых холодов, а зимовал в Никомедии! А по теплу опять вернулся туда же – с сарматами мириться!
– Ну, Авл, зато сколько мы успели!
– Это верно… Лузий, как успехи?
– С фрументариями?[102] Никак. Пару раз я заезжал в лагерь, купил кое-кого, посулил еще больше… Плохо то, что фрументарии близки к Аттиану, а тому сам Адриан кинжал префекта вручил…
– Хуже! Ацилий Аттиан был опекуном Адриана! Понимаете или нет?
– Тем более…
– А батавы?
– Полный успех! Эти германские свиньи служат тому, кто сует больше!
– Ты уже платил им, Квиет?
– Нет еще.
– И правильно… А то растратят до поры и опять плати! Г-гвардия…
– Да что батавы! Преторианцы – вот где заноза!
– Ничего… Бросим на них моих арабов! Раххаль привел с собой две алы мечей! Его молодцы выкосят преторию, как острый серп колосья!
– Квиет, а твои где?
– Пять сотен нумидийцев уже на Сицилии, а мои мавры просачиваются мелкими отрядами из Испании в Аквитанию.
– Отлично! Пальма?
– В сенате разброд и шатание, но Катилий Север и Гай Уммидий – с нами.
– Отлично… Мои люди передали весточку из Мезии – Адриан тронется в путь к концу июня. Следовательно, прибудет в Брундизий где-то к июльским календам…
– Да раньше!
– Может, там его и кокнуть? В Брундизий? Или по дороге…
– Нет-нет! Адриан должен быть убит в Риме! Понимаете или нет?!
– Скорей бы…
Наверху задвигались, загремели, передвигая кресла. «Заговор! – толкнуло Сергея. – Переворот затеяли! Вот это я попал…»
– Кто здесь?! – испуганно вскрикнула Авидия Нигрина.
Лобанов обернулся – сердце его погнало кровь, колотясь как ненормальное.
– Это я, Авидия… – вымолвил Сергей.
– Ты?! – изумилась девушка и подняла свечу повыше. – Что ты делаешь в моей комнате? Зачем ты здесь?!
– Но… – Сергей похолодел, чуя неладное. – Ты же сама… В письме…
– Да в каком письме?! Сергий!
– Здесь он, сиятельный, здесь! – заорал в атриуме Мир-Арзал.
Дверь в кубикулу махом распахнулась, и порог перешагнул хозяин дома. С Гая Нигрина можно было хоть сейчас ваять статую «Разгневанный отец». За спиной разгневанного отца маячила торжествующая морда Мир-Арзала и трое в тогах.
– Ты?! – заревел Нигрин.
– Отец! – закричала Авидия. – Это ошибка! Сергия обманули!
– Молчи! – загремел консуляр. – С гладиатором спуталась?! Flava coma![103]
Девушка охнула и закрыла лицо руками.
– Не говорите ерунды, сиятельный, – сказал Лобанов. – Меня подставили!
Темнокожий в тоге протиснулся в комнату, не обращая внимания на Сергеев меч, и прошел к окну.
– А отсюда, должно быть, хорошо слышно, – со значением сказал он. – Соляриум[104] как раз над кубикулой! Этого, – темнокожий показал на Лобанова, – надо убить.
– Не волнуйся, Квиет! – прорычал Гай Нигрин. – Я его и так убью!
– Отец! – взмолилась Авидия.
Гай Нигрин, даже не взглянув на дочь, заорал:
– Киклоп! Ко мне!
За окном послышалось невнятное ворчание, протопали тяжелые шаги по атриуму, и в кубикулу пролез косматый одноглазый великан с горящим факелом в могучей лапище. Двое в тогах вошли следом с мечами в руках. Лузий Квиет тоже покачивал длинным узким клинком.
– Киклоп, – произнес Гай Нигрин сдавленным голосом, – хватай этого ублюдка и скорми своим зверям!
– Нет! – закричала Авидия. – Не надо!
Образина-великан сморщился, словно от зубной боли глянул на хозяина и склонил буйну голову. «Как Герасим, – подумал Сергей, – послушает барыню и утопит Муму…»
Лобанов демонстративно отвел руку и выпустил меч из пальцев.
– Давайте кончать эту дурацкую комедию! – сказал он.
Киклоп согласно заклекотал, ухватил одной лапой обе руки Лобанова и повел жертву на заклание. Квиет с Цель-сом вышли за ним. Мир-Арзал и Даврон живо расступились.
– Привет леопардам! – игриво сказал Джуманиязов, но Сергей его не слушал, он слышал лишь горький плач Авидии и страдал.
Киклоп, урча и булькая, вывел Лобанова в парк, потащил по расчищенной аллее, выложенной каменными плитками. Вокруг, разбегаясь по полянкам и сбегаясь в купы, росли кипарисы и мирты, дубы, оливы, пинии. Белели статуи, распускали бутоны розовые кусты, орошаемые водяной пылью фонтанов.
101
Сокки – мягкие кожаные сандалии, тапки.
102
Фрументарии – первоначально конвой при обозах с хлебом в описываемое время исполняли функции жандармов и тайных агентов. Располагались на Целии, в Castra Peregrinorum.
103
Flava coma (лат.) – «белокурая», прозвище для проституток. Уличные девки в Риме имели в обычае наряжаться в мужские тоги и носить «блондинистые» парики.
104
Соляриум – открытая терраса на крыше римского домуса для принятия солнечных ванн.
- Предыдущая
- 53/80
- Следующая