Действо - Болотников Сергей - Страница 37

• Предыдущая
• 37/138
• Следующая

Их было пятеро. Все ротвейлеры – тяжелые, мускулистые звери, им сровнялось по три года. Черные как ночь. Уверенные в своей силе и превосходстве. Злые. Склонные впадать в неконтролируемую ярость.

Информация все поступала и поступала в мозг Красноцветова от его обонятельных рецепторов, и скоро оказалось, что он знает об этих ротвейлерах все.

Ему стало нехорошо от сознания что псы, таким же образом, могут учуять его. Тяжело же здесь быть партизаном…

Ротвейлеры ему кого-то напоминали. Он не мог этого постичь нюхом, но на помощь пришла логика. Составляющие головоломки – набор качеств присущих патрульным, сложились воедино и явили общую картину. Очень знакомую. Слишком…

Патруль миновал ухоронку, и потрусил дальше, наводя страх и ужас на черно-белые цветущие окрестности. Псы молчали. Только Чак гулко выдохнул, словно все время отсидки сдерживал себя от тяжкого позыва-то ли напасть на патрульных, то ли, вскочить и бежать прочь.

– Ушли… – тихо выдохнула Дося, – не заметили.

– Я всегда говорила, что наш Дзен – гений, – сказала Альма, – ну кто бы еще придумал так маскировать запах?

– Природа, Альма, – добродушно молвил Дзен, – это метод волков. Они таким образом маскируют свой аромат, когда подбираются к дичи.

Красноцветов молчал. Ему было холодно и страшно. Видимо страх этот тоже имел какой то запах, потому что звери повернулись к нему с некоторым недоумением.

– Мясник это Бутч, да? – спросил Алексей, – А Бутч это… Бульдозер?

– Ты его знаешь, – мягко сказал Альма, – да, мы все его знаем…

– Он правит там, и правит здесь, – произнес Дзен.

– У меня один вопрос, – продолжил Красноцветов, – вы хорошо подумали, прежде чем отправиться в свой поход?

И на него глянули пять пар глаз, в которых на миг вспыхнуло знакомое исступление. В чем-то оно было пострашнее, чем багровая злость патрульных.

Долго и безуспешно отряхивали шкуры от земляной пыли. Кашляли, чихали – пыль лезла в глаза и отбивала нюх. Потом три долгих часа тащились под утратившим ласковость и наливающееся с каждым часом жаром солнцем. Хотелось пить, с высунутых языков капала слюна и утопала в серости тракта.

Хриплыми от жажды голосами собаки начали напевать тягучую песню, сопровождающуюся подвыванием и скулежом. Ритм у нее видимо был изначально маршевым, но, то, что выдавали пересохшие глотки как марш годилось, пожалуй, лишь для волжских бурлаков.

В песне говорилось о Стране собак. О ее полях и лесах, о беспечной дичи, что пасется на этих полях, о теплом солнце, и звенящих ручьях. Еще там был Мясник, который сравнивался с черной грозовой тучей, закрывшей солнышко (сейчас это казалось, скорее благом, чем проблемой), и бедные звери, что тяжко страдают под пятой Мясника. И пелось о мире, дивном новом мире, который наступит, когда падет злобный тиран, и вновь будут колоситься поля, и беспечная живность будет глотать воду из прозрачных ледяных ручьев.

Тут Красноцветов не выдержал и спросил, нет ли тут хотя одного из этих прозрачных и звенящих источников? Дзен тяжко вздохнул, и печально сообщил, что один источник неподалеку есть, но не факт, что они до него доберутся.

– Это как это?

Дзен еще раз вздохнул и партия потащилась дальше. Километра через три вожак остановился и объявил, что источник совсем рядом, всего лишь метров пятьсот в сторону от тракта по бурелому. Никто не возражал – пить хотелось лишком сильно. Красноцветов все ожидал услышать шум воды, или тем паче почуять ее сырой, вкусный запах, но ничего этого в воздухе не ощущалось. Поэтому, когда Дзен, тяжело дыша, остановился и объявил, что они пришли, для Алексея Красноцветова это стало полной неожиданностью.

– Где? – спросил он.

– Здесь, – сказал Дзен, – немного физических упражнений мы у цели.

– Мы, что колодец собрались копать? – пробурчал Красноцветов и принялся рыхлить почву когтями – получалось у него на удивление хорошо, так бы и работал землероем!

Остальные тоже стали раскапывать почву, извлекая на жаркую поверхность нежных белых личинок, белесые корешки, которые от этих личинок почти не отличались, черных муравьев, которые злобно пытались кусаться, изумительно красивые кремни, и отбросы странной формы, явно искусственного происхождения. Из-за этого строительного мусора Алексей чуть не пропустил собственно сам источник. Когда же рубленные его очертания проступили на зеленоватой от хвои лесной свет, Красноцветову ничего не оставалось кроме как вытаращить глаза.

Из выкопанной ямы восставал водопроводный кран. Обычный, советской еще выделки, ржавый, с оббитыми острыми краями. Кран выглядел дико, но от него шел знакомый медный водяной дух.

Но звери оживились, стаи негромко переговариваться, Чак шумно облизывался.

– Это что, и есть ручей? – спросил Красноцветов.

Дзен отбросил последние горсти серой, высохшей сверху и влажновато-глинистой внизу земли, сказал печально:

– Да это ручей. По приказу Мясника все водяные источники загнали в подземные коммуникации и выдают нормировано раз в два дня.

– Ко второму дню вода почти всегда загнивает, – вставила Дося.

– А все коммуникации сосредоточенны у него во дворце. Говорят, там даже есть бассейн.

Мы собаки, а не кошки, мы любим воду… К счастью, в нашей среде есть работники коммунальных служб, которые и указали на резервные краны.

Красноцветов потрясенно кивнул. Ему представлялись километры и километры водопроводных труб, что тянулись под этой черно-белой землей.

– Все-таки мы не одиноки в нашем деле, – произнесла Альма, – и этот источник, лишнее тому доказательство.

Дзен кивнул, аккуратно ухватился зубами за кран, и пошел по кругу поворачивая ржавую ручку. Теперь стало понятно происхождение многочисленных вмятин на поверхности старого водопроводного аксессуара. Кусали его не раз и не два.

Усилия Дзена скоро были вознаграждены – с глухим рокотом из-под земли вырвался настоящий фонтан, несущий комья земли и хвою, остро воняющий железом, который повис в воздухе водяной пылью, породив маленькую черно-белую радугу.

Подождав, пока не заполниться естественная выемка в земле и не образуется маленькое мутное озерцо, животные начали пить. Кто чинно и спокойно, кто устало и замедленно, а кто (Чак) шумно и с нетерпением. Красноцветов остановился на берегу прудика и посмотрел в колышущуюся воду – оттуда на него печально глядел серый бородатый эрдель, который, впрочем, был удивительно похож на Алексея Сергеевича. Собачья эта морда удивительным образом переняла многие человеческие черты Красноцветова, так что с самоидентификацией проблем не возникало.

После того, как все напились и блаженно развалились в теньке, Дзен завернул кран обратно. Алексей мрачно глядел, как желанная влага впитывается обратно в сухую почву.

Дзен перехватил его взгляд, сказал:

– Так надо, берем понемногу, иначе на подстанции заметят утечку и пришлют патруль.

Фонтан иссяк с негодующим клокотанием.

– Если ручьи звенят в трубах, – сказал Красноцветов, – то беспечно пасущаяся дичь…

– Беспечно пасется за решеткой в зверофермах Мясника, – окончил за него Дзен.

– Теперь я, кажется, понимаю, почему вы отправились в свой поход, – сказал Алексей Сергеевич и со стоном воздел себя на лапы.

Ближе к вечеру тракт расширился и пахнуло далеким жильем. К этому времени все уже выбились из сил и едва тащились. Больше всех утомились коротконогая Дося и массивный, не склонный к быстрому передвижению Дзен. Мелкий Чак, напротив, топал как заведенный.

Патрулей больше не попадалось, да и вообще тракт казался опустевшим. Дзен сказал, что основное население живет подле дворца Мясника, там, по крайней мере, не бывает перебоев с водой.

В какой то миг дорога пошла в гору, миновала пахнущее вереском и паутиной редколесье, и миг побалансировав на вершине холма, побежала вниз. Звери же на гребне остановились.

– Собачий хутор, – сказал Дзен, – нам повезло, я думал, не успеем до темноты.

Красноцветов смотрел вниз на нелепое сооружение, которое и являлось постоялый двором.

• Предыдущая
• 37/138
• Следующая