Душной ночью в Каролине - Болл Джон - Страница 17

• Предыдущая
• 17/40
• Следующая

– А почему вы выбрали такой поздний час?

– Из-за жары. Она была просто невыносимой. А у меня машина без кондиционера, вот я и отправился с вечера – я не гнался за расстоянием, мне хотелось проехать сколько возможно в пределах разумного и в то же время чувствовать себя комфортно.

– Ну что же, сэр, мне остается задать вам последний вопрос: когда вы проезжали через Уэллс, не попалось ли вам на глаза что-нибудь необычное? Я понимаю, вы не видели тела на шоссе, иначе бы вы остановились. Но, может быть, вы заметили что-нибудь другое, имеющее значение для расследования? Прохожих? Признаки того, будто здесь что-то происходит?

Готтшалк отрицательно покачал головой:

– Мне не хочется, чтобы у вас складывалось впечатление, будто я стараюсь остаться в стороне, но я действительно не заметил ничего такого. По сути дела, город показался мне просто вымершим, если можно так выразиться.

Тиббс поднялся:

– Вы очень помогли нам, сэр, и мы испытываем глубокую признательность за то, что вы потратили на нас столько времени.

Готтшалк вскочил на ноги:

– Я могу идти?

– Конечно, сэр. Согласно закону, вы могли поступить так в любую минуту и даже не были обязаны приходить сюда. Надеюсь, это было сразу понятно и вы восприняли наше приглашение только в порядке просьбы.

– Честно говоря, – ответил Готтшалк, – у меня создалось несколько иное впечатление. Я решил, что попался в какую-нибудь местную ловушку с превышением скорости или нарвался на другое крючкотворное правило, ну, вы знаете, как это бывает. Я уже приготовился заплатить штраф.

– Мистер Гиллспи и другие влиятельные лица Уэллса никогда не прибегают к подобным вещам. Позвольте официально сообщить вам, что вы совершенно свободны от подозрений.

– Ну что же, спасибо, я желал бы всем полицейским быть похожими на вас. И если можно так выразиться, никого не задевая, я рад видеть, что демократия делает успехи на Юге не только на словах всяких политиков. До свидания, джентльмены.

Кабинет опустел, но Гиллспи сделал жест Тиббсу, чтобы тот остался. Он не предложил ему вновь присесть, и Тиббс, стоя, ждал, когда все отойдут подальше от дверей. Затем Гиллспи взял со стола карандаш и стал вертеть его в пальцах.

– Вирджил, я разрешил тебе вести беседу, потому что сам закрепил за тобой дело Мантоли, но, по-твоему, сказать этому человеку, что он свободен от всяких подозрений, страшно остроумно? Он работает в очень важной компании. Предположим, он сообщит там обо всем, а он вполне может это сделать, ну и как ты будешь выкручиваться, если вдруг обнаружишь, что он знает больше, чем признался сейчас? – Гиллспи откинулся на спинку кресла. – А пожалуй, так оно и есть, попробуй только пораскинуть мозгами. Этот тип, как он и сам признался, проехал через наш город, прямо по тому месту, где Сэм нашел тело… я хочу сказать, где мистер Вуд нашел тело. И после него ни в ту, ни в другую сторону не прошло ни единой машины. Не спорю, он не похож на виновного, но он был на месте преступления приблизительно в то время, когда оно совершилось. Ты ведь помнишь, что сказал на этот счет доктор? Указанное им время смерти точно совпадает с тем моментом, когда твой дружок Готтшалк должен был проезжать мимо, а ты объявил ему, что он официально вне подозрений.

Если Тиббс и дрогнул, то не показал виду.

– Вы привели очень резонные доводы, мистер Гиллспи, и я был бы полностью с вами согласен, если бы не одно обстоятельство.

– Что же это такое, Вирджил?

– Мантоли был убит вовсе не там, где нашли тело.

В четыре часа дня Сэм Вуд зашел на службу узнать, как идут дела. Войдя в дверь, он поймал выразительный взгляд Пита, перешедшего теперь на дневное дежурство, и прямиком зашагал в умывальную, где через несколько секунд оказался и Пит.

– Сегодня утром твой дружок Вирджил посадил Гиллспи в здоровенную лужу, – доверительно сообщил Пит.

Сэм глянул поверх туалетных кабинок и удостоверился, что там никого нет.

– Что же произошло? – спросил он.

– Насколько мне известно, Гиллспи выкопал еще одного подозреваемого, а Вирджил и этого спустил вниз по речке.

– Еще одного подозреваемого? – переспросил Сэм.

– Да, какого-то малого, который проезжал тут как раз в ночь убийства. Его приметил Ральф – ну, парень из закусочной на шоссе, а Гиллспи распорядился, чтобы этого человека привели сюда. Потом он свалил допрос на Вирджила, а Вирджил отпустил того на все четыре стороны.

– И Гиллспи позволил ему встать и уйти?

– То-то и оно. Потом у Вирджила и Гиллспи был небольшой разговор…

– Кто бы сомневался, что был!

– Нет, совсем в другом смысле, самый что ни на есть приятельский разговор. Вирджил как-то разобъяснил все Гиллспи; когда Арнольд проходил мимо кабинета, Гиллспи внимал Вирджилу смиренный, как Моисей. Арнольд не уловил, о чем они толковали, но, наверное, о чем-нибудь важном. Может, как-то удастся узнать об этом у Вирджила? Спросить, продвинулось ли дело, проявить интерес к его работе.

– А он здесь?

– Нет, он весь день не показывался. Залез в свой дряхлый автомобиль, который ему тут устроили, и укатил. А куда, никому не известно.

– Может, он соскучился в одиночестве и двинул поискать какую-нибудь черномазенькую красотку, чтобы поразогреться. – Едва сказав это, Сэм устыдился своих слов. Ему мучительно захотелось, чтобы они никогда не были произнесены.

– Ну-у, не знаю, – протянул Пит. – Уж больно он смышлен для черномазого. Готов спорить, он сейчас каким-то образом работает на дело.

Сэм поспешил оговориться и был рад, что сумел взять свои слова обратно.

– Я пошутил. Вирджил – малый в порядке. Меня не удивит, если он выйдет молодцом в этом деле.

– Один черт, Гиллспи все присвоит себе.

– Ну, в любом случае Вирджил не дурак.

– Самый толковый черный, которого я когда-нибудь видел, – заключил Пит и добавил в виде особой похвалы:

– Ему бы надо родиться белым.

Сэм согласно кивнул.

Несмотря на жаркий день и вроде бы естественную в домашней обстановке неофициальность, преподобный Амос Уайтберн был в своем черном облачении. Гостиная выглядела бедно и тускло, и казалось, в ней ничего не менялось десятилетиями. Дешевый ковер был давно вытерт, и драпировки на окнах просвечивали насквозь. Но крошечный кабинет был опрятен и пристоен, насколько позволяла никуда не годная мебель.

– За все время моего служения этой общине, – сказал преподобный Уайтберн командирским басом, – полиция впервые обратилась ко мне за советом. Я расцениваю это как большую честь.

– Наверное, – любезно предположил Тиббс, – ваше духовное руководство было настолько успешным, что у полиции никогда не возникало в этом нужды.

– Вы очень добры, мистер Тиббс, но боюсь, дела обстоят не совсем так. Вы хорошо знакомы с нашим Югом?

– Я бываю тут только по необходимости, – ответил Тиббс. – Здесь живет моя мать. Мне хотелось бы уговорить ее переехать в Калифорнию, где я смогу лучше устроить ее жизнь, но она уже очень стара, и потом здесь, на Восточном побережье, у нее есть и другие дети.

– Понимаю, – кивнул пастор, и его густой голос заполнил почти все уголки маленькой комнаты. – Некоторым из наших соплеменников, которые провели здесь всю жизнь, очень трудно акклиматизироваться в другом месте.

Тиббс продолжал:

– Как вы, должно быть, знаете, двое суток назад тут убили одного человека. Я расследую это убийство, разумеется, в законном порядке. В данный момент мне нужно выяснить две вещи – место, где было совершено преступление, и, если удастся, орудие убийства.

Преподобный Уайтберн весь подался вперед, и кресло заскрипело под его тяжестью.

– Насколько мне известно, бедняга встретил свою судьбу на шоссе.

– Вовсе нет, – сказал Тиббс.

Пастор задумчиво потер массивный подбородок.

– Вы можете что-нибудь прибавить? – спросил он.

– Этот разговор носит официальный характер, – предупредил Тиббс, – и должен остаться между нами.

• Предыдущая
• 17/40
• Следующая