Король бродяг - Стивенсон Нил Таун - Страница 13
- Предыдущая
- 13/69
- Следующая
Путники приближались к Линцу. Монастыри, богатые усадьбы и посёлки встречались теперь всё чаще. В середине гневной проповеди об участи белых невольников в Северной Африке Джек (просто из желания проверить, что будет) замедлил шаг перед воротами особо мрачной готической обители. Оттуда доносилось заунывное пение монахинь. Внезапно Элиза резко сменила тему.
– Начиная фразу, – заметил Джек, – ты рассказывала о процедуре внесения поправок в устав Общества британских невольников, затем плавно переключилась на то, как целый корабль индийских танцовщиц сел на мель рядом с замком мальтийских рыцарей. Уж не боишься ли ты, что я брошу тебя здесь или продам какому-нибудь крестьянину?
– Что тебе до моих чувств?
– А ты не думаешь, что в монастыре тебе было бы лучше?
Судя по всему, Элиза прежде об этом не думала, но сейчас задумалась. Личико её наполнилось самым очаровательным испугом и обратилось к воротам обители.
– О, я свои обещания выполню. Проболтавшись столько лет на ногах у висельников, я научился ценить честное слово. – Джек на мгновение замолчал, перебарывая смешок. – Да, преимуществ в путешествии с Джеком Куцым Хером много: никто надо мной не властен. У меня есть ботфорты, сабля, топор и конь. Я не могу покуситься на твою честь. Мне ведомы тайные тропы контрабандистов. Я знаю арго и язык жестов, на котором общаются вагабонды, составляющие (если позволено выразиться поэтически) тайную сеть, что передаёт информацию по всему миру и действует безотказно, даже если какие-то части её повреждены. Благодаря ей я знаю, через какие страны можно идти без опаски, а в каких жестоко преследуют бродяг. Тебе достался не худший спутник.
– Так почему же ты говоришь, что мне было бы лучше здесь? – Элиза кивнула на монастырь, тянущийся к дороге готическими флигелями, словно жук – жвалами.
– Некоторые сказали бы, что я должен был предупредить раньше: ты пустилась в путь с человеком, которого в большинстве стран могут схватить и повесить без разбирательства.
– О-о-о! Ты ужасный преступник?
– Лишь отчасти – но не поэтому.
– Так почему же?
– Я принадлежу к определенному типу – дьяволов бедняк.
– Ой.
– Стыдно признаваться, однако в опьянении от боя и бренди я показал тебе другой мой секрет и не думаю, что могу упасть в твоих глазах ещё ниже.
– Что такое дьяволов бедняк? Ты сатанист?
– Если бы! Нет, это английское выражение. Есть два вида бедняков – Божьи и дьяволовы. Божьим беднякам – вдовам, сиротам и бежавшим из плена смазливым белым невольницам – можно и нужно помогать. Чертовым беднякам помогать бесполезно – только деньгам перевод. Разницу между этими двумя категориями признают все цивилизованные страны.
– Думаешь, тебя повесят прямо здесь?
Они остановились на холме над поймой Дуная. Внизу лежал Линц. После ухода войск он сжался раз в десять, до своих обычных размеров: на земле остался шрам вроде розовой кожицы на месте отпавшего струпа.
– Сейчас тут должно быть более или менее ничего – много солдат возвращается через этот край. Всех не перевешаешь – верёвки в Австрии не хватит. Я насчитал полдюжины висельников на деревьях у городских ворот и ещё столько же голов на стенах – умеренно низкое количество для города такого размера.
– Тогда на рынок, – объявила Элиза, сверкая глазами.
– Ага. Въезжаем в город, находим улицу торговцев страусовыми перьями и идём от лавки к лавке, выбирая, кто больше даст?
Элиза сникла.
– В том-то и беда с редким товаром, – сказал Джек.
– И что ты думаешь делать?
– О, любой товар можно продать. В каждом городе есть улица, где купят что угодно. Мое дело – знать эти улицы.
– Джек, какую цену даст скупщик краденого? Мы очень сильно прогадаем.
– Зато у нас будет в карманах серебро, девонька.
– Может, потому ты и дьяволов бедняк, что, заполучив ценную вещь, пробираешься в город, как человек, которого ждёт наказание, и идешь к последнему барыге, который работает даже не на самого перекупщика, а на его посредника.
– Заметь, я жив, свободен, при ботфортах, сберёг почти все части тела…
– И приобрёл французскую хворь, которая сведёт тебя с ума, а затем и в могилу за несколько лет.
– Это больше, чем я прожил бы в таком городе, выдавая себя за купца.
– Я клоню к другому – ты сам сказал, что наследство для сыновей надо скопить сейчас.
– Что я и предлагаю. Или у тебя есть предложение получше?
– Надо отыскать ярмарку, на которой мы сумеем сбыть перья непосредственно торговцу роскошью – такому, который отвезёт их в Париж и продаст знатным дамам и господам.
– О да. Такие торговцы всегда рады вести дела с бродягами и беглыми невольницами.
– Ой, Джек, надо просто одеваться, а не издеваться.
– Есть некоторые чуткие ранимые люди, которые сочли бы это замечание обидным. По счастью, я…
– Ты не задумывался, почему каждое мое движение сопровождается шелестом и шуршанием? – Элиза продемонстрировала.
– Воспитание не позволяло мне осведомиться о фасоне твоего белья, но коли ты сама завела этот разговор…
– Шёлк. Под бурнусом на мне намотано с милю шёлка. Я украла его в лагере вазира.
– Шёлк. Слыхал о таком.
– Иголка, немного ниток, и я стану знатной дамой с головы до пят.
– А я кем? Придворным недоумком?
– Моим слугой и телохранителем.
– О нет…
– Только для видимости! Небольшой спектакль ради дела! Всё остальное время я буду твоей преданной слугой, Джек!
– Что ж, знаю, ты любишь сказки, и не прочь разыграть с тобой короткий спектакль. Только прости, пожалуйста, но разве на то, чтобы сшить наряд из турецкого шёлка, не требуется долгое время?
– Джек, много на что требуется время. Это займёт всего несколько недель.
– Несколько недель… А ты знаешь, что в здешних краях бывает зима? И что сейчас октябрь?
– Джек?
– Элиза?
– Что твоя аргоговорящая сеть сообщает о ярмарках?
– Они по большей части проводятся осенью и весной. Нам нужна лейпцигская.
– Правда? – На Элизу эти слова, видимо, произвели впечатление. Джеку стало приятно – дурной знак. Если для тебя единственная радость – произвести впечатление на конкретную девушку, значит, пиши пропало.
– Да, потому что там восточные товары, привезённые из Турции и России, меняют на западные.
– Скорее на серебро – кому нужны западные изделия!
– Правда твоя. Старые бродяги тебе скажут, что парижских купцов лучше грабить по пути в Лейпциг, когда они везут серебро, нежели на обратном пути, когда они нагружены товаром, который ещё поди сбудь. Хотя молодёжь возражает, что серебро теперь вообще никуда не возят: расчёты совершаются в обменных векселях.
– В любом случае Лейпциг – то, что нам надо.
– За исключением одной мелочи: осенняя ярмарка закончилась, а до весенней надо пережить зиму.
– Помоги мне пережить зиму, Джек, и весной в Лейпциге я выручу тебе вдесятеро против того, что ты получил бы здесь.
Настоящий бродяга так не поступил бы. Ошибка многократно усугублялась перспективой провести столько времени с одной определённой девушкой. Однако Джек сам загнал себя в ловушку, когда упомянул сыновей.
– Всё обдумываешь? – спросила Элиза некоторое время спустя.
– Давным-давно бросил, – отвечал Джек. – Сейчас я пытаюсь вспомнить, что знаю о местности отсюда до Лейпцига.
– И что же ты пока вспомнил?
– Только что мы не увидим никого и ничего старше пятидесяти лет. – Джек двинулся к парому через Дунай. Турок следовал за ним. Элиза ехала молча.
Богемия
осень 1683
В трёх днях езды от Дуная дорога сузилась до колеи в тощей древесной поросли, заглушаемой высоким бурьяном. Бурьян кишел насекомыми и шевелился от невидимых зверьков. Джек вытащил янычарскую саблю из одеяла, в которое та была завернута с самой Вены, и смыл в ручье засохшую кровь. Стоя в ярком солнечном свете, по колено в бурой воде, он нервно тёр саблю и встряхивал ею в воздухе.
- Предыдущая
- 13/69
- Следующая