Где-то там - Блэтти Уильям Питер - Страница 5
- Предыдущая
- 5/25
- Следующая
— Мне предложили тройные комиссионные, Терри. Это долбаная цифра с шестью нулями!
— Неужели нужно непрерывно употреблять непечатные слова, бесценная?
— Нужно!
— В таком случае ты могла хотя бы произносить их на французский манер: «делбен», «фе-е-ек» или что-то в этом роде, — упрекнул Теренс, рассеянно разглядывая картину: вихреобразную мешанину разных оттенков ярко-желтого.
Фриборд, потеряв терпение, вскочила и приблизилась к нему.
— Ты у меня в долгу, Терри!
Терри поднял кисть и нацелился в холст.
— Ну вот, началось. Психическая атака на мою больную совесть.
— Отрицаешь, что обязан мне?
— Зигмунд Фрейд убил бы за такой дар.
Фриборд протиснулась между мольбертом и Терри и вызывающе подбоченилась.
— Ты смеешь это отрицать?
Теренс опустил глаза на свои ярко-красные теннисные туфли «Найк» и, покачав головой, вздохнул.
— Нет, не отрицаю, — признал он. — Я бесконечно тебе благодарен. Сколько бессонных ужасных ночей ты провела рядом, подставляя плечо, когда мне это больше всего было нужно, плечо, не подбитое ни тайной завистью, ни злобой, ни ложью. Ты честна, верна и преданна, и единственное живое существо, которому я могу полностью довериться, моя Джоан, и к тому же совершенно непредсказуемое. Но боюсь, что в этом случае должен разочаровать тебя отказом.
— Ради всего святого, это не более чем газетная статья, Терри! Какое отношение имеет разбитое сердце к гребаной статье?
Теренс с некоторым недоумением воззрился на нее.
— Типа того, что это как бы не книга, верно? — пояснила она.
— Не книга, — глухо подтвердил он.
— Тогда к чему этот взгляд?
— Какой взгляд?
— Такой.
— Пытаюсь отыскать источник твоего зловещего коварства.
— Что? О чем ты? Что значит «зловещее»?
— Все, относящееся к национальному правительству! — рявкнул Теренс, принимаясь рисовать.
— А, это что-то вроде «голубой» шуточки?
— Если желаешь.
— Брось, Терри. Перестань ломаться и напиши статью.
— Мне очень хотелось бы, но это невозможно.
— При всем при том, что дерьмовая сделка чертовски важна для меня?
— Да.
— И все из-за какого-то фе-е-екинг амбала-тяжеловеса, которого ты подобрал в парке, пока тот кормил стероидами несчастных голубей? Не вешай мне лапшу на уши!
— Моя дорогая Джоанн, дело не только в Роберте, — снова вздохнул автор.
Фриборд подозрительно нахмурилась: и в манере, и в голосе приятеля было нечто уклончивое.
— Тут много чего еще, — добавил он.
— Да неужели?
— Именно.
— Может, все-таки выложишь все начистоту?
— Я бросил писать.
— Как это?
— Бросил, и все. Навсегда.
Фриборд схватилась за лоб и театрально воскликнула, как ей казалось, на французский манер:
— Маман твою!
— Это слишком трудно понять человеку постороннему, — развел руками Дир. — Приходится принимать миллион решений. Знаешь, что писал в своем дневнике Оскар Уайльд? «Сегодня у меня был чудесный день. Вставил запятую, вычеркнул, потом решил снова вставить». Джоан, искусство писателя — суета сует.
— Ни за что не поверю, Терри.
— Это тяжелый умственный труд. С некоторых пор я считаю себя художником.
Раздраженный взгляд Фриборд остановился на холсте со спиралевидными желтыми завихрениями. Н-да, ну и бред!
— И что это такое, по-твоему, Терри?
— "Отдых лимонов".
Фриборд, испуганно отшатнувшись, вырвала кисть у него из рук.
— Опять пользуешь ЛСД, Терри?
— Не будь идиоткой, — фыркнул тот.
— Больше никаких верблюдов в дешевых платьях из оранжевой тафты, клянущихся, что они и есть Свидетели Иеговы, прокравшихся в дом, чтобы поговорить о твоем творчестве?
— В тебе нет ни капли обычной порядочности, не говоря уже о такте!
— И что из этого?
— И все потому, что я бросил писать?
— Да-да-да! Сначала Роберт и разбитое сердце, потом вдруг «литература — это сплошной напряг и заморочки», а ты — второй Пикассо. Блин, все это чистый бред, Терри! Ты просто боишься? Веришь в дурацких духов, так ведь?
— Что за чушь!
Однако щеки Дира заметно порозовели. Взявшись за кисть, он снова потянулся к холсту.
— Слушай, честно говоря, я просто не могу уехать и бросить собак на произвол судьбы.
— Точно, бред!
— Ничего подобного, — настаивал Дир.
— Ты порушишь мою жизнь ради паршивых маленьких поганок?
Дир повернулся и негодующе уставился на нее.
— Смею я предположить, что под «паршивыми маленькими поганками» ты подразумеваешь моих идеально воспитанных наимилейших игрушечных пудельков Помпетт и Марию Идальго Лебланш?
Фриборд ответила таким же разъяренным взглядом. Вероятно, со стороны они представляли довольно забавное зрелище, поскольку ее лицо находилось всего в нескольких дюймах от его груди.
— Можешь их захватить.
— Прошу прощения?
— Возьми их с собой. То есть собак.
— Взять собак?!
В голосе Теренса отчетливо слышались панические нотки.
— Ну да, мы повезем их туда.
— Ничего не получится.
— Не получится?
— Абсолютно ничего.
— Почему бы это?! — осведомилась Фриборд.
— Сам не знаю.
— Не знаешь? Так вот что я тебе скажу: у тебя мозги от страха расплавились и завоняли, жопа ты литературная! Небось и спишь при свете, пылающий хрен!
— Хрен — непристойное выражение, — холодно заметил Дир.
— Ничего, не развалишься! — огрызнулась Фриборд.
— Грязный язык! Не говоря уже о том, что твои гнусные и мерзкие оскорбления, мисс Кто-бы-вы-ни-были, совершенно абсурдны, если не жалки!
— Зато попали не в бровь, а в глаз?
Писатель побагровел.
— Почему бы тебе не найти кого-то другого? — проныл он. — Господи, Джоанн, да «Вэнитис» даст тебе кого угодно, только выбирай.
— Они и выбрали.
— Как?! Что это ты несешь?
Они сидели за столиком у окна в голландском баре отеля «Шерри». Пяти еще не пробило, и почти все остальные столики были пусты.
— Погоди, — велела Фриборд, роясь в сумочке. — Где-то тут завалялся снимок этого дома, ну просто как из ужастика. Сейчас найду.
Расстроенный, выбитый из колеи издатель «Вэнитис» украдкой метнул тревожный взгляд на дверь, через которую как раз входил очередной посетитель. Слава Богу, незнакомый.
Нервно постукивая по зубам черенком незажженной пенковой трубки, он соизволил перевести глаза на Фриборд.
— Четверо проводят ночи в доме с привидениями, — продолжала она, — и первая журнальная статья Терри, ну разве не событие?!
Официант поставил перед ней на белоснежную скатерть бокал с ледяным коктейлем «Манхэттен» и предложил издателю шардонне.
— Спасибо, — пробормотал Редмунд. В его широко открытых, чуть навыкате глазах начинала закипать зарождающаяся истерия. Как только официант удалился, он немедленно нагнулся к уху Фриборд.
— Не считаешь, что мы должны поговорить о том, что случилось на вечеринке?
— А что там случилось? — рассеянно вопросила она, все еще не оставляя попыток найти фото, но тут же резко вскинула голову, потрясенная внезапным озарением.
— Ах, ЭТО!
Ее взметнувшиеся руки накрыли ладони Редмунда, нежно сжали пальцы.
— О да, Джим! Только об этом я и хочу думать и говорить! Ну же, давай побыстрее покончим с этой статьей и вернемся к реальной жизни... то есть к нам обоим! Тебе нравится идея? Ты ее опубликуешь?
— Весьма интересная мысль, Джоан, — согласился Редмунд.
Фриборд отпустила его руки, развалилась на стуле и уныло согласилась.
— Так оно и есть.
Слишком хорошо она знала, что означает это выражение.
— Но это не совсем в духе журнала, — умоляюще пробормотал Редмунд. — Слушай, Джоан. Та ночь... просто невероятно.
— Ага.
— Поразительно. Ничего более волнующего в жизни не испытывал.
— Да, я тоже, — поддакнула Фриборд, тупо уставившись на декоративный фонтанчик как раз напротив отеля «Плаза».
— Но это ужасная ошибка, любимая, так нельзя, — промямлил Редмунд. — Я все обдумал сегодня утром, пока бегал в парке, и...
- Предыдущая
- 5/25
- Следующая