Интриганка - Шелдон Сидни - Страница 55
- Предыдущая
- 55/104
- Следующая
– Нет, Доминик, спасибо, не могу.
– Но почему?
Как ей объяснить?! Раньше, в самом начале, Тони мог бы сказать Доминик, что богат, но сейчас... Слишком поздно. Решит, что он все время смеялся над ней.
– Не хочу жить за твой счет, – выдавил наконец Тони. – Я и так тебе многим обязан.
– Тогда я отказываюсь от своей квартиры и переезжаю сюда. Хочу быть рядом с тобой.
На следующий день она перевезла свои вещи к Тони и так начались самые счастливые дни в его жизни. Они существовали как на седьмом небе: по субботам уезжали за город, останавливались в маленьких гостиницах. Тони расставлял мольберт и рисовал пейзажи.
Доминик обычно приносила корзинку с заранее приготовленным завтраком. Они ели, долго отдыхали, наслаждаясь безлюдьем и тишиной, а потом, сплетясь в объятиях, падали в высокую траву. Тони никогда еще не было так хорошо. Он делал поразительные успехи. Даже мэтр Канталь, показав как-то студентам одну из работ Тони, сказал:
– Взгляните на это тело. Оно дышит.
Тони с трудом дождался, пока они с Доминик останутся наедине:
– Вот видишь! Это потому, что каждую ночь я держу модель в своих объятиях!
Доминик весело засмеялась, но тут же вновь стала серьезной.
– Тони, думаю, тебе совсем ни к чему еще три года учиться! Ты уже законченный художник. Все в школе знают это, даже Канталь.
Но Тони опасался, что так и останется заурядностью, одним из многих, а его работы затеряются в потоке безликих картин, каждый год выставляемых в витринах и галереях. Сама мысль об этом была невыносима.
«Самое главное – выиграть, Тони. Стать победителем. Помни об этом!»
Иногда, закончив работу, Тони был вне себя от счастья и почти не сомневался в том, что обладает талантом, но бывали дни, когда, глядя на полотно, думал:
«Какая жалкая любительская мазня!»
Но, чувствуя постоянную поддержку Доминик, он обретал все большую уверенность в себе. К этому времени у него накопилось уже почти две дюжины готовых работ: пейзажи, натюрморты, портрет лежащей под деревом обнаженной Доминик: солнечные лучи сплелись прихотливым узором на безупречном теле. На заднем плане виднелись небрежно брошенные мужской пиджак и рубашка, и зритель понимал, что женщина застыла в ожидании возлюбленного.
Увидев впервые картину, Доминик воскликнула:
– Ты должен выставить свои работы!
– Это безумие, Доминик! Я еще не готов.
– Ошибаешься, дорогой! Я знаю, что права.
Придя домой на следующий день, он застал гостя, Антона Герга, худого мужчину с огромным животом и зеленоватыми глазами навыкате. Он оказался владельцем и директором «Галери Герг», скромного выставочного зала на улице Дофин. По всей комнате были расставлены картины Тони.
– Что здесь происходит? – спросил хозяин.
– Происходит то, месье, – закричал Герг, – что я считаю ваши работы просто шедеврами!.. – И, хлопнув Тони по плечу, добавил: – Буду счастлив выставить их в моей галерее.
Тони нерешительно взглянул на Доминик; лицо девушки сияло.
– Я... я не знаю, что сказать.
– Вы уже все высказали, месье. Этими полотнами, – ответил Герг.
Тони и Доминик полночи провели в спорах.
– Это совсем еще любительские картины. Критики меня уничтожат!
– Не говори так, любимый! Поверь, они превосходны! Да и галерея совсем маленькая. Туда мало кто приходит. Ни о чем не беспокойся! Месье Герг ни за что не предложил бы выставить полотна, если бы не верил в тебя. Он, как и я, считает, что ты будешь великим художником.
– Ну хорошо, – сдался наконец Тони. – Кто знает, а вдруг даже удастся продать что-нибудь!
– Вам телеграмма, месье, – окликнула консьержка.
Тони развернул листок.
«Прилетаю Париж субботу. Жду к ужину. Целую. Мама».
Первое, что пришло в голову Тони, когда он увидел входящую в студию мать, было: «Какая все-таки красивая женщина!»
Кейт было уже за пятьдесят, но черные волосы, прошитые серебряными прядями, не были выкрашены, а вся она излучала жизненную силу и энергию. Тони как-то спросил мать, почему та не вышла замуж во второй раз, она тихо ответила:
– В моей жизни было только двое мужчин – твой отец и ты.
И вот сын и мать снова были вместе после долгой разлуки.
– Т-так х-хорошо снова увидеть т-тебя, м-мама, – пробормотал Тони.
– Сынок, ты великолепно выглядишь! И бороду отрастил! – засмеялась Кейт, потрепав Тони за волосы. – Похож на молодого Эйба Линкольна! Кстати, тут у тебя стало гораздо чище! Слава Богу, наконец-то догадался нанять хорошую прислугу. Совсем другое дело!
Кейт подошла к мольберту, на котором стояла незаконченная картина, и долго смотрела на полотно. Тони нервно переминался с ноги на ногу, ожидая, что скажет мать.
– Это великолепно, Тони. Просто великолепно, – тихо прошептала она наконец, не пытаясь скрыть, как горда за сына. Она прекрасно разбиралась в живописи и была потрясена его талантом.
– Покажи остальные, – попросила мать.
Целых два часа они вместе рассматривали картины. Кейт подробно, без всякого снисхождения обсуждала каждую. Она пыталась, чтобы сын жил по ее указке, и проиграла, но Тони восхищался мужеством, с которым мать приняла поражение.
– Постараюсь организовать выставку, – пообещала Кейт. – Я знаю нескольких посредников...
– Спасибо, м-мама, н-не с-стоит; в с-следующую п-пятницу – в-вернисаж.
Кейт бросилась Тони на шею:
– Потрясающе! В какой галерее?
– «Галери Герг».
– Никогда о ней не слышала!
– М-маленький зал, но, боюсь, я еще не г-готов к настоящим показам.
Кейт показала на портрет Доминик:
– Ошибаешься, Тони. Думаю, эта...
– Хочу тебя, как сумасшедшая, дорогой! Раздевайся поскорее!
Но тут Доминик увидела Кейт.
– О черт! Простите. Не... знала, что ты не один, Тони!
Последовало неловкое молчание.
– Доминик, это моя м-мать. М-мама, познакомься, это Доминик Массо.
Женщины безмолвно, изучающе смотрели друг на друга.
– Здравствуйте, миссис Блэкуэлл.
– Только сейчас восхищалась вашим портретом, – обронила Кейт многозначительно.
Все опять умолкли, не зная, как загладить неловкость.
– Тони уже сказал вам о выставке, миссис Блэкуэлл?
– Да, это просто великолепно!
– Т-ты с-сможешь остаться, м-мама?
– Все отдала бы, чтобы только посмотреть, но послезавтра в Йоганнесбурге собирается совет директоров, и мне обязательно нужно там быть. Знай я заранее, обязательно перенесла бы совещание на другой день.
– Н-ничего, – кивнул Тони. – Я понимаю.
Он сильно нервничал: вдруг матери придет в голову сказать при Доминик еще что-нибудь о компании или пожаловаться на странное пристрастие сына к нищенскому существованию, но та целиком была поглощена картинами.
– Очень важно, чтобы выставку посетили нужные люди.
– Кого вы имеете в виду, миссис Блэкуэлл?
– Те, кто создает общественное мнение. Критики. Скажем, Андре д'Юссо.
Андре д'Юссо был одним из самых почитаемых во Франции художественных критиков, свирепым львом, охраняющим храм искусства, и всего одна статья могла навеки уничтожить или возвеличить художника. Д'Юссо приглашали на все вернисажи, но он посещал лишь немногие, самые известные галереи. Владельцы выставочных залов и художники трепетали в ожидании его рецензий. Д'Юссо был, кроме того, известен своим остроумием, и его словечки и меткие характеристики мгновенно распространялись по всему Парижу. Никого не ненавидели так, как Андре д'Юссо, но и уважением он пользовался огромным. И бешеные нападки, и уничтожающие остроты прощались ему за безошибочные суждения, за тонкое художественное чутье.
– М-мама в своем репертуаре! – объяснил Тони Доминик. – Андре д'Юссо не ходит в т-такие галереи, мама.
– О, Тони, он должен прийти! Если он захочет, назавтра сделает тебя знаменитостью!
– Или уничтожит.
– Неужели ты так не уверен в себе? – воскликнула Кейт.
– Ну конечно, уверен, – ответила Доминик, – только вряд ли месье д'Юссо захочет посетить выставку.
- Предыдущая
- 55/104
- Следующая
