Тихий океан - Блон Жорж - Страница 16

• Предыдущая
• 16/53
• Следующая

Луи-Антуан де Бугенвиль, снискавший милость Людовика XV и ласку Людовика XVI, ставший членом Французской Академии во времена Директории, получивший звание сенатора и титул графа при Наполеоне, прежде всего был парижанином. В свое время дед его занимал должность прокурора в Шатле, отец был нотариусом в Париже. В 1741 году, когда нотариус стал членом городского магистрата, ему было пожаловано дворянство и герб: «на серебряном поле черный орел с распростертыми крыльями». Хотя Луи-Антуану было тогда всего двенадцать лет, эта честь, выпавшая на долю семьи, не прошла мимо сознания мальчика. Городской советник пожелал, чтобы оба его сына стали юристами. Старший, Жан-Пьер, не отличавшийся ни крепким здоровьем, ни энергией, оставался под крылышком отца и, получив прекрасное классическое образование, занял место адвоката в Королевском суде. Луи-Антуан, семью годами моложе своего брата, изучая право, втайне сравнивал разные военные мундиры и остановил свой выбор на форме Черных мушкетеров («служба, дающая доступ к королевскому двору и высоким должностям, если у вас есть определенное положение»). Не смея открыть своих планов отцу, Луи-Антуан рассказал о них брату, и тот отнесся к его признаниям сочувственно.

– Если б мне позволяло здоровье, я бы тоже стремился стать путешественником.

И он показал младшему брату рукопись «Жизнь Пифея Марсельского», написанную им по просьбе его новых друзей, Фрере и аббата Ротлена, ученых географов и историков, которые только и говорили о далеких неведомых землях. Луи-Антуан с восторгом прочитал сочинение брата и захотел познакомиться с его друзьями. Среди них были два математика, Клеро и Даламбер, они-то и пробудили в нем интерес к геометрии и алгебре.

Не без сожаления узнал отец, Ив-Пьер Бугенвиль, что сын его вступил в полк Черных мушкетеров, однако препятствовать этому не стал. Через три года мы видим Луи-Антуана в батальоне Пикардийской армии. В августе 1754 года он становится адъютантом знаменитого генерала Шевера. Потом его соблазняет дипломатическая служба, и, так как недостатка в покровителях и особенно покровительницах у этого статного, любезного и веселого человека не было, он вскоре отправляется в качестве секретаря посольства в Лондон вместе с герцогом Мирпуа, назначенным чрезвычайным послом.

Среди всей этой разнообразной деятельности Бугенвиль все же не забывал слов своего учителя математики, великого Даламбера:

– Ученые всего мира нуждаются в трактате об интегральном исчислении, а среди нас нет никого, кто мог бы успешно справиться с этой задачей.

Луи-Антуану было двадцать три года, когда он, человек несамонадеянный, но всем интересующийся и почти во всем одаренный, принялся писать – в свое свободное время! – «Трактат об интегральном исчислении», который в 1754 году вышел в свет и поразил своим совершенством всех математиков того времени. В двадцать шесть лет автор трактата был представлен в Парижскую Академию наук и избран членом Королевского научного общества в Лондоне.

После завершения дипломатической миссии Бугенвиль снова на военной службе в чине капитана драгунского полка, и, когда в Канаде начинается война между французами и англичанами, он совершает в качестве пассажира на борту «Единорога» свое первое большое плавание, чтобы присоединиться к армии маркиза Монкальма.

Сражались французы совсем неплохо, но у них во всем ощущался недостаток, и вот Монкальм снова отправляет своего адъютанта во Францию. Не за неспособность, конечно, а учитывая его большие связи при дворе.

– Постарайтесь получить для нас подкрепление.

Во Франции в то время ни о чем другом не говорили, как только о крушении союзов и предательстве прусского короля, оставившего нашу страну в изоляции и отдавшего ее потом в руки австрийцев[11]. Война казалась неизбежной. Поддержку Бугенвиль смог найти лишь у маркизы Помпадур, близкой приятельницы его дяди д'Арбулена. Ей удалось уговорить маршала Беллиля, военного министра, отправить за океан несколько войсковых частей. Заручиться согласием на их переброску предстояло у морского министра, бывшего генерал-лейтенанта полиции Беррье, человека энергичного, но несколько грубоватого. Он принял Бугенвиля холодно и отклонил его просьбу, выразив свой отказ знаменитой фразой:

– Сударь, когда горит дом, никто не думает о конюшнях!

Ответ Бугенвиля тоже заслуживает внимания:

– По крайней мере, господин министр, никто не посмеет сказать, что вы рассуждаете, как лошадь!

Не получив и четверти того, на что он рассчитывал, Луи-Антуан отбыл в Квебек на корабле «Шезин». В 1760 году подавленные численным превосходством противника французы капитулировали. Бугенвиль, как отпущенный на слово военнопленный, вернулся во Францию «без права участвовать в сражениях». Это обязательство, видимо, не было слишком строгим, поскольку с 1761 года Луи-Антуан смог принять участие в войне против прусского короля. Получив ранение, он в том же году вернулся в Париж.

Брат его Жан-Пьер, все сильнее страдавший от частых приступов астмы, нашел все же в себе силы помочь Луи-Антуану составить прекрасный проект передачи Франции островов, расположенных к востоку от аргентинского побережья, на которых уже обосновались выходцы из Сен-Мало (малуинцы), назвавшие острова Малуинскими. После потери Канады[12] это было жалкой компенсацией. Однако Малуинский архипелаг занимал важное стратегическое положение.

В 1773 году умер Жан-Пьер. К тому времени проект уже был принят, и Луи-Антуан в звании капитана первого ранга отправился на Малуинские острова, чтобы объявить их владением Франции. Но, увы, когда после завершения своей миссии Бугенвиль вернулся обратно, он узнал, что «его» острова были уступлены Испании и ему самому поручалось выполнить все формальности по их передаче.

В то время военным и одновременно морским министром был герцог Шуазель. Бугенвиль отправился к нему на прием.

– Господин министр, новая миссия, которую на меня возложили от имени короля, не слишком приятна. Разумеется, я ее выполню, но ведь всему миру известно, что мы уже потеряли Канаду, Луизиану, Гвиану и теперь вот теряем Малуинские острова. Чтобы несколько стушевать наши неудачи, мне кажется, нам необходим подвиг. Какое-нибудь значительное деяние.

– Какое же? – спросил министр.

– Кругосветное путешествие. Плавание вокруг земного шара с открытием новых земель. Я предлагаю идти к Малуинским островам и обратно вернуться через Тихий океан, как было задумано Магелланом.

Шуазель дает свое согласие, король также одобряет этот план. К тому времени путешествие вокруг света совершили двенадцать мореплавателей. Бугенвиль должен был стать тринадцатым и первым среди французов. Для своего плавания он получил два корабля – фрегат «Сердитый» и транспортное судно «Звезда». Маршрут и цели путешествия вплоть до нового приказа должны были оставаться государственной тайной.

Снаряжение научной экспедиции отчасти объяснялось также и тем, что в то время, в конце XVIII века, все еще оставалась вера в существование если не обширного Южного континента, который питал мечты географов и мореплавателей XVI века, то по крайней мере многочисленных «южных земель». Бугенвиль должен был от имени короля вступить во владение всеми землями, какие удастся открыть. Кроме того, ему поручалось собирать по пути все политические и военные сведения об английских, испанских и голландских поселениях, разбросанных на островах южных морей, и, наконец, – что было, может, самым важным – попытаться достать на Молуккских островах, несомненно оберегавшихся Голландией, «семена и драгоценные саженцы деревьев, дающих пряности». Высаженные на Иль-де-Франс (остров Маврикий), где климат примерно такой же, как и на Молуккских островах, эти растения могли бы хорошо прижиться, что будет, конечно, прибыльно для французской казны.

В плавании Бугенвиля принимали участие Пьер-Антуан Верон, королевский астроном, и Филибер Коммерсон, королевский медик, естествоиспытатель и ботаник. Медик-консультант его величества Пуассоньер потребовал, чтобы на судно вместе с ним доставили изобретенную им машину для опреснения морской воды, названную перегонным кубом. Этот аппарат очень заинтересовал философов, и Вольтер признавался в письме к Даламберу: «Неужели я могу умереть, так и не узнав в точности, опреснил Пуассоньер морскую воду или нет? Это было бы слишком жестоко!»

• Предыдущая
• 16/53
• Следующая