Психопат - Блох Роберт Альберт - Страница 6

• Предыдущая
• 6/33
• Следующая

– Извините, – произнес он. – Я тут укладывал Маму на ночь. С ней иногда приходится трудно.

– Вы сказали, что она больна. Мне бы не хотелось тревожить…

– Да нет, вы никого не потревожите. Она наверняка заснет сном младенца. – Мистер Бейтс повернул голову, бросил быстрый взгляд на лестницу и продолжал приглушенным голосом: – Она ведь здорова, физически здорова, понимаете? Но иногда на нее находит…

Он порывисто кивнул, затем улыбнулся.

– Давайте-ка ваш плащ, сейчас мы его повесим. Вот так. А теперь сюда пожалуйста…

Она последовала за ним по проходу под лестницей.

– Надеюсь, вы не будете против поужинать на кухне, – прошептал он. – Я там для нас двоих все приготовил как надо. Ну вот, садитесь, я сейчас налью вам кофе.

Кухня была украшением этого дома – застекленные шкафчики от пола до потолка, окаймляющие старомодную раковину с рукомойником. В углу раскорячилась большая печь. Но от нее шло благодатное тепло, а длинный деревянный стол радовал взгляд обилием закусок – колбасы, сыра, огурцов домашнего засола в стеклянных тарелках, расставленных на скатерти в красную и белую клетку. Мери сейчас не казалась смешной причудливая обстановка, и даже это неизменное, вышитое гладью изречение на стене не вызывало у нее раздражения.

ГОСПОДИ, БЛАГОСЛОВИ СЕЙ ДОМ.

Что ж, ладно. Это намного лучше, чем сидеть в одиночестве в какой-нибудь убогой забегаловке провинциального городка.

Мистер Бейтс поставил перед ней полную тарелку.

– Ну вот, кушайте, не стесняйтесь! Вы, должно быть, проголодались.

Проголодалась – ну еще бы! Она не заставила просить себя дважды и набросилась на еду, не обратив внимания, как мало ест он сам. Заметив, Мери ощутила легкое смущение.

– Но вы сами даже ни до чего не дотронулись! Вы наверняка уже поужинали раньше.

– Нет. Мне просто сейчас не хочется есть. – Он снова наполнил ее чашку. – Видите ли, Мама иногда меня здорово выводит из себя. – Он опять понизил голос, и опять прозвучали эти извиняющиеся нотки. – Наверное, я сам виноват – не очень-то хорошо ухаживаю за ней.

– Вы живете здесь совсем одни? Только вы и мать?

– Да. Больше никого. Так было всегда.

– Должно быть, вам тяжело приходится.

– Я не жалуюсь. Не поймите меня превратно. – Он поправил очки. – Отец ушел от нас, когда я бьет еще маленьким. Мама одна обо мне заботилась. Как я понимаю, у нее оставалось достаточно средств, чтобы как-то содержать нас, пока я не вырасту. Потом она заложила дом, продала участок и построила этот мотель. Мы здесь работали вместе, и дела шли неплохо, пока новое шоссе не отрезало нас от мира. Но на самом деле она начала сдавать задолго до этого. Пришла пора мне о ней заботиться, как она когда-то заботилась обо мне. Но иногда приходится непросто.

– А других родственников нет?

– Никого.

– И вы ни разу не женились?

Он сразу покраснел и опустил глаза на клетчатую скатерть.

Мери прикусила губу.

– Извините. Я не хотела лезть в чужие дела.

– Ничего, все в порядке. – Его голос был едва слышен. – У меня никогда не было жены. Мама… у нее были смешные представления… об этом. Я, я даже никогда раньше не сидел за одним столом с такой девушкой, как вы.

– Но…

– Звучит как-то странно, правда, сейчас, в наше время? Я это знаю. Но ничего не поделаешь. Я каждый раз повторяю себе, что без меня она будет беспомощной, но, может быть, на самом деле я сам буду еще более беспомощным без нее.

Мери допила кофе, достала из сумочки сигареты и протянула пачку Бейтсу.

– Спасибо, нет. Я не курю.

– Вы не против, если закурю я?

– Нет, нет, пожалуйста. – Он замялся. – Я бы предложил вам что-нибудь выпить, но, видите ли, Мама не терпит спиртного в своем доме.

Мери откинулась на стуле, глубоко затянулась. Она вдруг почувствовала прилив сил, уверенность. Удивительно, что могут сделать с человеком немного тепла, покоя и вкусной еды. Час назад она была одинокой, жалкой, заброшенной, испуганной и неуверенной. Сейчас все изменилось. Может быть, ее настроение изменилось, когда она слушала Бейтса. На самом деле, это он был одиноким, заброшенным и испуганным. По контрасту она чувствовала себя выше его на две головы. Именно это заставило ее заговорить.

– Вам запрещено курить. Вам запрещено пить. Вам запрещено встречаться с девушками. Что же вы делаете, кроме того, что управляете мотелем и ухаживаете за своей матерью?

Очевидно, он не заметил ее тона.

– О, мне есть чем заняться, правда. Я очень много читаю. И у меня есть другие хобби. – Он поглядел вверх на полку, и Мери перехватила его взгляд. Оттуда посверкивала глазами-бусинами белка. Чучело белки.

– Охота?

– Да нет. Просто набиваю чучела. Джордж Блунт дал мне эту белку. Он застрелил ее. Мама не хочет, чтобы я вертел в руках всякое оружие.

– Мистер Бейтс, простите, что говорю об этом, но сколько еще вы собираетесь продолжать такую жизнь? Вы взрослый мужчина. И конечно, понимаете, что нельзя вести себя как маленький мальчик до конца дней. Простите за грубость, но…

– Я все понимаю. Я сознаю, какая у нас создалась ситуация. Я ведь уже говорил вам, я много читал. И знаю, что говорит о подобных вещах психиатрия. Но я должен исполнить свой долг в отношении Мамы.

– Но, может быть, мистер Бейтс, вы исполните этот долг перед ней и перед самим собой, если устроите так, чтобы ее поместили в… лечебное заведение?

– Она не ПОЛОУМНАЯ!

Извиняющийся, тихий и мягкий голос исчез, эти слова он выкрикнул визгливым тенором. Теперь толстяк стоял перед ней, его руки смахнули чашку со стола. Она со звоном разбилась, но Мери даже не повернула голову: она не могла оторвать взгляда от исказившегося до неузнаваемости лица.

– Она не полоумная, – повторил он. – Что бы вы ни думали, что бы все они ни думали. Неважно, что говорится в книгах или что там доктора скажут в психбольнице. Я знаю, как это делается. Они быстренько запишут ее в сумасшедшие и запрут у себя, только дай им возможность, мне стоит лишь вызвать их, и все. Но я не сделаю этого, потому что я ее знаю. Неужели так трудно понять? Я знаю, а они нет. Они не знают, как она заботилась обо мне долгие годы, когда всем вокруг было все равно, как она работала ради меня, чем она пожертвовала. Сейчас у нее, конечно, есть странности, но это моя вина, я виноват. В тот раз, когда она пришла ко мне и сказала, что хочет снова выйти замуж, я заставил ее отказаться от этого. Да, я заставил ее, я виноват! И не надо объяснять мне насчет ревности, самодурства: я тогда вел себя хуже, чем она сейчас. Если уж говорить о том, кто полоумный, я тогда был в десять раз хуже ее. Если бы они, эти доктора, знали, что я говорил и что делал в тот день, как вел себя, они моментально посадили бы в психушку меня. Ну что ж, в конце концов я смог преодолеть себя. А она не смогла. Но кто дал вам право определять, кого нужно изолировать, а кого нет? Мне кажется, временами каждый из нас бывает чуточку полоумным.

Он остановился, но не потому, что не хватило слов, просто чтобы перевести дыхание. Его лицо было очень красным, а толстые губы начали дрожать.

Мери поднялась.

– Я… пожалуйста, простите меня, – тихо произнесла она. – Честное слово, я не хотела. Прошу вас извинить меня. Я не имела никакого права говорить такое.

– Да, я знаю. Неважно. Просто я как-то не привык говорить с кем-нибудь об этих вещах. Когда живешь вот так, в полном одиночестве, в тебе все копится, пока не вырвется как пробка из бутылки. Как будто тебя превратили в бутылку или в чучело, вроде этой белки вон там.

Его лицо прояснилось, он попытался выдавить из себя улыбку.

– Забавный малыш, правда? Мне часто хотелось иметь такого: я бы приручил его, мы бы жили вместе.

Мери взяла сумочку.

– Ну, я пойду. Уже поздно.

– Пожалуйста, не уходите. Простите меня за эту дурацкую сцену.

– Вы тут ни при чем. Я действительно очень устала.

– Но, может быть, мы еще побеседуем? Я хотел рассказать вам о своих увлечениях. Я устроил что-то вроде мастерской у себя в подвале…

• Предыдущая
• 6/33
• Следующая