Убийство на пивоварне - Блейк Николас - Страница 4

• Предыдущая
• 4/49
• Следующая

Затем встала довольно хорошенькая молодая женщина, покраснела и заявила, что, как ей кажется, в современной поэзии нет музыки.

Найджел процитировал несколько пассажей, чтобы доказать обратное.

Другая, менее привлекательная особа, с выступающими вперед зубами и теософистским блеском в глазах, поинтересовалась:

– А как насчет музыки сфер?

В чисто грамматическом смысле это был первый вопрос, но так как Найджел не знал на него ответа, он предпочел отмолчаться. Во время возникшей неприятной паузы его выручил молодой человек в рубашке хаки.

– Каково ваше мнение о сюрреализме? – свирепо спросил он.

Найджел высказал свое мнение о сюрреализме на языке, понятном аудитории, но заслуживающем осуждения с точки зрения цензуры. Молодой человек предпринял попытку вступить с ним в жаркую полемику, но тут же был осажден негодующим взглядом мисс Меллорс и резким подъемом со стула того самого джентльмена, к которому Найджел ощутил антипатию с первого взгляда.

– Мистер Баннет, – представила его мисс Меллорс.

«Так это и есть мистер Баннет, – подумал Найджел. – Я мог бы и догадаться».

Все головы повернулись к местному пивовару, который, приладив на носу пенсне, сухо кашлянул и произнес потрескивающим голосом:

– Не думаю, что с пользой для себя мы должны заниматься разбором сюрреализма. Мы можем и не быть экспертами в вопросах искусства, – его маленький рот скривился в сторону последнего спикера, – но мы в состоянии распознать невменяемость, когда ее видим.

– Верно! Верно! – воскликнул мужчина с белыми усами.

Мистер Баннет снял пенсне и, указав им на Найджела, продолжил:

– Сэр, вы сказали, что современные поэты склонны к отображению правды и исследованию реальности. Боюсь, в силу этого результаты их труда оставляют желать лучшего. У меня иная точка зрения. Можете думать обо мне, как о старом чудаке, но я читаю моего Теннисона, моего Броунинга, моего… э… Шекспира и не хочу реальности в поэзии. Ее вполне достаточно в повседневной жизни. Если я захочу реальности, то загляну в гроссбух мясника.

Мистер Баннет сделал многозначительную паузу. Увядшая женщина, рядом с ним, захихикала, что послужило сигналом для вежливого смеха остальной аудитории.

– Нет, сэр. – Неожиданно голос мистера Банкета стал пронзительным. – Я жду от поэта красоты, я хочу, чтобы он помог мне забыть уродства и мытарства этого мира и увел меня в сказочный сад.

– Я уверен, сэр, – ответил Найджел самым что ни на есть вежливым тоном, явно переигрывая, – ни один современный поэт ни за что не пожелает повести такого, как вы, в райские кущи.

На миг воцарилась тревожная тишина – аудитория пыталась вникнуть в точное значение его слов. Затем молчание стало холодным, как арктическая ночь, нарушаемое единственным звуком, который вполне мог оказаться посапыванием представителя местной прессы.

– Очевидно, то, что я не пожелал подмазаться к мистеру Баннету, пришлось не по вкусу вашим согражданам, – заметил Найджел, возвращаясь вместе с миссис Каммисон к ней домой.

– Это так, – ровно проговорила она, – ведь он здесь высокоуважаемая персона… как они говорят. – Затем внезапно захихикала, погрозила воображаемым пенсне Найджелу и скрипуче, почти в точности подражая одной из интонаций мистера Баннета, произнесла: – «Я прошу поэта повести меня в сказочный сад». – И, помолчав, нормальным голосом добавила: – Сказочный сад, сад, где обитают феи. Возможно, это не так уж и нелепо? Феи ведь злобные сверхъестественные существа, не так ли?

Найджел смешался и, решив не отвечать на вопрос, который ему не понравился, сказал шутливым тоном:

– А вы на диво замечательный мим.

– Да, так мне все говорят. Вам бы следовало глянуть на эту улицу в лунном свете – здесь такие премилые тени. Хотя полная луна уже пошла на убыль.

Что за странную смесь прямоты и таинственности являет собой эта женщина? Ее замечание о луне и тенях напомнило Найджелу одну из мелодий Брамса, и он тихо начал ее напевать.

Он все еще мурлыкал ее, когда они остановились у парадной двери, и София Каммисон, взяв его за руку, попросила:

– Найджел, не гладьте больше мистера Баннета против шерстки, если можете.

На сей раз ее голос прозвучал нейтрально и невыразительно. Да и в самих словах миссис Каммисон, казалось, не было ничего такого, чем можно было бы объяснить легкую дрожь, пробежавшую по спине Найджела. Но у него было такое ощущение, будто сам дух Страха намеренно коснулся его своим леденящим перстом.

Пятью минутами позже удобную, хотя и не прибранную гостиную миссис Каммисон наполнили люди. Мисс Меллорс заняла большую часть дивана. Найджел был представлен Юстасу Баннету, затем патетически выглядевшей женщине – его жене, потом молодому человеку в рубашке хаки, Габриэлю Сорну, и еще нескольким людям, чьи имена он не запомнил.

Герберт Каммисон занялся напитками, наливая их с заметной ловкостью и поднося каждый бокал к свету, словно пробирку.

– Виски, шерри, коктейль или томатный сок? – обратился он с ничего не выражающим лицом к мисс Меллорс.

– О, вы невозможный человек, – шумно засмеялась она. – Все время пытаетесь заставить меня нарушить обет воздержания.

Очевидно, у своих сограждан доктор ходил в фаворитах.

– Миссис Баннет?

Та слегка вздрогнула и, едва дыша, произнесла:

– Ох, вы ко мне? Пожалуйста, немного шерри, – затем извиняюще оглянулась на своего мужа.

– А ты уверена, что не предпочитаешь воды со льдом, Эмили? – отозвался скрипучим голосом Юстас Баннет, позвякивая связкой ключей в кармане.

На мгновение повисла неловкая пауза. Но почти тут же доктор Каммисон заявил непреклонным тоном:

– Здесь нет воды со льдом.

Эмили Баннет, поймав взгляд Найджела, болезненно вспыхнула и сказала:

– Нет, дорогой, я думаю, что мне хочется шерри.

Найджел заметил, как слегка напряглись лицевые мускулы Баннета. Интересно, задумался он, с каких пор миссис Баннет осмеливается перечить мужу? Не было сомнения, что позже она за это заплатит. И вдруг он ощутил, что проникается все большей и большей антипатией к пивовару.

Немного погодя разговор стал общим. Затем Габриэль Сорн подошел к Найджелу и заговорил о сюрреализме. Говорил он убедительно, так что вскоре и другие стали его слушать. Но когда Сорн это обнаружил, его довольно наивный энтузиазм неожиданно иссяк. Скривив рот и с выражением наигранного цинизма Сорн изрек:

– Конечно, преимущество этого метода в том, что сознательно вы не отвечаете за то, что создаете, а следовательно, не открыты для критики.

– А вы сейчас не предаете свои убеждения? – мягко спросил Найджел.

Молодой человек бросил на него испуганный, почти уважительный взгляд, затем сделал изрядный глоток виски – он нагружался им довольно основательно – и воскликнул:

– Да, и уже не в первый раз! Я их всю жизнь предаю. Знаете ли вы, что я пивной бард?

Юстас Баннет снял пенсне и открыл было рот, но Сорн его опередил:

– Вы еще не видели некоторые из моих… случайных виршей, назовем их так. Например, такие:

Тут вмешался Юстас Баннет, произнеся холодно-учтивым голосом:

– Мистер Сорн выполняет для нас некоторую рекламную работу, мистер Стрэнджвейс, среди прочих своих… э… обязанностей.

– Ну, что ж, это определенно привлекает к вам публику, – откликнулся Найджел. – Я за все, что делает поэзию популярной. Дайте обычному человеку привыкнуть к стихам, как таковым, – будь они на рекламных щитах, в фильмах, да где угодно – и это предоставит ему шанс захотеть прочесть более серьезные работы.

– Я не согласен, – возразил Сорн. – Поэзия никогда не сможет стать снова средством общения. Она должна апеллировать к небольшому кругу высокообразованных, чувственных людей. Я…

– Габриэль, – перебил его мистер Баннет, – мы не можем тебе позволить и дальше монополизировать нашего выдающегося гостя. Отойди от него и поговори с миссис Каммисон!

• Предыдущая
• 4/49
• Следующая