Вдоль по радуге, Или приключения Печенюшкина - Белоусов Сергей - Страница 23

• Предыдущая
• 23/43
• Следующая

Возле полуоткрытых ворот сидел на корточках толстый, потеющий в доспехах стражник. Издали он походил на железную бочку с красной бородой. Перед ним на траве стояла обычная электроплитка. От нее отходил шнур со штепселем, воткнутым прямо в землю. На плитке возвышалась здоровенная белая кастрюля с крышкой и что-то в этой кастрюле булькало. Видно было, что стражник голоден. Он то и дело приподнимал крышку, совал бороду в облако пара и со свистом всасывал ноздрями воздух.

Опустив голову, придав лицу рассеянно-мечтательное выражение, Лиза миновала створки ворот.

— Эй, эй! — заорал вдруг стражник, вскочив на короткие ноги. — Ты куда?! Пароль знаешь?!

— Пароль-то я знаю, — сквозь зубы процедила Лиза тоном высокомерным и презрительным. — А вот что ты, интересно, в своей кастрюле варишь? Не отраву ли для нашего Великого злодея?

Девочка хотела напугать стражника, надеясь, что тот позабудет про пароль. Еще больше, наверное, она трусила сама, плотно сжимая пальцы, чтобы все время чувствовать перстень со скорпионом.

Глаза у толстяка выкатились. Он упал на колени и гулко забил себя кулаками в грудь.

— Да я… Да никогда… — долетало порой сквозь дробь ударов. — Всегда на посту… Недосыпал… Недоедал… Не губи!..

— Так что же в кастрюле? — перебила Лиза, не дослушав.

— Да лахмапутра же! — закричал стражник со слезами. — Попробуй! Язык проглотишь!

Он выхватил из-под панциря объемистую деревянную ложку, проворно стащил с кастрюли крышку и, зачерпнув дымящееся варево, подал ложку девочке.

Лиза, стараясь не обжечься, осторожно принялась слизывать с краев что-то острое, мясное, обжигающе-вкусное. Занятие это увлекло ее совершенно. И тут цепкие пальцы схватили Лизины локти и мгновенно свели их за спиной. Ложка полетела на землю.

Ловко связывая Лизу по рукам и ногам лохматой колючей веревкой, толстяк бормотал:

— Ох, непростое дело наше полицейское. Ох, сложное… Из поваров меня за обжорство выгнали, из актеров — за драки со зрителями. А вот ведь пригодились способности. Нет, наш Великий злодей высоко сидит, далеко глядит. Знает, родной наш, кого куда поставить.

«Больше никогда никому не буду хамить, — думала Лиза. — Даже ради дела. Понадеялась перегрубить грубияна, и вон что вышло. Правильно папа говорил: грубость — это от страха».

Она попыталась пальцами правой руки обхватить запястье левой, чтоб три раза повернуть браслет, но смогла лишь чуть коснуться его кончиками пальцев и тут же застонала от боли — веревка и впилась еще сильнее.

А стражник тем временем запер ворота на огромный причудливый замок и, легко вскинув девочку на плечи, словно коромысло, и придерживая ее обеими руками, зашагал в сторону дворца.

— Не буду я подмогу вызывать, — бубнил он себе под нос. — Не стану загодя докладывать. Явлюсь и сдам самолично. Никто тогда не успеет удачу мою перехватить, и мне повышение выйдет.

Вблизи дворец оказался огромен. Минуя главный вход, толстяк подошел сбоку и постучал в маленькую дверку, окованную железом.

— Пароль?! — раздалось из-за двери незамедлительно.

— Четыре черненьких чертенка! — с готовностью выкрикнул стражник.

Дверь мягко распахнулась. В проеме стоял, упираясь головой в притолоку, некто бледный, с презрительным прищуром глаз, одетый в фиолетовый плащ и с толстой серебряной цепью на шее.

— Докладывает Бумби-Симпатяга, — заторопился толстяк. — Мною задержана и доставлена подозрительная девочка. Приметы сходятся с преступницей, о которой сообщалось на утренней поверке. Рост средний, волосы темные, глаза серые, нос длинноватый, любопытный. При задержании оказала сопротивление. Но мои личные храбрость, хитрость, солдатская смекалка творят чудеса. Горячо надеюсь на благодарность Великого злодея!

— Это тебе, громиле, сопротивлялась такая пигалица? — пожал плечами седой. — Да она от страха слова вымолвить не может. Его капюшонство отбыл по государственным делам. Появится — доложу. А пока — давай ее в камеру. Ступай за мной.

Когда дверь камеры со скрежетом закрылась, Лиза немножко пришла в себя и принялась осматриваться вокруг. Крохотная каморка, каменные стены, пол и потолок. Не было даже оконца, да и не мог, конечно, проникать солнечный свет в глубокий подвал, куда ее снесли, как сломанную мебель. Тусклая лампочка под потолком да узкая железная кровать, на которую ее сбросил толстый стражник, — вот и все.

Девочка заворочалась, извиваясь, как червяк, но веревка только глубже врезалась в тело.

Короткий тихий свист послышался из угла камеры. Пленница глянула туда, и глаза ее расширились от ужаса. Раздувая редкие седые усы, стоя на задних лапках, на нее смотрела жирная омерзительная крыса.

— А-а-а-а-а!! — закричала Лиза. — Помогите! Мама! Мамочка!.. Помогите!!

Крыса нехотя повернулась и пропала в темном углу, видно, шмыгнула в потайной лаз. Тотчас же там беззвучно приподнялся и лег в сторону на пол один камень, второй, а из отверстия показалась всклокоченная рыжая голова с маленькими, как у улитки, рожками.

— Федя! — воскликнула Лиза. — Ой, Федя! Феденька!..

Да, это был он, забавный домовой, прилетавший когда-то к девочке в гости в розовом клоунском башмаке. Вот он просунул в лаз руки, оперся ими об пол, подтянулся и оказался рядом с Лизой.

— Вот так встреча, — громко шептал домовой, разрезая веревки на Лизиных запястьях и щиколотках тусклой железкой. — Фу-ты ну-ты, елки гнуты… Как же тебя, Лизавета, забраться сюда угораздило?

— А дура потому что! — откровенно призналась Лиза. — Знаешь, Феденька, я как-то все держалась, но когда увидела крысу, — ее передернуло, — поняла: вот сейчас умру.

— Уж это ты зря, — не одобрил Федя. — Мануэлка животная задушевная. Опять же, семья на ней, дети, крутится одна — тоже понимать надо.

— Ну да, задушевная! Она бы меня загрызла, я ведь ее даже отпихнуть не смогла бы.

— Этого не позволяет себе! — строго сообщил Федя. — Другая бы, может, и распустилась в ее положении, но Мануэла не такая. Да и объедков во дворце хватает. Ты расскажи-ка лучше, девонька, как сюда попала?

Лизин рассказ домовой выслушал с чрезвычайным вниманием. В напряженных местах он тихо вскрикивал, стукал себя кулаком по коленке, иногда вскакивал, бегал туда-сюда по камере. Несколько раз из дыры в углу высовывалась усатая морда Мануэлы, но, видя, что люди заняты, крыса всякий раз деликатно исчезала.

— Значит, так, Лизонька, — подытожил Федя, когда девочка, наконец, умолкла. — Надобно нам немедля отсюда сбегать, пока Ляпус не вернулся. Три таблетки — красную, желтую и зеленую — оставь для Аленушки, Мануэла передаст. Сестренке твоей они могут понадобиться. Только как лучше уходить? — домовой ненадолго задумался. — Таблетки нам с тобой ни к чему. Хитростью действовать — долго, а силой — ежели стены и не выдержат, то рухнут прямо на нас. Давай, подруга дорогая, крутани браслетку.

Крыса уже стояла на задних лапах рядом с Федей и дергала в нетерпении усами. Видимо, подслушивала разговор — из самых лучших, конечно же, побуждений. Лиза достала из-за пазухи цилиндрик с таблетками, выщелкнула три штуки разного цвета и, ругая себя мысленно за отвращение, положила на пол рядом с толстой Мануэлей. Та ловко подхватила таблетки, прижав передней лапой к груди, и исчезла в отверстии пола. Федя вставил камни на место, вопросительно посмотрел на девочку, и Лиза три раза повернула браслет.

Мгновенно и буднично, без всяких шумовых и световых эффектов, перед узниками возникла старая знакомая девочки — кобра. Только что не было в камере никого из посторонних и вот — пожалуйста! Причем туловище змеи раскачивалось взад-вперед, а голова — влево-вправо с укоризной.

— Здравс-с-ствуй, маленькая королева, — прошипела она. — Я вижу, ты с-с-снова попала в ис-с-с-торию. Ну что ж, давайте за мной, будем выбиратьс-с-ся отс-с-сюда.

Кобра стремительно подползла к двери, приподнялась на хвосте так, что голова ее оказалась на уровне человеческого роста, из пасти змеи вырвался узкий луч голубого пламени. Луч уперся в дверь, от этой точки побежал, как по фитилю, яркий огонек, очертив круг, размером с тарелку, и в круге расцвел серебряный, пышный, похожий на пион, цветок. Несколько секунд он светился, как бы даже выступая из двери, затем погасли и круг, и цветок, а дверь, тихо вздохнув, растворилась настежь.

• Предыдущая
• 23/43
• Следующая