Разорванное небо - Бирюков Александр Викторович - Страница 68
- Предыдущая
- 68/102
- Следующая
«Так тебе их и показали!» – заметил про себя Казак, внимательно слушавший корреспондента – до сих пор он мало что знал про действия других групп.
– Но белградских самолетов оказалось слишком мало, чтобы обеспечить защиту города от ударов с воздуха, – сам знаешь, американцы с «Кирсарджа» под видом ликвидации «штаба террористических групп» устроили там чуть ли не Хиросиму. Да и болгарская воздушная группировка время даром не теряла, хотя после налета на Благоевград нахальства у них поубавилось.
Василий замолчал, собираясь с мыслями, а Казак тем временем осмотрелся – народу в вагончике по-прежнему было мало, Елена спала, неудобно уткнувшись головой в спинку переднего сиденья, бабулька в черном тоже спала, лишь ее собака время от времени открывала один глаз и настороженно разглядывала разговаривающих.
– Ну вот, к чему я это… Ах да, получается, осталось еще как минимум семь, а то и восемь самолетов, которые не сбиты и не подчинены Вазнику напрямую. И о местах их базирования никто не знает – ни боснийцы, ни сербы, и даже американская разведка вкупе с союзниками не в силах пока что их разыскать. А когда я сам попробовал это выяснить, один здешний друг мне намекнул, что, мол, при всем ко мне уважении и все такое… Короче, любопытство мое может кончиться печально. Но то, что самолеты эти есть, и действуют – вот, пожалуйста, живой пример.
Казак кивнул и тихо произнес:
– Послушай, Василий, просто поверь мне на слово, без расспросов: наши ребята на этих самолетах – не наемники. Просто знай об этом, и если что… Если что случится, официально их и в самом деле никто не признает, пойдут в ход эти самые международные законы, но ты все равно помни, что я тебе сказал. И Елене при случае объясни…
Поезд в очередной раз качнулся, заскрежетали тормоза, свет лампочки померк, и ртутные уличные фонари за окном залили узкий проход между сиденьями мертвенно-бледным светом. Собака, до сих пор мирно лежавшая на полу, вдруг вскочила и хрипло залаяла, снаружи в ответ ей раздался такой же лай, и вскоре двери с обеих сторон вагончика распахнулись, впустив двоих военных в пятнистой форме и с короткими «Калашниковыми».
– Албания, граница, – догадался Иванов. – Сейчас проверят документы и двинемся дальше. Ты чего побледнел? Что-то не так? Хотя да, тут они все на одно лицо.
Но Казак побледнел вовсе не потому, что с патрулем было «что-то не так». Просто он вдруг принял решение не ехать до конечной станции, а сойти прямо здесь. В конце концов, какая разница! Разве что не придется прощаться с Еленой.
Демонстративно подняв руки, он встал и направился навстречу бойцу, а тот, в свою очередь, мгновенно вскинул автомат и передернул затвор. Используя свой небогатый словарный запас, Казак сумел сложить фразу «Хочу идти к командиру роты!» – и боец, оставив проверку своему напарнику, кивнул и вывел Казака на коротенький низкий перрон под присмотром троих военных с овчаркой, только теперь серой. Выходя из вагона, летчик оглянулся, и последнее, что он увидел, были глаза Елены, молча смотревшей ему вслед.
Побережье. Аэродром Колашин Командира роты, а вернее коменданта поста, не стали будить среди ночи ради непонятного человека, требующего личной беседы, ни на какие вопросы не отвечающего и без документов – сопроводительная на всех троих осталась у Иванова, и Казак искренне ему посочувствовал, представив, как тот будет объясняться сначала с властями, а потом со своим руководством. Летчика провели по ночным улицам в местную комендатуру, деликатно, но тщательно обыскали и заперли в подвал с решетками на окошках, где стояло несколько грубо сколоченных топчанов с обшитыми клеенкой поролоновыми матрасами. На одном из них кто-то спал, судя по запаху – смертельно пьяный. Казак выбрал себе место подальше от него и лег, уверенный в том, что не сможет заснуть, тем более что днем отдохнул. Действительно, некоторое время он лежал уставившись в темный потолок, однако незаметно сон все же подкрался, и когда Казака растолкал конвойный, летчик с удивлением увидел, что сквозь решетки в подвал пробивается веселый солнечный лучик.
– Ты хотел видеть командира – сейчас будет тебе командир, – что-то в этом роде буркнул солдат.
Казак напряг свои более чем скромные познания в сербском и попросился сначала в уборную. Конвоир – совсем молодой парнишка – тут же нахмурился, видя в такой просьбе классический предлог для побега, но потом сообразил, что его узнику бежать незачем – сам к ним пришел.
Комендатура оказалась двухэтажной, и комендант размещался на втором этаже. Солдат провел Казака по узкой лестнице, через маленький зал, где маялись трое гражданских, в приемную, в которой на месте секретарши сидел молодой сержант и тыкал карандашом в клавиши древней механической пишущей машинки.
Конвоир бесцеремонно толкнул дверь и ввел летчика в просторную комнату, где под вывешенной на стене картой Албании сидел солидный пожилой человек с морщинистым лицом и проседью в волосах. На погонах у него блестели три маленькие звездочки.
– Ну? – недовольно произнес он, и Казаку вдруг показалось, что комендант сейчас заговорит по-русски. Но по-русски он, конечно же, не заговорил, а просто вопросительно уставился на приведенного.
– Код триста двадцать семь.
Эту фразу Казак произнес раздельно и четко, после чего замолчал, не зная, что делать или говорить дальше. Несмотря на то что код этот был в свое время выдан ему как специальный вариант для Албании, он не очень-то на него рассчитывал. Албания, всегда считавшаяся задворками Европы, до сих пор ухитрялась сохранять нейтралитет в балканских делах. И вряд ли ради какого-то русского летчика ее руководство пойдет на то, чтобы этот нейтралитет нарушить.
Казак не знал, что Албания за последнее время оказалась в положении, напоминающем положение Швейцарии в годы Второй мировой войны. Территорию, удобную для переброски грузов, эвакуации раненых, обмена пленных, использовали все воюющие стороны. После хаоса весны девяносто седьмого года наследники коммунистов так и не вернулись к власти в Тиране. Фактически эта небольшая страна осталась без какого-то единого управления, а те люди, которые сумели прийти к власти на местах, оказались достаточно ловкими для того, чтобы ловить рыбку в этой мутной воде. Так что на самом деле нейтралитет Албании был скорее фигурой речи, нежели объективной реальностью.
И когда в помещении комендатуры прозвучал код, сработала система, которую задолго до вступления Трансбалкании в войну создавали здесь службы Вазника – создавали втайне, подозревая, что примерно тем же заняты в Албании люди Керимбеговича.
Комендант куда-то позвонил – видимо, получал инструкции – и, повернувшись к Казаку, произнес длинную фразу. Летчик понял не все, но главное уловил – за ним должны приехать и отвезти в какой-то Колашин.
«Что ж, значит, Колашин. Где это?» – Казак поднял глаза и довольно быстро нашел этот городок на карте. Почти рядом с Черногорией, практически граница. К тому же рядом с морем, курорт, небось… Вроде бы недалеко.
Машина оказалась потрепанным грузовичком – «юэцзинь», как назвал его водитель, которого комендант долго инструктировал тут же, под картой страны. Машина очень напоминала древний ГАЗ-51, хотя и сделана была, очевидно, в Китае. Водитель не был настроен на разговоры, и Казак от него услышал только то, что в Колашине есть авиабаза и дальше его повезут самолетом.
«Интересно, на каком?» – подумал Казак и решил пока не загадывать.
Аэродром Колашин, расположенный в неглубокой котловине, прекрасно просматривался с окружающих гор.
«Ни фига себе база! – удивился Казак. – Разве что через перископ подводной лодки за ней не понаблюдаешь. Вся как на ладони!» Широкая асфальтированная взлетная полоса при ближайшем рассмотрении оказалась вся в воронках, больших и маленьких, а вдобавок в двух местах поперек нее были прокопаны широкие канавы – видимо, для того, чтобы продемонстрировать непригодность аэродрома для полетов и не навлекать на округу новые беды. Припомнив телерепортажи времен «бунта обманутых вкладчиков», Казак не удивился такому состоянию аэродрома.
- Предыдущая
- 68/102
- Следующая
