Разорванное небо - Бирюков Александр Викторович - Страница 59
- Предыдущая
- 59/102
- Следующая
Дальше, за вторым разрушенным домом, в лес уходила линия электропередачи, три толстых провода на деревянных столбах, и под ними туда же вела узкая тропинка. «Если тропинка, – рассуждал Казак, – значит, куда-то, куда можно дойти пешком. Если провода – значит, к населенному месту, к простым людям, славянам. А уж с ними я всегда найду общий язык», – и он направился туда, где рядом с небольшой трансформаторной будкой стоял первый столб линии и начиналась тропинка.
Она оказалась хорошо натоптанной, и даже струи дождя, с удручающим однообразием льющиеся с неба, размочили лишь самый верхний ее слой. Земля же вокруг будки, лишенная защитного травяного покрова, превратилась в липкое, вязкое месиво, которое каждый раз издавало сочное чмоканье, неохотно отпуская поднимавшуюся для очередного шага ногу Казака. Выйдя на дорожку, он потратил несколько минут на то, чтобы с помощью щепочек счистить с ботинок двухсантиметровый слой грязи, и лишь затем двинулся вперед.
Узкая просека под столбы с проводами шла сначала вдоль склона, затем круто спускалась вниз, дальше она пересекала ручей – поперек него кто-то заботливо положил пару бревен и еще прибил рядом одну жердь, – а дальше начинался уже подъем вверх. Когда летчик забрался на самый гребень, то впереди увидел большой живописный поселок, к которому и вели столбы с проводами, а дорожка, петляя по открытому пространству между большими серыми валунами, терялась среди домов.
Опасным поселок не казался – несмотря на то что Казак минут двадцать терпеливо вглядывался в открывшуюся панораму, никаких признаков присутствия каких-нибудь войск, ни вражеских, ни дружественных, он там не обнаружил. Да и вообще, за все это время по единственной доступной обозрению заасфальтированной улице прошло три человека, да и те не столько прошли, сколько перебежали из одного дома в другой. Дома в поселке были разной постройки и разноцветные, все как на подбор красивые – с увитыми плющом стенами, с цветными стеклами в стрельчатых окнах. Высокие крыши, стилизованные под старину фонари на столбах перед воротами – все создавало впечатление, что поселок этот ненастоящий, построенный специально для съемок какого-нибудь телесериала из жизни плачущих богатых.
Пока он так наблюдал, тепло, накопленное за время ходьбы, окончательно улетучилось и продрогшее тело охватила мелкая, противная дрожь. Есть ли смысл еще ждать? Казак решил, что нет, и зашагал по тропинке к ближайшему коттеджу, окруженному аккуратно подстриженным газоном и цветочными клумбами.
Первой его приближение заметила собака – здоровенная лохматая псина, выскочившая из будки и с хриплым лаем бросившаяся в сторону незваного гостя. Скользящая на блоке по проволоке цепь дошла до упора и натянулась, но псина продолжала рваться, демонстрируя решимость разорвать чужака на мелкие кусочки. Казак не обратил на нее особого внимания – чем-чем, а собачьим брехом его смутить было трудно – и, перемахнув декоративный заборчик, продолжил свой путь, направляясь по цементной дорожке к двери дома. За занавесками угадывалось какое-то движение, и, когда летчик был уже в паре метров от крыльца, дверь распахнулась и на пороге возник хозяин дома.
В том, что это был именно хозяин, а не случайный человек и не прислуга, Казак не сомневался, оценив то, как он был одет. Лицо у хозяина было сытое и гладкое, под стать фигуре, а недовольный голос, каким он к нему обратился, – низким и хрипловатым.
Выигрывая время, Казак нарочно пробубнил себе под нос что-то невнятное и подошел к двери почти вплотную. Хозяин повторил свой вопрос, и теперь Казак сумел разобрать несколько знакомых слов – ну, разумеется, хозяин хотел узнать, что от пего нужно.
– Вы серб? – вместо ответа спросил летчик, стараясь говорить с тем же акцентом, с каким до сих пор с ним самим здесь разговаривали по-русски.
Хозяин помедлил, затем с непонятным выражением лица кивнул. На какой-то миг Казак заколебался, но все же решил сказать правду, не надеясь на свои актерские способности.
– Я русский. Доброволец. Помогите мне добраться до сербской армии, – произнес он медленно и раздельно, полагая, что, даже если хозяин дома не знает русского, смысл слов он поймет.
На лице человека в дверях поначалу отразилось недоверие, которое вдруг сменилось самой радушной улыбкой. Он произнес длинную фразу, а потом отступил на шаг и картинно повел рукой. Двух толкований этого жеста быть не могло, и Казак вошел в дом, остановившись на линолеуме в прихожей. Вокруг его ботинок сразу же начала образовываться лужа, и хозяин, увидев это, вновь заговорил, но уже гораздо громче, обращаясь куда-то в глубь дома. Послышались шаги, забранная матовым стеклом дверь раскрылась, и в прихожую вошла молодая девушка, темноволосая и темноглазая. Увидев Казака, она в нерешительности остановилась, но хозяин быстро что-то ей сказал, и она исчезла, появившись снова меньше чем через минуту с большим махровым халатом в руках. Улыбнувшись Казаку, она произнесла, выговаривая русские слова немного странно, но вполне понятно:
– Оденьтесь в это, а мокрую одежду оставьте прямо тут. Я уберу.
– Спасибо. И спасибо вашему… – Казак запнулся, не зная, как назвать хозяина дома. Отец, что ли?
– Господин Коче Папович, я у него работаю, – поняла девушка его затруднение. – Он бизнесмен, это его дом. Михрових – поселок для простого деревенского отдыха.
Казак вспомнил ухоженные газоны, асфальтовые дорожки и усмехнулся про себя – действительно, отдых здесь простой и деревенский.
Господин Коче задал вопрос, и девушка перевела:
– А вас как зовут?
«Ну да, так я тебе и сказал!» – подумал Казак и, боясь показаться невежливым, поспешил ответить, искренне надеясь, что его поймут правильно:
– Иванов Василь Иваныч – подойдет?
Однако бизнесмен, видимо, не вполне уловил интонацию ответа и кивнул, сияя все той же радушной улыбкой.
На протяжении следующего часа Казаку казалось, что все это ему снится и он будто усталый путник из русской народной сказки, который попал в лесную избушку, где его всячески привечают – и в баньке моют, и кормят досыта, и поят допьяна. Девушка, которую звали Еленой, провела его на второй этаж в ванную комнату, где под струями горячего душа он ощутил, как порядком продрогшее тело постепенно оттаивает и вместе с холодом из него уходит усталость этих двух дней. Спортивный костюм, в который его приодели, оказался не слишком подходящим для могучей фигуры Казака, но это все же было несравненно лучше, чем промокший комбинезон. После душа господин Папович самолично встретил его в столовой, где гость был накормлен таким сытным обедом, что чуть было не заснул прямо за столом, но хозяин попытался его расспросить о том, что произошло с русским героем до того, как он оказался в поселке, и Казаку пришлось выкручиваться, потому что врать гостеприимному господину ему не хотелось, а запрет на разглашение сведений о себе у летчиков был записан даже в контракте. Немного подумав, он просто сказал:
– На самом деле важно не то, как я сюда попал, а как мне отсюда выбираться – похоже, с этой территории войска Сербской Босны ушли уже давно?
– Да, ушли, – подтвердила Елена, которая тоже сидела рядом за столом больше в качестве переводчика – Казак обратил внимание, что, кроме одной чашки чая с маленьким кусочком бисквита, она так ничего себе и не взяла. Опережая хозяина, девушка поведала: – У господина Паповича есть хороший джип, его только сегодня пригнали из ремонта….
Но в этот момент хозяин дома резко ее прервал, что-то быстро проговорив недовольным голосом. Елена, пару раз попытавшись оправдаться, вскоре замолкла и дослушивала выговор, опустив голову. В речи бизнесмена несколько раз промелькнули слова «джип», «русский» и «почему». «Неужто ему жалко дать мне машину? Человек-то вроде и небедный! За него, толстопузого, между прочим, воюю…» Казак откашлялся и рискнул вмешаться:
– Прошу прощения, но если дело в деньгах, то я заплачу!
В подтверждение своих слов летчик вытащил кредитную карточку и передал ее хозяину. Тот взял ее, привычным движением повертел перед глазами, разглядывая голограмму, и снова заговорил, но уже заметно дружелюбнее:
- Предыдущая
- 59/102
- Следующая
