Божий молот - Бир Грег - Страница 80
- Предыдущая
- 80/95
- Следующая
— Не сомневаюсь, что он где-то неподалёку. — Эдвард показал на озеро и тропу.
— Спасибо, — вымолвила женщина. На этот раз она не улыбнулась, а просто повернулась и пошла по направлению к Вернел-Фоллу и ведущей вниз тропе Мист-Трейл. Эдвард долго смотрел ей вслед, потом глубоко вздохнул и принялся за второй бутерброд. Жуя, он презрительно оглядел свой завтрак. — Если бы у меня был белый хлеб! — сказал он самому себе. — Такую красавицу можно приворожить только лучшими сортами пшеницы.
Нигде — ни на площадке, ни в окрестностях озера и водопадов, ни на тропе — не было ни души. Единственный человек на много миль — это он, Эдвард. Шоу пересёк мостик и зашагал между деревьями. В ушах стоял грохот воды и птичье пение. Он знал все типы скал и камней, но плохо разбирался в птицах. Краснокрылые дрозды, малиновки, сойки, правда, не представляли загадки для него; он решил купить книгу, чтобы прочитать и о других пернатых. Но есть ли смысл в заучивании названий? Если его памяти суждено развеяться по космосу, стоит ли терять время на новую информацию?
Самое важное — найти и укрепить стержень своего бытия, поймать момент истины и сосредоточиться на нём. Он считал, что присутствие людей отвлекает, теперь же у него есть шанс ответить на все вопросы.
Молиться? Бог — зияющая пустота, бабушкины сказки — редко становился предметом его размышлений, но Эдвард не хотел оригинальничать в то время, когда планета замерла в ожидании последнего удара. Однако и в том, чтобы следовать за всеми, он тоже не видел смысла. Это так же бесполезно сейчас, как и изучение естественных наук, только менее интересно.
Солнце все ещё освещало долину, и только Либерти-Кеп погрузился в тень. Дым немного рассеялся, небо стало ярко-голубым, а там, где оно соприкасалось с дымкой — зелёным, более естественным, чем раньше.
— Я умру, — ровно произнёс Эдвард. — То, что я сейчас из себя представляю, исчезнет без следа. Я перестану мыслить. Я ничего не испытаю, даже не пойму, что пришёл конец. Вздыбившиеся скалы, и дым, и лава… Нет, наверно, случится иначе. Будет ли больно? Останется ли хотя бы мгновение, чтобы почувствовать боль?
Массовая гибель: Господь, вероятно, занят тем, что внимает массовым молитвам.
Бог.
Он не защитит, если только не свершится чудо.
Эдвард разгрёб носком ботинка пыль на тропе.
— Что, чёрт возьми, я здесь ищу? Озарение? — Он покачал головой и выдавил улыбку. — Наивный ублюдок, тебе следовало бы больше тренироваться: твои мышцы, предназначенные для молитвы, твои бицепсы, способствующие прозрению, не в форме. С их помощью тебе не прыгнуть выше собственной головы.
Эдварда потрясла горечь, которую он неожиданно услышал в своём голосе. Неужели он действительно ждал озарения, неужели и впрямь хотел убедиться, уверовать в то, что за последней чертой скрывается жизнь или смысл?
— Бог — это то, что ты любишь, — тихо проговорил он и сам удивился глубине своей веры. Хотя он никогда не преуспевал в любви — ни к людям, ни к чему-то ещё, кроме, пожалуй, любви к работе. — Я люблю Землю.
Но фраза звучала слишком пространно. Земля предлагала любить, ко всему прочему, и катаклизмы: бури, лавины, извержения вулканов, землетрясения. Необузданность стихий. Земля не может справиться с ней. Легко любить прародительницу…
Подул сильный ветер и пронёс над водопадом и лесом облако тумана, упавшее холодными, чуть жалящими капельками воды ему на лицо. Эдварду вновь вспомнилось время, когда он был безбородым юнцом. Тогда больше всего на свете он желал, чтобы отец остался с ним, и, вместе с тем, уже тогда знал (неужели он до конца осознавал это?), что ослабленный узел вскоре и вовсе развяжется.
На самом деле, то давно прошедшее время не было таким уж счастливым. Он вспомнил мальчика, наблюдавшего растерянным, но пытливым взглядом за мужчиной и женщиной, которые пытались разыгрывать роли отца и матери, мужа и жены. Но ведь и в то лето они давно были чужими друг другу.
Мальчик не мог представить себе, что произойдёт после разрыва. Не мог предвидеть очевидное и неотвратимое.
Эдвард размышлял.
Земля — мать. Бог — отец. Отсутствие Бога равно отсутствию отца и равно невозможности связи с будущим.
— Ну вот, — пробормотал Эдвард, — ответ сошёлся.
Он раздавил муравья и забросил рюкзак за спину. Потом геолог начал спускаться по мокрым каменным ступенькам, выложенным недалеко от водопада. Затем он выбрался на тропу и зашагал над пенистой быстриной Мерсед.
Через некоторое время он улыбнулся и, свернув в тропы, поднялся на гранитный валун, нависший над шумной рекой. Он долго любовался зелёными волнами, бурлящими среди белых пузырей. Грохот, казалось, стихал. Эдвард замер, словно загипнотизированный. Он может просто-напрсото нагнуться, скользнуть одной ногой вниз — и всё кончится в одно мгновение. И не будет тревожного ожидания. Не будет выбора.
Но отчего-то такая перспектива не привлекала его. Он покачал головой и посмотрел вверх, на кроны деревьев, растущих на противоположном берегу. Сквозь листву блестели и двигались по стволам серебряные точки. Эдварду потребовалось несколько секунд, чтобы получше разглядеть их. Деревья были покрыты блестящими пауками размером с кулак. Два странных насекомых ползли по ветке, таща за собой то, что осталось от мёртвой сойки. Ещё один паук отрывал кусочек коры от сосны, обнажая белый треугольник древесины.
Эдвард вспомнил Гостя и не усомнился в реальности увиденного.
— Кто управляет ими? — спросил он себя. — Чего они хотят?
Он наблюдал за пауками несколько минут, бессознательно удивляясь их равнодушию к присутствию человека, потом пожал плечами — подумаешь, ещё одно неразгаданное чудо — и ступил на тропу.
В пять часов, как он и обещал себе, Эдвард вернулся в долину, принял душ и переоделся в чистые джинсы и белую рубашку. Этим вечером в летнем театре собралось больше народа, чем накануне. Ожидались выступления министра, психолога и одного лесничего. Элизабет представила их. Минелли поворчал по поводу «состава золотой труппы Нового Века», но остался. Между людьми постепенно возникала связь — даеж между незнакомыми. Они готовились к катастрофе вместе, и вместе было лучше, чем по отдельности, даже если это «вместе» подразумевало всего лишь выслушивание недалёких ораторов.
Эдвард поискал глазами блондинку, смутившую его покой, но её нигде не было.
Лишившись поста, сенатор Джилмон сел в машину и приказал шофёру ехать на восток. Позади — три дня допросов в ФБР и Управлении национальной безопасности и шесть часов откровенной беседы с министром военно-морских сил. Никто не смог, да, собственно, и не хотел — предъявить сенатору серьёзные обвинения, хотя к нему сходились все следы из «Сараготы». Если бы расследование продлилось, как полагается, два с половиной месяца, Джилмона, наверняка, ожидали бы неприятности, а капитан «Сараготы», очевидно, понёс бы суровое наказание. Но порядки в Соединённых Штатах изменились. В стране жила другая нация, работало другое правительство — оно принимало решения и действовало, не имея лидера. Президент, которому грозил импичмент, все ещё находился у власти, но, фактически, все его попытки контролировать ситуацию проваливались.
Уже полгода назад арест Джилмона был бы не чем иным как проформой. Теперь этот вопрос даже не обсуждался.
Так каков же итог? Они убили полковника Роджерса и, быть может, человек тридцать из «Кузницы Господа», отказавшихся покинуть окрестности Фантома. Они взорвали вражеский корабль и превратили его в пыль и камни. И, тем не менее, почти все заговорщики понимали, что не только не отменили, но даже не отсрочили смертный приговор, нависший над Землёй.
Джилмон стоял на песке возле гравийной дороги. В двух милях от него находились Территория и остатки Фантома. На шее сенатора на кожаном ремешке висел бинокль, из-под шляпы на лицо стекали капли пота. Белый лимузин, арендованный Джилмоном, ждал в сторонке. Водитель, невозмутимый парень в тёмных очках и синей униформе, сидел в машине.
- Предыдущая
- 80/95
- Следующая
