Высшая мера - Пронин Виктор Алексеевич - Страница 15

– Послушай, Валера... – Юферев с трудом оторвал ладони от лица. – Послушай... Как мог этот бланк оказаться в подъезде?

– Да как угодно, – не задумываясь ответил Брыкин. – Тысячу способов могу назвать.

– Начинай, – тихо сказал Юферев.

– Что начинать?

– Перечислять эту тысячу способов. Итак, слушаю тебя... Способ первый.

– Ну... – Брыкин замялся. – Кто-то кому-то давал телеграмму, случайно или не случайно на почте сунул бланк в карман, а обнаружив его уже в подъезде, скомкал и выбросил.

– Обычно комкают бланки и выбрасывают их, когда написано что-то ошибочное, когда человек написал неправильный адрес, неудачный текст... А здесь нет ничего. Бланк чистый, если не считать губной помады.

– Хорошо! – охотно согласился Брыкин. – Девушка была на почте, отправила телеграмму, а один бланк сунула в сумочку – вдруг пригодится для интимных надобностей.

– Но ведь не могла же она его скомканным сунуть в сумочку!

– В сумочку она положила бланк, переломив пополам, – твердо сказал Брыкин. – А в подъезде вытерла им губы и, скомкав, бросила в угол. Годится?

– Нет, – Юферев улыбчиво покачал головой. – Прежде всего, здесь нет ровного излома. Никто никогда этот бланк не складывал ни пополам, ни вчетверо... Дальше... Этим бланком никто губы не вытирал.

– Но ты сам сказал, что там следы помады.

– Да, следы есть, Валера. – В голосе Юферева появилась некоторая торжественность. – Этого бланка кто-то лишь коснулся губами, нежно и трепетно. Или можно сказать иначе – бессознательно, волнуясь, трепеща. Здесь видны даже отпечатки губ с двух сторон... Женщина как бы взяла уголок бланка губами...

– А! – махнул рукой Брыкин. – Знаю. Видел. Сам видел. Есть у них такой прием – обхватывают губами платочек, газету, в данном случае это мог быть телеграфный бланк... Чтобы снять с губ излишки помады или же сделать эту помаду равномерной, слой подровнять, понимаешь?

– Нет, и это объяснение не подходит. Больно нежные касания. Никто этой бумагой слой помады не подравнивал.

– Что же делали с этим бланком? – Оставив наконец корзину, Брыкин приблизился к столу.

– Я бы сказал, но ты не поверишь, – Юферев затаенно улыбался.

– Поверю! – клятвенно заверил Брыкин и даже руку приложил к тому месту, где, по его представлениям, должно было находиться сердце.

– Его показывали.

– Кто показывал? Кому?

– Понимаешь, я прямо вот вижу, как это происходило! – воскликнул Юферев и опять почувствовал пробежавший по телу холодок озноба.

– Ну? – снисходительно произнес Брыкин.

Юферев некоторое время смотрел прямо перед собой в грязноватую стену кабинета, словно не решаясь поделиться тем, что вдруг каким-то невероятным, колдовским образом открылось ему в эти минуты.

– Значит, так, – сказал он, преодолевая в себе какое-то сопротивление. – Значит, так... Их было трое – двое мужчин и одна женщина. Да, трое.

– Ты имеешь в виду убийц?

– Вошли в подъезд порознь, чтобы не привлекать внимания. Поэтому, если завтра будешь спрашивать жильцов, не входили ли трое... Сразу говорю – не входили.

– А я буду об этом спрашивать? – удивился Брыкин.

– Да, завтра с утра. Так вот, продолжаю... Женщина подошла к двери и позвонила. Когда увидела, что в «глазок» на нее кто-то смотрит, показала бланк, дескать, телеграмма пришла. Апыхтинская жена, естественно, поверила, никакой опасности в женщине не почувствовала. И открыла бронированную дверь. В ту же секунду в квартиру ворвались мужчины. Женщина после этого просто сбежала вниз по лестнице. По дороге скомкала и выбросила телеграфный бланк. Коснулась его губами скорее всего, когда подходила к двери, когда звонила и ожидала, пока ей откроют дверь.

– Надо же. – Брыкин потянулся к голубоватой бумажке, но Юферев решительно отвел его руку в сторону.

– Ты уже достаточно насмотрелся. Здесь следы помады, эксперты увидят отпечатки губ. А это не менее надежно, чем отпечатки пальцев.

– Все это, конечно, интересно, – протянул Брыкин. – Но больно уж сомнительно.

– Если объяснишь, как в подъезд попал этот бланк, заметь, новый бланк, но скомканный, в губной помаде, но без единой буквы, строчки... Если объяснишь это, я охотно откажусь от своей версии.

– Нет, зачем же от нее отказываться... Она мне нравится, – сказал Брыкин. – Где же мы нашли этот голубенький комочек, вот бы припомнить!

– Не надо. Это не имеет значения. Конечно же, она не бросила его сразу у двери. Когда мужики ворвались в квартиру, женщина не стала вызывать лифт, ей надо было побыстрее уйти с этажа. И она ушла. А бланк бросила по дороге.

– Неужели именно его ты и надеялся найти? – спросил Брыкин с восхищением.

– Нет, конечно... Но что-нибудь в этом роде... Это могла быть едва початая сигарета, какая-нибудь мелочь из квартиры Апыхтина, что-нибудь в крови... Ты видел, сколько там было крови? Не может быть, чтобы у них на руках, на одежде не осталось ни капли. Когда мы их найдем, то обязательно обнаружатся вещи со следами крови.

– Не обнаружатся, – сказал Брыкин.

– Почему?

– Сам же говоришь – грамотные ребята. Я бы на их месте все сжег, вплоть до носков, трусов, майки.

– Тоже верно, – согласился Юферев.

– Значит, ищем женщину?

– Да, ищем женщину, которая пользуется такой вот красной помадой. Цвет довольно редкий, – заметил Юферев. – Сейчас красятся синей помадой, зеленой, малиновой, видел даже желтую, но такую, чисто-красную... По-моему, редкий цвет. Во всяком случае, не столь уж частый.

– Если она не сменила помаду после сегодняшних событий, – заметил Брыкин.

– Это невозможно. Помады слишком дорогие, чтобы ими вот так легко бросаться. И потом... – Юферев помолчал. – Почему, собственно, она должна ее менять? В квартире не была, следов не оставила, единственный человек, который ее видел, с которым она разговаривала, – жена Апыхтина... Она ничего уже не скажет. Нет-нет, у этой женщины, как мне кажется, молодой женщины, нет причин маскироваться, менять внешность, одежду, помаду.

– Думаешь, молодая? – с сомнением спросил Брыкин, не заметив, как сам втянулся в обсуждение юферевской догадки.

– Конечно! Отморозки не возьмут с собой на дело старуху или женщину в годах... Это должна быть их баба, их подруга и соучастница... Она скорее всего и раньше помогала им, или, скажем иначе, они и раньше привлекали ее для своих дел. Опять же помада, – Юферев взглянул на бланк, лежащий перед ним на столе. – Губастенькая девушка. Яркая. Отчаянная.

– Саша! – воскликнул потрясенный Брыкин. – А это откуда взял?

– Посмотри на отпечатки... Эти губки тоненькими не назовешь. Могу кое-что и о волосах сказать... Скорее всего светлые у нее волосы, крашеные.

– Это тоже видно по губной помаде? – Брыкин уже совладал с растерянностью и вернулся к своему обычному насмешливому тону.

– Жопастенькая девочка, – проговорил Юферев, даже не услышав вопроса оперативника. – Мне так кажется, – добавил он, словно извиняясь за излишнюю самоуверенность.

– Издеваешься?

– Ничуть, – Юферев покачал головой. – Ничуть, Валера. Хочешь, поделюсь?

– Ну? – настороженно произнес Брыкин, словно опасался, что его обманут, обмишулят, выставят дураком.

– Представь себе молодую женщину, стоящую за ширмой. И сквозь вырез в ширме ты видишь только полные губы, выкрашенные помадой чистого красного цвета... Представил?

– Ну?

– Остальное можешь вообразить?

– Конечно! Теперь, когда ты все рассказал, у меня перед глазами ничего другого и не возникает!

– У смуглых женщин редко бывают пухлые губы, – проговорил Юферев, почему-то смущаясь. – Во всяком случае, в моей жизни такие не встречались. У худосочных девиц это тоже большая редкость, как мне кажется, – опять добавил Юферев. – И потом, знаешь... Ее приятели, эти отморозки... Достаточно крутые ребята, верно?

– Куда уж круче!

– У них свои вкусы... Они выбирают женщин, которые привлекают внимание окружающих, хотят, чтобы все видели, какая обалденная телка у него, какая оторва, какая сексуальная стерва... Какие у нее ноги! Какое на ней шмотье! Как она хохочет, показывая всем желающим все тридцать три своих зуба!