Сумерки - Глуховский Дмитрий Алексеевич - Страница 32
- Предыдущая
- 32/130
- Следующая
– Они разве тут правду напишут? – насмешливо спросил хрипловатый женский голос за моей спиной.
Вздрогнув, я обернулся. Позади меня, опираясь на швабру, стояла уборщица – женщина лет пятидесяти с худым недобрым лицом и седеющими тёмными волосами.
– Правду? – я поперхнулся салатом и отложил вилку в сторону.
– Правду, правду... Что двери все были изнутри заперты, и ключ в замке с внутренней стороны торчал, что там кровищи натекло литров пять, как будто его всего распотрошили, а труп потом ещё пять метров по офису волокли куда-то: след идёт-идёт, а потом вдруг обрывается... И что у нас теперь из клиентов только милиция и журналисты, – зло бросила она под конец.
– А вы откуда это знаете?
– Я же говорю, они пока тут копались, к нам обедать ходили. Те, что в званиях, конечно, отмалчивались, а вот молоденькие милиционеры, которые охраняли – им не удержаться... Ленку вон один всё обхаживал, так и нарассказал всякого. Так ведь, Лен?
Официантка, которая как раз принесла мне блюдо с шашлыками и жареной картошкой, согласно кивнула, но говорить ничего не стала.
– Так что вот... Приятного аппетита, – заключила уборщица, и, громыхая ведром, исчезла в длинном коридоре.
Минут десять я задумчиво тыкал вилкой куски превосходно доведённого, сочащегося мяса, и то сгребал в горку, то снова разравнивал по тарелке ломтики картошки. Заставить себя прожевать и проглотить их я не мог: достаточно было даже поднести шашлык ко рту, как у меня начинала кружиться голова, и в горле что-то противно тянуло.
Литров пять натекло, повторял я про себя. Как будто распотрошили... Двери все изнутри заперты на ключ. Так сказал, что ослушаться нельзя было... Страшно так сказал. Кровавый след на пять метров. Куда? Зачем? Да боже, какая разница, куда! Главное – кто? Именно – «Кто?», поскольку ответ на вопрос «Почему?», мне казалось, я знал, хотя верить в такое и даже думать об этом не хотелось.
Два таинственных исчезновения подряд исключали возможность случайных совпадений. В прошлый раз, во время последнего разговора с клерком, я пытался урезонить себя, успокоиться, доказав, что для меня история, в которую я оказался впутан, не представляет никакой опасности. Испаниста сбила машина? Что же он не запер дверь, выходя из дома за покупками? И для чего взял с собой папку с заказом? Не закрывая замок, я лично решаюсь дойти только до мусоропровода: Москва город неспокойный, довольно почитать рубрику «Срочно в номер», чтобы почувствовать непреодолимое желание установить двойные стальные двери и не показываться на улицу с наступлением темноты. Больше всего случившееся походило на похищение, причём переводчик должен был добровольно открыть гостям и покорно уйти вместе с ними, не пытаясь даже сопротивляться и не заперев дверь на ключ.
Но если произошедшее с моим предшественником было не так однозначно и ужасно, то судьба, постигшая несчастного клерка, действительно заставляла меня содрогнуться. Ему ведь было известно что-то ещё, что-то такое, о чём не отважился сказать ни следователям, ни мне, вероятно, опасаясь, что они сочтут его сумасшедшим, и даже я только посмеюсь над его признаниями. Может быть, изложи он всё честно милиции, его бы взяли под охрану... или поместили в психиатрическую лечебницу, перебил я сам себя. По крайней мере, лечебница – закрытое учреждение, проникнуть в неё преступникам было бы куда сложнее, и как знать, мой клерк всё ещё мог бы быть жив. Маловероятно, настаивал мой внутренний собеседник: злоумышленников, которые просто не пользуются дверями и окнами, вряд ли смутит охрана и ограда специальной клиники.
– Не нравится? – огорчённо спросила у меня официантка, показывая на давно остывший шашлык.
Думая о своём, я мрачно покачал головой, и она вздохнула, наверное, беспокоясь о судьбе своих чаевых.
– Он ведь тут раньше всегда обедал, – с середины своего собственного мысленного диалога вдруг решив его озвучить, сказала официантка.
– Кто?
– Илья... Семёнов. Убили которого, – Лена шмыгнула носом. – Он такой хороший был, весёлый. Шутил всё время, сдачу всегда оставлял.
Я кивнул, пытаясь представить, как этот малоприятный заносчивый очкарик с вечно зализанной чёлкой мог кокетничать с девушками. Хотелось сказать какую-нибудь колкость, но я вовремя дёрнул за вожжи, напомнив себе, что с женщинами и у меня самого всё складывалось не слишком гладко.
– В тот вечер он к нам ужинать пришёл, я запомнила, потому что он раньше никогда так поздно не бывал, только в обеденный перерыв. Он же женатый был, дома всегда ужинал... Мы с ним болтали иногда, когда я покурить выходила, – словно оправдываясь, добавила она.
– И что же в тот вечер? – я постарался мягко вернуть её мысли в нужную мне колею.
– Сказал, что работы много, допоздна останется. Какие-то переводы у него были сложные, со словарём много пришлось возиться, вот и засиделся.
– Разве он сам переводил? – удивился я. – Мне казалось, он так – по административной части.
– Не знаю, – она пожала плечиками. – А когда я домой уходила, уже было совсем поздно, полвторого ночи, я как раз в тот день закрывала – у него ещё свет горел. Вас посчитать, или кофе будете?
Шкатулка её откровенности захлопнулась так же внезапно, как и отворилась. Я заказал кофе в расчёте на то, что мне ещё удастся её разговорить, но принеся его, официантка тут же удалилась. Дымящийся эспрессо я долго зачем-то размешивал серебряной чайной ложкой, слушая, как она позвякивает о стенки чашечки, потом разом выпил холодную и уже невкусную чёрную жижу и попросил счёт.
Щедрые чаевые заставили её улыбнуться.
– А что ваше название означает? – спросил я у неё, надеясь чуть развеять похоронное настроение, сложившееся к концу нашего разговора.
– Цомпантли? Сейчас у хозяина спрошу. Рубен Ашотович!
Усатый толстяк за дальним столиком встрепенулся и сонно посмотрел на неё.
– Вот тут спрашивают – что Цомпантли означает? Это ведь по-вашему что-то, да? Или по-грузински?
– Ничего не означает, – растягивая гласные в характерном выговоре, флегматично отозвался тот. – Слово красивое...
- Предыдущая
- 32/130
- Следующая
