Мир вечного ливня - Янковский Дмитрий Валентинович - Страница 30

• Предыдущая
• 30/120
• Следующая

Дождавшись, когда сверху спустится веревка с закрепленным на конце карабином, я аккуратно зацепил за него винтовку и оставленный Михаилом ранец, после чего постучал в микрофон.

– Поднимай.

Короткими рывками веревка затянула оружие вместе со снаряжением на дерево, и вскоре груз уже было не разглядеть за листвой, откуда катились потоки воды. Мне лезть наверх не очень хотелось, но тут уж от моего желания ничего не зависело. В любом случае лучше на дерево, чем топать по болоту еще четыре километра до сопок, когда в любой момент нас мог засечь сканер рейдера. На дереве он тоже мог нас засечь, но там мы навесим экран, к тому же на позиции оружие будет в боеготовом состоянии, так что запросто нас не взять.

Прикрывшись ладонью от хлещущего дождя, я подыскал среди нижних ветвей одну поудобнее и, вспрыгнув, с кряхтеньем вскарабкался на нее. Возраст у меня, прямо скажем, уже не как у Михаила – обезьяной не полазаешь. Вот только показывать это салаге точно нельзя. Отдышавшись от первого чрезмерного усилия, я начал карабкаться выше, и тут до меня дошло, что ощущать усталость и одышку во сне – чересчур. Запах еще куда ни шло, мысли там всякие – чего не бывает. Но вот усталость… Я поймал себя на том, что окончательно утратил ощущение сна. То есть сразу после выезда с Базы и позже все было как бы взаправду. Очень уж натурально мы пробирались по лесному болоту, когда я чертыхался про себя, клял липкую грязь, затем, по привычке, бормотал под нос считалочку, чтобы впасть в самогипноз от однообразного ритма шагов, потому что так легче не замечать утомления.

В общем, если в тренажерных снах еще были какие-то бросающиеся в глаза несоответствия, по которым можно сразу отличить сон от бодрствования, то здесь их не было вовсе. Лес окончательно перестал отличаться от реальности во всей гамме ощущений. Причем бредовость конструкций меньше не стала – осталась База, остались рейдеры, плазмоганы и этот распроклятый непрекращающийся ливень, но в то же время ощущалось это так, словно стало частью обычного мира, словно это мир изменился в одночасье и другим уже не будет. Словно я не сплю, а бодрствую и теперь все время будет ливень, и свист рейдеров над головой, и странная, непонятно зачем и против кого война. Хотя если разобраться детально, то и в реальности война тоже непонятно зачем и непонятно против кого. Наверное, это свойство не сна, а скорее самой войны. Она все время непонятно зачем и непонятно против кого. Самое реальное в войне то, что кто-то зарабатывает на ней деньги. Иначе никаких войн бы не было. Но кто зарабатывает на этой войне? Кирилл? Во сне? Причем не в своем, а в моем сне? Это уже за всякими границами бреда.

Перелезая с одной мокрой ветки на другую, я думал о вещах, ранее мне не свойственных, – о причинах войны и о своей роли в ней. Раньше, до ранения, все казалось проще – есть враг страны, а ты часть ее, гражданин, воин, тебе страна платит деньги за то, чтобы ты отстаивал ее интересы с оружием в руках. Мотивации врага от меня ускользали, казались неважными, поскольку сам я все равно по другую сторону баррикад, а гусь свинье, как говорят, не товарищ. Но здесь, под потоком хлещущей за шиворот воды, я вдруг впервые задумался о том, кем являюсь для противника. Захватчиком? Жертвой? И можно ли вообще применять такие понятия к конструкциям собственного воображения, какими, вне всяких сомнений, являются сновидения?..

Если откинуть последнее, если не думать о том, что это все сон, то страшно становилось от мысли, что я ничего не знаю о мотивациях нанявшей меня стороны. Пускай это лишь сон, но и во сне мне не хотелось становиться наемником на неправедной стороне. Хотя что считать праведным, а что нет?

Добравшись до середины древесной кроны, я взял себя в руки и решил следующее: если мой сон развивается именно таким образом, что я оказался на этой стороне, а не на противоположной, значит, именно эта сторона моему подсознанию наиболее симпатична, а следовательно, нет поводов грузиться без дела. К тому же с непривычки я ободрал ладони, а это, знаете ли, полностью излечивает приступы философии. Наконец, кряхтя и сопя, я вскарабкался на толстую наклонную ветку, над которой Михаил уже успел растянуть брезентовое полотнище, чтобы оно наливалось водой. Под лужей, которая образуется на брезенте, сканеры рейдеров не смогут нас отследить. К тому же экран выполнял роль тента, под которым можно хоть на время забыть о разверзшихся хлябях небесных.

Винтовку салага затолкал между двух ветвей, так что она вполне держалась. Однако стрелять из такого положения было нельзя, поскольку невозможно и усидеть на одной ветке, и снайперку на ней закрепить. А если и можно, то в очень неустойчивом положении, а это меня не устраивало, потому что батарея, как мне Удалось убедиться, раскинулась широко, по всему полукружию высоты, и огонь придется вести под значительными углами.

Однако был у меня один способ на такие неудобные случаи.

– Давай веревку, – обернулся я к Михаилу.

Он протянул мне насквозь промокший капроновый тросик и спросил:

– Гнездо собираешься делать?

– А ты откуда знаешь? – удивился я.

– Учили… – салага неопределенно пожал плечами. «Ну и фрукт, – с неприязнью подумал я. – Учили его… Тут кровью и потом все это изобретаешь на собственной шкуре, а их, видите ли, в училище этому учат!»

Я-то ожидал, что молодой раззявит рот, когда я сделаю между ветвями нечто вроде веревочного гамака и удобненько в нем устроюсь, установив винтовку в любую пригодную рогатину, как на турель. А оказалось, что мое новшество с бородой аксакала. Честно говоря, меня это задело, причем задело как следует. Так что пришлось вязать узлы в хмуром молчании под шелест льющегося с края тента водяного потока.

– Помочь? – спросил Михаил.

– Обойдусь, – пробурчал я, утирая лицо рукавом. – Лучше своей работой займись.

– Я ее уже сделал. Дистанция тысячу восемьсот метров до ближайшей зарядной траншеи. Ее по маркеру следует считать первой. Склонение тридцать градусов. Направление на цель сорок тысячных радиана.

– Активность противника? – спросил я, прежде чем затянуть очередной узел зубами для крепости.

– Пока нулевая. Я думаю, что там все работает автоматически. Включается при появлении достойной цели.

– А ты не думай. Лошадь пусть думает, у нее голова большая. Поглядим скоро, какая у них там автоматика.

Меня так и подмывало задать очень важный вопрос, но я не решался, боясь сократить тем самым дистанцию между ним – салагой и мной – бывалым командиром группы. Однако, подумав, решил все же поинтересоваться, поскольку от этого во многом зависели наши дальнейшие действия.

– Ты здесь уже воевал? – обронил я таким тоном, словно сам прошел в снах огонь и воду, а теперь интересовался опытом младшего напарника.

– Да. Три боя. Последний мы проиграли.

– Не по твоей ли вине?

– Нет.

Надо же – сказал, как отрезал. Наверное, зря я его так глубоко в салаги-то записал, скорее всего зря, но еще хуже в бою равноправие. Одному все равно придется быть салагой.

– Ты и тогда был корректировщиком? – мне захотелось выяснить все подробности.

– Да. У американского снайпера. Я ему говорил, что надо маскироваться получше, тент ставить, а он все о прикрытии дождем лопотал. Опытный, кстати, был. Дальше некуда. Ну, как я и думал, дождь нисколько нас не прикрыл. Из-за туч вывалились шесть рейдеров на бреющем и накидали вокруг нас столько «ежей», что я уже думал – все, не видать зарплаты. Как они начали иглами молотить, американца в первые же секунды в дуршлаг, а я под него.

– Что значит «под него»?

– Прикрылся его телом в бронике. Ему уже все равно было – иглы отовсюду торчали, как стрелы из спины ковбоя в индейском фильме,

– Так ты и мной прикроешься в случае чего?

– Тобой нет. А вот твоим трупом, если придется…

– Типун тебе на язык! – разозлился я. – Совсем с ума сошел? У меня зарплата через неделю!

– Ты сам спросил. Но у меня, кстати, тоже зарплата через неделю. И мне обещанные деньги очень нужны. Представить себе не можешь, насколько.

• Предыдущая
• 30/120
• Следующая