Секрет зеленой обезьянки - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 7
- Предыдущая
- 7/34
- Следующая
– Ладно, – согласилась я.
– Да, и вот еще... Если тебе завтра на репетиции что-то не понравится, ты ведь все-таки понимаешь в этом деле, ты мне обязательно скажи!
– Ну, если не понравится... Тогда скажу.
– Ты только постарайся смотреть на меня не как на меня...
– Чего?
– Ну, не как на свою подружку с детского сада, которая, надо же, на сцене выступает, а просто как на артистку, незнакомую артистку. Понимаешь?
– Понимаю, что ж тут не понять!
– Аська, ты смеешься?
– Да почему? С чего ты взяла?
– Мне показалось...
– Когда кажется, креститься надо!
Нет, с Матильдой надо что-то делать, а то она, по-моему, скоро спятит!
Глава IV
ИНОМАРКА И СОСУЛЬКА
Вернувшись домой, я собралась позвонить Мите и Косте, но не тут-то было, едва я открыла дверь, на меня накинулся с упреками папа.
– Аська, у тебя совесть есть? Где ты шляешься? Мы же волнуемся! Вышла с собакой и пропала! Разве так можно? Утром я встал – тебя уже нет, вернулся с работы – тебя еще нет! Что это за манера!
– Папа, но я...
– Ты только и знаешь, что гонять по улицам с Матильдой! А на родного отца тебе плевать!
– Папа, как тебе не стыдно!
– Мне? Мне должно быть стыдно? По-моему, ты что-то перепутала? Это тебя в Париже научили так говорить с отцом?
– Что? – задохнулась я. – Я разве рвалась в Париж? Просила-умоляла, ах, я хочу жить в Париже, да? Это была твоя идея!
– Да! И я не скрываю, что хотел оторвать тебя от этой твоей сыщицкой компании. Но только все это, как видно, напрасно было! – кипятился папа.
Что это с ним? В последний год у него здорово испортился характер.
– Юра, успокойся! – раздался вдруг голос тети Липы. – Ты и сам нервничаешь и девочку попусту нервируешь. Подумаешь, большое дело, загулялась девочка! Ей же там не хватает друзей, в этом твоем Париже, она соскучилась. А тут еще ты на нее нападаешь, хочешь, чтобы она и вовсе от дома отбилась?
– Ах, все вы заодно! – махнул рукой папа и, хлопнув дверью, ушел к себе.
– Аська, ты небось голодная? – шепотом спросила тетя Липа.
– Голодная, – призналась я.
– А где ты шастала?
– Да мы с Матильдой...
– С Матильдой? Но она же в это время обычно в театре.
– У них там помреж заболела, ее в больницу увезли.
– Понятно. Ну, как у Мотьки успехи-то?
– Завтра я пойду к ней на репетицию, тогда все вам расскажу...
– Молодчина она, твоя Мотька. Талантливая, трудолюбивая, сиротку вон к себе взяла...
– Тетя Липа, а что с папой?
– Нервничает все... Время нынче такое, нервное. Все теперь такие дерганые стали, не дай Бог! Да и потом... Мама твоя сейчас нарасхват, у нее большой успех, а ему это не нравится. Ревнует, наверное... Вот давеча кто-то маме цветы прислал, подумаешь, большое дело, артисткам всегда цветы присылают, а он так расстроился...
– Но... Они разводиться не собираются? – шепотом спросила я. Меня уже давно терзают такие подозрения.
– Да нет, Господь с тобой! Об этом речи нет. Они же любят друг дружку! Да ты не волнуйся, пройдет это. Поверь мне. Просто период такой... Трудно им. А ты вот, кстати, постарайся их примирить! Бывай побольше дома, с ними...
– Легко сказать... – вздохнула я.
– Да я все понимаю, – погладила меня по голове тетя Липа. – Ты не думай, что я старая и ничего не смыслю в твоих делах. Очень даже смыслю! И всегда буду на твоей стороне! – добавила она еле слышно.
Я прижалась к ней. Настоящее ощущение родного дома – теплый, уютный запах тети Липы. Она всегда была со мной, и, наверное, больше всех я скучаю именно по ней. Потому что точно знаю – ей всегда до меня есть дело!
Когда я спохватилась, звонить ребятам было уже поздно, а вскоре вернулась мама...
В этот день в театре спектакля не было, и потому репетировали на сцене. Матильда ввела меня в пустой и почти темный зал и усадила в двенадцатом ряду.
– Ты до конца-то выдержишь? – шепотом спросила она.
– Конечно! Мне же интересно!
– Значит, домой вместе поедем! Пока!
И она подбежала к режиссеру, который сидел в пятом ряду. С ним рядом сидела еще какая-то немолодая полная женщина. А на сцене появился знаменитый артист Олег Журавский, игравший Мотькиного отца. Журавский много снимался в кино, за ним бегали толпы поклонниц, он был красивый мужчина и прекрасный актер. Мотька еще по дороге объяснила мне, что сегодня они будут репетировать сцену, в которой Мэгги пытается объяснить отцу, почему он не должен жениться на Лью, красавице-журналистке и для этого плетет о ней фантастические небылицы. А отец то верит, то не верит дочери.
У меня от волнения за Мотьку гулко билось сердце. Но вот она выбежала на сцену. У меня даже дух захватило, такая она была красивая. И ведь никакого грима... Я поняла, это талант! Я не раз дома слышала, что даже некрасивая талантливая актриса запросто может сойти за ослепительную красотку. А бездарная красавица на сцене кажется куда менее красивой. Значит, Мотька и впрямь очень талантлива! Но это была уже не Мотька, дочка московской почтальонши и неведомого отца, нет, это была прелестная юная американка Мэгги, капризная, избалованная дочка богатых, разведенных родителей. Пьеса была очень веселая, и я получала громадное удовольствие, несмотря на то что режиссер нередко останавливал актеров, что-то объяснял, показывал, горячился... Я и не заметила, как недалеко от меня села какая-то женщина. Я взглянула на нее случайно и сразу узнала. Это была Елена Викторовна Коноплева, известная артистка, учившаяся в театральном училище вместе с моей мамой. Она тоже взглянула на меня.
– Аська? Ты? – прошептала она.
Я кивнула. Как раз в этот момент Меркулов что-то громко объяснял Журавскому.
– Что ты здесь делаешь?
– Смотрю! Матильда – моя лучшая подруга!
– Ах да, это же Тата ее рекомендовала Илье... Поразительно талантливая девочка!
Честно говоря, в ее тоне послышалось тайное недоброжелательство, или мне просто показалось?
– Постой, Тата что-то говорила, будто ты живешь теперь в Париже?
– Да, но я приехала на месяц... Елена Викторовна, а вы сегодня будете репетировать?
– Да, у нас одна сцена с Олегом...
– Леля, ты уже здесь? – закричал Меркулов. – Иди сюда!
Кивнув мне на прощание, Елена Викторовна направилась к нему... Вот она, кстати, из тех не блещущих красотой женщин, которые на сцене могут быть совершенно обольстительными. Мне было жутко интересно посмотреть, как они играют с Мотькой, не потеряется ли Мотькино юное вдохновение рядом с ее отточенным мастерством. Но сегодня мне не удалось этого увидеть. В какой-то момент объявили перерыв и запыхавшаяся взмокшая Мотька подбежала ко мне.
– Ну как? – выдохнула она, плюхаясь рядом со мной.
Я молча показала ей большой палец.
– Правда?
– Мотька, у меня нет слов! Видела бы ты себя! Ты на сцене такая красивая, ужас просто!
– Правда? Ты правду говоришь, не просто так?
– Мы же договорились – я говорю тебе всю правду. Мне страшно понравилось. И пьеса, по-моему, чудная!
– Аська! Мне так важно было это услышать, – тихо призналась она.
– И, между прочим, Елена Викторовна сказала, что у тебя поразительный талант!
– Кому она сказала?
– Мне!
– Интересно... А мне казалось, она меня недолюбливает!
– Почему?
– Не знаю, просто нутром...
– А, печенкой чуешь?
– Ну да...
– Не знаю, может, она тебя и не любит, но признает твой талант...
– Ой, Аська, брось, не надо про талант, а то еще сглазишь...
– Знаешь, Моть, мне так интересно посмотреть весь спектакль, с начала до конца, в костюмах, в декорациях...
– Посмотришь, Бог даст! А как тебе Журик?
– Кто? – не поняла я.
– Журик! Так Журавского все зовут. Он классный актер! И очень хорошо ко мне относится.
– Ты в него влюблена?
– Влюблена? Да ты что! Он же старый. Да и вообще, мне сейчас не до любви.
- Предыдущая
- 7/34
- Следующая
