Соната Единорога - Бигл Питер Сойер - Страница 24
- Предыдущая
- 24/32
- Следующая
Абуэлита невольно прижала руку к груди. Глаза ее сделались молодыми и страстными.
– Вот… – прошептала она. – Музыка из снов… Ты можешь подарить мне ее.
– Музыка из снов… – собственный голос показался Джой чужим и каким-то отдаленным. – Ты ее слышишь?
– Каждую ночь, – отозвалась Абуэлита. – Каждую – не знаю даже, с каких пор. Мне снятся такие странные места, Фина, – не поверишь, насколько странные. Люди, животные, всякие разности – и всегда эта музыка. Однажды я сказала об этом Бретани – это моя сиделка, ну и имена же у них! – а она сделала мне укол. Потому теперь я ни с кем не говорю об этой музыке. Даже с тобой.
Потом, когда пришлось объясняться, – и Джой знала, что правде никто не поверит, – она ни на миг не усомнилась в том, что поступила в тот момент правильно.
– Ладно, – сказала она. – Ладно, Абуэлита. Зайди к себе и возьми пальто, – ну, может, еще чего-нибудь прихвати. Я отведу тебя в музыку из снов.
В конечном итоге они ушли из «Серебряных сосен» без разрешения. Во-первых, у Абуэлиты на вторую половину дня был запланирован сеанс массажа. Кроме того, здешним жителям не полагалось покидать территорию пансиона без сопровождения, а дети таковым не считались. И еще сегодня вечером должны были показывать «Гарольд и Мод», и тот факт, что старая женщина готова пропустить этот фильм, наверняка показался бы подозрительным. Они пропустили два автобуса, прежде чем Абуэлита взяла дело в свои руки и отвела Джой к задним воротам. Приставленный к этим воротам служащий держал вкармане формы запретный плейер, и отвлечь от музыки, гремящей в наушниках, его мог только автомобильный гудок. Абуэлита и Джой проскользнули мимо, а служащий даже пальцем не пошевелил.
Насколько могла припомнить Джой, Абуэлита всегда была главным авантюристом в их семействе. Она была способна прорыть подземный ход в Китай, забраться в заброшенный дачный домик или предложить отправиться в кругосветное плавание на прогулочной лодке. Но та Абуэлита, с которой Джой так часто прочесывала полгорода в поисках любимой цыганки-гадалки, некой Марии Фелиции, или малоизвестного фильма, или какой-то подружки детства из Лас-Перлас, казалась почти такой же неутомимой, как ее собственная внучка. А эта, нынешняя Абуэлита, хотя и не жаловалась, и не просила объяснений, но явно устала уже от долгой поездки в автобусе. Музыка Шей-раха все еще приковывала к себе ее внимание, все еще цвела в ее глазах, но, пройдя несколько кварталов, Абуэлита начала прихрамывать, и Джой видела, как сквозь смуглую индейскую кожу проступает пугающая бледность.
«Следующий квартал. Луна уже встала. Хорошо. Еще один квартал по Аломар, и мы окажемся в Шей-рахе, и все будет хорошо. Как только мы попадем в Шей-рах, с ней все будет в порядке».
Но Граница исчезла.
Оставив Абуэлиту отдохнуть у почтового ящика, Джой принялась неистово рыскать во всех направлениях. В возрастающем отчаянии девочка обшарила весь переулок, забираясь даже на проезжую часть, – но тщетно. Музыка по-прежнему была слышна, даже сквозь шум машин, долетающих с улицы Валенсии, – но в сумерках не видно было привычного метельного танца, да и вообще ни малейшего намека на то, что рядом, в одном-единственном шаге отсюда, дышит серебряное утро иного мира. Граница исчезла.
Абуэлита терпеливо ожидала у почтового ящика. Джой повернулась и медленно побрела к бабушке.
– Абуэлита, я не могу отвести тебя туда, откуда приходит эта музыка, – пробормотала она. – Это то место, о котором я тебе рассказывала, и я знала, как попасть туда, но я больше не могу его найти. Мне жалко. Мне ужасно жалко!
Бабушка улыбнулась и потрепала Джой по волосам.
– Ну ничего, Фина. Ты можешь рассказать мне об этом месте на обратном пути, и это будет почти то же самое. Все в порядке, Фина, не плачь.
– Нет, не в порядке! – возразила Джой. – Я вправду, вправду хотела отвести тебя в Шей-рах! Он ни на что не похож, и его нельзя описать! В целом мире нельзя найти ничего подобного! А теперь он исчез, я потеряла его и теперь никогда уже не найду, и ты так никогда его и не увидишь…
Последние слова Джой произнесла так тихо, что их могла расслышать лишь ее бабушка.
Абуэлита обняла ее и тихонько, проникновенно заговорила:
– Ах, малышка Фина, ты по-прежнему плачешь беззвучно, да, mi corazуn?[11] Ну не надо, не надо. Абуэлита поверит всему, что ты ей расскажешь, ведь я же тебе всегда верю, правда?
Неожиданно Джой почувствовала, что бабушка подняла голову. Абуэлита гневно напряглась и резко произнесла по-английски:
– Прошу прощения, но у нас личная беседа. Уйдите. В ответ раздался ехидно-вежливый голос Индиго:
– Я бы с удовольствием последовал вашему совету. Но, возможно, сперва вы спросите у нее?
Джой развернулась, не разрывая объятий Абуэлиты, и увидела Индиго. Даже здешний наряд – джинсы, испещренная надписями футболка и синяя ветровка – не умалял его холодной красоты. В руках у Индиго был серебристо-голубой рог. В слабом лунном свете глаза подростка казались почти черными. Индиго негромко произнес:
– Граница переместилась. Скоро, очень скоро она может сместиться еще сильнее, но пока что вы еще можете добраться до Границы. Это недалеко.
Джой удивленно воззрилась на него.
– И ты пришел, чтобы показать нам дорогу? Но почему? Зачем тебе с нами возиться?
Индиго усмехнулся – криво и смущенно, почти по-человечески.
– Не знаю. Правда не знаю. Пошли.
Абуэлита обратилась к Джой по-испански:
– Ты его знаешь? Я бы не слишком ему доверяла. Чересчур уж он смазлив.
Джой беспомощно рассмеялась и обняла бабушку.
– Абуэлита, это Индиго. Это длинная история. Индиго, это сеньора Алисия Ифигения Сандоваль-и-Ривера, моя бабушка.
К изумлению Джой, Индиго с безукоризненной учтивостью взял руку Абуэлиты, склонился над нею и поцеловал, словно приветствовал королеву. Абуэлита затаила дыхание, но потом улыбнулась и кивнула: королева приняла положенные почести. Индиго произнес:
– Если вы желаете видеть Шей-рах снова – пойдемте.
Джой посмотрела на Абуэлиту. Та сказала:
– Мне нужно возвращаться домой, Фина. Далеко этот ваш Шей-рах?
– Совсем недалеко, – ответила Джой. – Я тебе твердо обещаю: ты вернешься в «Серебряные сосны» прежде, чем кто-нибудь заметит твое отсутствие. Обещаю, Абуэлита.
– Ну хорошо, – сказала бабушка. – Тогда ладно. Vamonos, chicos![12]
Индиго повел их прочь с улицы Аломар. Как ни странно, он направился прямиком в деловой район. Абуэлита храбро двинулась следом за ним. Но теперь она хромала еще сильнее, и вскоре они с Джой уже не могли поспевать за стремительной, летящей походкой Индиго.
– Тебе придется отвезти ее, – сказала Джой. – Придется тебе превращаться.
Индиго расхохотался – смех его звучал необычайно хрипло и нагло.
– Я тебе не Турик! Я на себе никого не вожу!
Абуэлита недоуменно смотрела то на Джой, то на Индиго.
– Слушай меня, – раздельно произнесла Джой. – Это – моя бабушка. Меня не волнует, сколько ты живешь. Даже если ты будешь жить вечно, ты можешь за всю свою жизнь не встретить второй такой, как она. Она попадет в Шей-рах, даже если это будет последним, что я сделаю в жизни, – а я начинаю думать, что, возможно, так оно и будет. Ты отнесешь ее туда – хоть на двух ногах, хоть на четырех, как тебе угодно. И не вздумай мне противоречить, Индиго!
Лишь договорив, Джой поняла, что постепенно перешла на крик. Теперь у нее саднило горло, Старейший изумленно таращился на нее, а откуда-то доносился голос Абуэлиты, гордо говорившей по-английски:
– Вот она, моя Фина! Не знаю, о чем это она говорит, но она настоящее чудо!
А откуда-то издалека – из-за автостоянки, из-за холодного сияния витрины мебельного магазина – «Ох нет, намного дальше!» – звала их музыка Шей-раха.
Индиго долго смотрел на Джой, ничего не отвечая. Было еще довольно рано, но улица была практически пуста, если не считать автомобилей, уносящих своих хозяев в пригороды. Проехали двое мальчишек на велосипедах, за ними – патрульная полицейская машина. Водитель машины посмотрел на Джой, Индиго и Абуэлиту с легким любопытством.
- Предыдущая
- 24/32
- Следующая