Отель последней надежды - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 9
- Предыдущая
- 9/16
- Следующая
– Мужики, ну чего вы стоите-то, мать вашу так? Мне Ерохин уже третий раз дал по мозгам!.. И дамочка опять звонила!..
– Да мы идем уже!
– Да отвяжись ты, Боря!..
– Мужики, а я в отпуске с понедельника.
– Подписали?!
– Сам не верю! Я думал, усиление это, то, се – ни за что не подпишут. И я ему говорю: ну, това-арищ полковник, ну войдите в мое положение, у меня жена, теща, а вы меня не пускаете!.. А он мне…
– Уйду я от вас, – сказал Максим Вавилов, задрав щетинистый подбородок к темному небу, которое над домами уже синело, а над дорогой казалось темным, плотным. – Энвепе в школе преподавать!
Он взгромоздился на переднее сиденье «Волги», рядом с водителем Серегой, который с места в карьер начал рассказывать про свои шесть соток и про то, как в прошлом году жена собрала с одной грядки ведро баклажанов, а в этом на спор с соседкой собирается снять столько же красного перца.
А соседка ей – перец в наших широтах не растет!
А жена соседке – это вы растить не умеете! Нужно не лениться, а еще в феврале…
А соседка на это – да чего в феврале, когда в августе как пить дать заморозки будут, и весь лист чернотой побьет!
А жена в ответ – надо по лунному календарю сажать, и тогда до заморозков успеет вызреть, а если не успеет, то заранее снять и под кроватью разложить или еще в какое место, лишь бы темно и сухо…
– Серег, – перебил Максим Вавилов, его качало на сиденье, фонари качались перед глазами, и то ли от Серегиных баклажанов, то ли от недосыпа было тошно. И мужики на заднем сиденье перебрехивались вяло, смолили какую-то махру, от которой еще больше мутило. – Серег, вот ты мне скажи как на духу… Нет, как перед проверяющим из главка…
– Типун тебе на язык, Макс!
– …зачем тебе ведро баклажанов?
Водитель посмотрел на него, как инквизиторы на Галилея, в момент утверждения им, что Земля вертится.
– Как зачем?! А зимой чего мы жрать будем?!
– Баклажаны?
– И баклажаны! И перчик, и картошечку, и огурчики, и помидорчики маманя солит, пальчики оближешь, и лечо варит, а из смородины вино делает, женский пол очень его обожает, а тесть на калгане водку настаивает, так ее под огурчик, да под картошечку, да судачка – у нас их алкоголики-браконьеры носят!.. А еще…
– Я жрать со вчерашнего дня хочу, – мрачно заявил Максим Вавилов. – Только баклажаны можно на базаре купить, а ты каждую пятницу по четыре часа в пробке стоишь, до своих Луховиц как раз, а потом еще в воскресенье четыре часа пилишь в Москву! Оно тебе надо?
Святая инквизиция стала потихоньку наливаться праведным гневом.
– А тебе чего, не надо, Макс? Ты чего, богатый, что ли, на рынке баклажаны ведрами покупать?!
– Да они в августе не стоят ничего!
– А я все равно не миллионер, чтобы на базаре ведрами покупать! И потом, свое самое лучшее, с грядки, свежее! А откуда я знаю, чем там этот урюк, который продает, свои баклажаны поливал! А мы только навозцем, только свежим, земля – хоть ложкой ешь, а ты говоришь – на базаре!..
– Да я не говорю!..
– Ну и молчи, раз ни черта не понимаешь! Полстраны своими шестью сотками живет, а этот выискался, не надо ему!..
– Да я молчу.
– Ну и молчи.
– Мужики, мужики, – вступил с заднего сиденья лейтенант Бобров. – Приехали уже. Серег, ты куда попер?! Здесь направо надо было!
– А чего он ко мне вяжется!
– Вавилов, не вяжись к нему!
– Пойду энвепе преподавать. Команда газы! Противогазы на-деть!..
– Давай тут двором, Серег! До утра, что ли, будем кататься!
– Пусть теперь Вавилов на праздники закуску таскает! Раз ему не надо! На базаре покупает и таскает! А вы жрите что дают!..
– Стой, стой, Серег! Вон, видать, и дамочка ненормальная обретается.
– Где?
– А под фонарем!
Под фонарем и впрямь мыкалась какая-то одинокая сутулая фигура, дамочка или нет, отсюда было не разобрать. «Волга» фыркнула в последний раз и остановилась. Приехали.
– Слышь, Вавилов, а зря ты так про Серегины баклажаны!..
Старший оперуполномоченный обреченно махнул рукой на коллектив и выбрался из машины.
Выбрался не спеша, очень лень ему было, да и надеялся он, что хоть эта ночь как-нибудь без трупов обойдется, а тут – начинай все по новой!
– Что вы так долго ехали?! – заговорила издалека сутулая фигура. Голос женский, значит, и впрямь, ерохинская дамочка. – Сколько можно!
– Если там у вас труп, – сказал Максим Вавилов громко, – значит, можно не торопиться! Куда теперь торопиться-то?
– Послушайте, я тут стою одна уже два часа, и мне страшно, и уйти я не могу, а вы говорите…
Максим Вавилов перестал потягиваться и стремительно приблизился к дамочке. Он умел передвигаться очень быстро. Когда хотел.
Приблизившись, сунул ей под нос удостоверение. Она отшатнулась от неожиданности.
– Майор Вавилов. Документы ваши, пожалуйста.
– Ах, ну какие у меня документы среди ночи! Хотя паспорт, по-моему, я брала. Или не брала, что ли?.. Да-да, вот он!..
Мужики выходили из машины, хлопали дверьми и громко разговаривали. Дамочка тревожно заглядывала Максиму за плечо и прислушивалась. Он изучал ее паспорт. Тополя шелестели, скоро пух полетит, не продохнешь тогда.
Паспорт, серия, номер, выдан. Самгина Екатерина Михайловна. Двадцать пять лет. Прописана… В Санкт-Петербурге прописана по адресу Каменноостровский, 43, любопытно!.. Невоеннообязанная, разведенная – уже успела! – выдан заграничный паспорт.
С фотографии на майора Вавилова смотрела распрекрасная красавица. Максим Вавилов взглянул дамочке в лицо.
Вот те на!.. И вправду распрекрасная красавица. Лучше даже, чем в паспорте, потому что на бумаге у нее вид надменный и неприступный, а в жизни встревоженный, и под глазами синяки.
Он протянул ей паспорт.
– А в Москву пожаловали, Екатерина Михайловна, чтобы специально по ночам прогуливаться?
– Что?
Она перестала заглядывать ему за плечо и посмотрела в лицо.
– Где труп, который вы нашли? – грубо спросил он. – Пойдемте, покажете!
Был у него такой способ оценивать всех женщин на свете – годится для того, чтобы завести с ней роман, или нет. Эта годилась.
Еще как, подумал он с некоторой печалью в свой адрес и даже вздохнул.
Утро туманное, утро седое. Нивы печальные, снегом покрытые. Кажется, будто…
– Вы понимаете, я возвращалась из Останкина, поймала машину. Водитель меня довез и высадил прямо под фонарем, видите?
– Он тут один, фонарь-то, – сказал Максим Вавилов. – Как не видеть?..
– Ну вот. Я отсчитала деньги, и он уехал, а я пошла к подъезду.
– Вы здесь живете?
– Снимаю. Я учусь здесь.
– В подъезде? – не удержался Максим Вавилов, но она не поняла. То ли была напугана, то ли вообще без чувства юмора.
– Да нет, почему в подъезде!
– Значит, в университете. Да?
– Нет, не в университете! Я учусь в Останкине, меня начальник на стажировку отправил, на Первый канал. Ах да! Я не представилась!
И с необычайной гордостью она вытащила из кармана долгополого сюртука, в который была наряжена, удостоверение и сунула его Максиму под нос, как только что он совал ей свое.
В удостоверении была еще одна фотка сказочной красоты и написано большими буквами, что Самгина Екатерина является сотрудником телекомпании такой-то.
– Очень хорошо, – похвалил Максим Вавилов и захлопнул ее удостоверение прямо у нее в ладони. Она удивленно посмотрела на свою руку. – Значит, вы учитесь в Останкине, а здесь снимаете. Бомбила вас привез, вы вылезли, и дальше что?
– И я пошла к подъезду. Вон, где ваши коллеги… смеются.
Максим Вавилов оглянулся. Мужики рассматривали что-то у подъезда пятиэтажки, выходившей фасадом прямо на Сиреневый бульвар.
– Он под лавочкой лежал, понимаете? Как будто сидел и упал, и я сразу вам позвонила, как только поняла, что он… неживой. Я сначала думала, что он сумасшедший или… или… Я испугалась очень.
И тут она заплакала.
– Успокойтесь, успокойтесь, – равнодушно пробормотал Максим Вавилов. – Разберемся.
- Предыдущая
- 9/16
- Следующая
