Архаические развлечения - Бигл Питер Сойер - Страница 39

• Предыдущая
• 39/84
• Следующая

– Сэр Фортинбрас, – тот, у кого я как бы состою в оруженосцах – говорит, что щит следует выбирать настолько большой и легкий, насколько это тебе по руке. Если он тяжелее, чем нужно, он просто расколется.

– Именно поэтому сэр Фортинбрас за три года ничего не приобрел как боец, – спокойно ответил Джон Эрне. – Равно как и Рауль Каркассонский или Симон Дальнестранник. Столь полюбившиеся им длинные щиты предназначены для конников, в ближнем бою человек с таким щитом выглядит попросту жалко. Этот щит ослепляет вас в той же мере, в какой ограждает, он безобразным образом лишает вас равновесия, и стоит вам вооружиться им – все, какое-либо дальнейшее развитие вашей техники становится невозможным. Я мог бы пройти через целое поле, забитое людьми, вооруженными этими штуками, с одним только ножом, которым намазывают масло на хлеб. Это ерунда, а не щит.

Он ткнул пальцем в ученика-японца, стоявшего со сложенными на груди руками и слушавшего его с алчной гримасой на лице.

– Большая часть из вас, вероятно, ощущает некоторое превосходство над ронином Бенкеи, глядя, как он вечно мается с дотом, который его покрывает. Но ронин Бенкеи танцует со своим щитом, танцует весьма древний танец, ката, изображающий нападение и защиту. Он говорит, что танцует его дважды в день. Кто-нибудь из вас способен на это? Мартин? Арнульф? Орландо? Можете вы танцевать с вашим фанерным оружием? – они, ухмыляясь, пожимали плечами. В лице ронина Бенкеи ничего не переменилось.

– Со стыдом вынужден признаться, что и я не могу, – сказал Джон Эрне. Он вытащил собственный щит из висевшего на спинке стула чехла измахрившейся зеленой фланели. Подобно щиту ронина Бенкеи, этот тоже был изготовлен из стали и обтянут кожей, но форму имел круглую и немного выпуклую. Щит крест-накрест пересекали две стальные скрепы, увенчанные в месте пересечения массивным кожаным навершьем, вокруг которого шел писанный красками узор из листьев и полумесяцев.

– Сейчас мы займемся обманным натиском, – объявил Джон Эрне. – Смысл его, в отличие от настоящего нападения, которое, как мы с вами знаем, сводится к умению обрушить на противника удар в надежде лишить его равновесия, смысл его в том, чтобы заставить противника открыться с той стороны, на которую вы нацелились, причем так, чтобы самому остаться неуязвимым. На Турнире Святого Кита вам предстоит познакомиться со множеством хитроумных приемов этого рода. Некоторые из них будет применять ваш противник, так что вам лучше научиться и обороняться от них, и самим ими пользоваться.

Он кивком подозвал юного сквайра Арнульфа:

– Подойдите, я покажу.

Арнульф опустил на лицо фехтовальную маску, поправил на руке длинный щит и занял позицию перед инструктором. Джон Эрне, сохраняя исполненную безразличия прямую осанку, немного сместил, почти не оторвав их от пола, ступни и нанес юноше безыскусный и размашистый, нацеленный в голову удар, который тот легко парировал, на несколько дюймов подняв щит. На долю секунды венец щита лишил юношу возможности видеть происходящее, и Джон Эрне, сделав тугой балетный шажок, стремительно атаковал его, на ходу хлестнув, словно скорпион, между краем щита и опущенным мечом. Арнульф покачнулся и поднял меч к безликой голове. Джон Эрне отпрянул, на лице его не было никаких следов торжества, одна лишь насупленная академическая серьезность.

– Как я это сделал? – требовательно осведомился он.

Арнульф не ответил, но ронин Бенкеи чуть шевельнулся, привлека внимание инструктора.

– Та нога, что была сзади, – сказал он. – При первом ударе вы немного сдвинули ее влево, соблазнив его чуть-чуть сдвинуть щит в сторону как раз перед тем, как ему пришлось поднять щит и лишить себя обзора. После этого вы вернулись в прежнюю позицию, сделали поворот и нанесли удар.

У него был очень мягкий, однотонный голос.

Джон Эрне отрывисто кивнул.

– Очень важно все время держать щит в одном и том же положении. Стоит лишь немного сдвинуть плечи, и вы оглянуться не успеете, как окажетесь завязанными в узел с каким-нибудь сэром Грегори Громоздким, лупящим вас по затылку, – он снова издал беззвучный смешок, щеки его обращенного к ученикам лица покрывал похожий на ржавый налет румянец.

– Помните, господа мои, – продолжал он, – мы с вами играем в смерть и ни во что иное. Здесь нет ни системы очков, ни электронных судей, ни олимпийских команд. Речь идет о том, что кто-то очень старается расколоть вам череп железкой весом в восемь фунтов. Если во время схватки все ваше сознание не заполняет одна только эта мысль, значит, вы проглядели самую суть происходящего и, строго говоря, у меня на занятиях вам делать нечего.

Фаррелл услышал тонкий ноющий звук, сопровождавший сделанный Джоном Эрне вдох, и вдруг сообразил, что боевой инструктор – астматик.

Он спросил об этом Хамида – потом, когда они вместе с Феликсом Аравийским, Ловитой и Маттео уже удалялись от старого дома. Сарацин кивнул, редкие серебряные волоски в его бороде блеснули в голубом свете городской луны.

– Сейчас он держит болезнь под контролем, но, думаю, в молодости она его едва не прикончила. Это единственная известная мне о нем подробность личного свойства.

– Ну что же, – сказал Маттео, – может быть, потому он и вкладывает в свое занятие столько пыла – своего рода компенсация.

Однако Феликс Аравийский перебил его презрительным шиканьем.

– Психология из полуфабрикатов, – сказал он. – Ловита права, он самый обыкновенный чокнутый, только и всего. Способный к разумным действиям, вполне безобидный – хотя я могу представить себе обстоятельства, в которых от его безобидности мало чего останется – но совершенно рехнувшийся.

Они еще продолжали спорить об этом, когда прощались с Ловитой, Хамидом и Фаррелом, переходившим на другую сторону улицы, чтобы сесть в Фарреллов автобус. Дойдя до угла, Маттео окликнул Фаррела:

– «Василиск» репетирует каждую среду по вечерам. У меня дома – Хамид расскажет вам, как добраться.

Фаррел, улыбаясь, помахал ему рукой.

– Собираетесь присоединиться к ним? – спросила Ловита.

Фаррел ничего не ответил, пока они не свернули в боковую улочку, на которой стояла, нарушая правила парковки, Мадам Шуман-Хейнк.

– Единственное, к чему я когда-либо присоединялся, это профсоюз укладчиков линолеума. Я несколько лет не играл в ансамбле. Возможно, мне не удастся приладиться к ним.

– Вы все же попробуйте, – сказал Хамид. – Музыку они играют хорошую, а работать с ними – одно удовольствие. И к тому же вы совсем не обязаны состоять в Лиге, от музыкантов никто этого не ожидает. Да, «Василиск» это, возможно, почти то, что вам нужно.

Под дворником на ветровом стекле Мадам Шуман-Хейнк билась, будто попавшийся в западню мотылек, штрафная квитанция. Фаррел сунул ее в карман и, взявшись за ручку дверцы, обернулся к своим спутникам.

– Я видел Пресвитера Иоанна, – сказал он.

Лицо Хамида мгновенно стало чрезвычайно спокойным.

Фаррелл продолжал:

– Вы же griot, человек, который помнит, вы все знаете про Лигу. Скажите мне, что произошло с Пресвитером Иоанном.

Хамид ибн Шанфара, чьего настоящего имени Фаррел так никогда и не узнал, искоса глянул на Ловиту Берд, но ответом ему был надменный взор Царицы Нубийской. На занятиях по бою она большей частью хранила молчание, старательно разглядывая свои ногти и воображаемое пятнышко на кожаной юбке. Теперь она, обращаясь к Фаррелу, произнесла:

– Дорогуша, он ничего вам не сможет сказать. Он и мне-то не стал рассказывать, что у них там стряслоь, а уж перед вами выкладываться ему тем более не резон.

Хамид обнял ее рукою за плечи – то было единственное неловкое движение, совершенное им на памяти Фаррела.

– Там что-то связанное с этой девицей, – продолжала Ловита, – так я, во всяком случае, поняла. Какую-то она учинила серьезную пакость, но говорить об этом никто не желает. Ни он и никто другой.

– Пресвитер Иоанн был другом Джулии, – сказал Фаррел. – Мне действительно нужно знать это, Хамид.

• Предыдущая
• 39/84
• Следующая