Выбери любимый жанр

Кого за смертью посылать - Успенский Михаил Глебович - Страница 10


Изменить размер шрифта:

10

– Покупай духи из Бонжурии, да гляди, чтоб не обжулили! От этой от шанели все бабы ошалели, а мужики нахлестались – все тверезы остались!

– Кому сапсабая? Кому сапсабая? Рожа рябая, пятки прямые, живот наоборот! Мышей не ловит, зато не прекословит!

– А вот неспанский бальзам, хвалит себя сам на языке, понятном всяким волосам!

– Кому черного «мерседеса» из Брынского леса? В обращенье несложен, к тому же растаможен!

– Продаю мыльный порошок, стирает хорошо: сама тетя Ася еле убереглася!

– Продается пихало дубовое, совсем новое, к труду и обороне готовое! Пихал бы сам, да уступаю вам!

– Зубы береги, пройти мимо не моги! Есть «Орбит» без сахара – сама жевала да ахала!

– Твой «Орбит» все зубы сгорбит! Жуйте «Джуси Фрут» – от него мухи мрут, а сам кариес на елку залез!

– Панасоник жареный! Визжал-визжал, а от жаровни не убежал!

– Зюзюка, зюзюка с крылышками!

Жихарь вертел в руках непонятные красивые сверточки да коробочки и ворчал:

– На ярмарки уже затем ходить надобно, чтобы понять – как много на свете вещей, без которых человек вполне может обойтись! Мудрено выбрать из них самую бесполезную…

– Кто тут собрался покупать бесполезные вещи? – насторожился Колобок.

– Да так, обещал я одному сердитому дяденьке гостинец… – Подробности Жихарь излагать не счел нужным.

Мутило же на торжище чувствовал себя не хуже, чем в родимой воде. Он хватал всякий товар руками, пробовал на зуб, на язык, на сжатие и на разрыв, на линючесть, на горючесть, на всхожесть, на свежесть, на вшивость, на яйца глист, на просвет, на всякий случай, на здоровье, на добрую память. На всякое слово продавца он отвечал десятью, торговался до пены из ушей, цену сбивал до полной ничтожности, а потом вдруг отказывался от покупки.

Именно поэтому водяников и не велено пускать на ярмарки.

– Живет в сырости, а жизнь лучше иных людей понимает! – одобрил Мутилины дела Колобок.

Жихарь задержался у прилавка, на котором красовались многочисленные новенькие лубки, посвященные какому-то неведомому герою по прозвищу Сопливый: «Заговор Сопливого», «Выговор Сопливого», «Договор Сопливого», «Наговор Сопливого», «Приговор Сопливого» и, наконец, «Платок для Сопливого». Их и разглядывать-то не хотелось, но народ брал охотно.

К счастью своему и удовольствию, богатырь высмотрел в сопливой орде пестренький лубок «Похождение Жихарево о змие» и, не обращая внимания на громкие протесты, доносившиеся из сумы, заплатил за него целую монетку. Тут удовольствие кончилось.

Лубок изображал какого-то гнусного заморыша с вострым носом, обряженного в кургузый кафтанчик и сапожки с коротенькими голенищами. Заморыш обеими лапками держал небольшую гадючку. Рядом с заморышем стоял хорошо вооруженный самовар с усами и бородой – видимо, как раз так создатели лубка мыслили себе Яр-Тура в латах. Посредством знаков, исходящих изо рта, заморыш почему-то жаловался: «На что я, молодец, на свет родился, что по чужим странам волочился?», а самоварный Яр-Тур выражал свое восхищение жизнью, восклицая по-иноземному: «Wow!» Гадючка, олицетворявшая, как видно, Мирового Змея, тоже не молчала: «Был я Змей Ермундганд, а ныне простой ползучий гад».

В общем, оскорбительный был лубок, и Жихарь даже хотел жестоко наказать безвинного торговца-перекупщика, но для этого ведь требовалось прилюдно открыть свое громкое имя, что никак не входило в тайные коварные планы торгового товарищества «Колобок и сыновья».

Даже разодрать позорное изображение прижимистый Колобок не дал – утащил к себе в суму и прибавил:

– Это хорошо, что не похож! Зато тебя тут никто не признает!

Бродить среди торговых рядов вприглядку богатырь был готов хоть дотемна, но у водяника, негожего к длительному сухопутному хождению, устали ножки. Да и на ночлег нужно было куда-то устраиваться.

– Могли бы и под забором переночевать! – вздыхал Колобок. – Но нельзя: мы же зажиточные конеторговцы…

– Ищи лучший постоялый двор, – сказал Жихарь. – Мы с Мутилою все же владыки.

Понятно, что Колобок нашел заведение не первого разбора, но товарищам было уже все равно.

Зашли под навес, где стояли длинные столы и лавки. Там уже сидели десятка два людей, хлебали что-то из больших глиняных мисок, швыряли под стол кости.

Жихарь потребовал у хозяина щей с убоиной, бараний бок с гречневой кашей и пирогов, Мутиле мясного не полагалось, он решил удовольствоваться вешними мочеными грибами. Потом оба, не сговариваясь, звучно щелкнули пальцами по кадыкам.

Сума, висевшая у Жихаря на боку, задергалась: то Колобок начал трястись над каждой денежкой.

– Вас тут опоят, разденут и на дорогу выкинут, – предрекал он.

– Э, что там у тебя в суме? – спросил торговый человек в пестром халате и подался на дальний конец лавки.

– Там у меня здравый смысл живет, – не растерялся Жихарь. – Он мне и подсказывает, чего нельзя, а что можно.

– А зачем он хранится отдельно? – не отставал человек.

– Больно велик – в черепушку не лезет, – объяснил богатырь. – Зато в нужный час его всегда можно убрать в уголок. Иногда и рассудку полезно помолчать!

– А-а, – позавидовал спросивший, но на прежнее место не пододвинулся.

Остальные вечерявшие тоже глядели на Жихаря с Мутилой опасливо: первый походил на разбойника, второй – на мошенника.

– Косятся на нас, – тихонько прогудел богатырь в суму. – Надо слегка угостить людей, а то как бы не вышло шуму…

– Разорители! Погубители! – завопил, забывшись, Колобок. – Сперва за чарочку, а потом ковшом!

Все поглядели на товарищей с некоторым даже ужасом, но просвещенный Жихарем торговец в пестром халате объяснил им насчет здравого смысла, отселенного в суму.

– Ой, бедняга! – запричитали самые сердобольные. – Это же все равно что жену с собой таскать!

– Так всю жизнь и мучаюсь, – признался богатырь. – Но я его сейчас под лавку уберу – пусть там разоряется. Вот когда прикажу: «Сума, дай ума!», тогда и вещай!

Гомункул осознал свое бессилие и затих, потому что у него даже зубов для досадного скрипа не было.

Угостившийся народ перестал видеть в богатыре и водянике лиходеев, провозглашал здравицы в их честь, хвалил за щедрость. Словом, началось вполне веселое застолье, когда люди от каждого ковша только трезвее становятся.

На веселье не замедлили явиться песенники и гудошники. Двое играли на рожках, третий пел:

В некотором месте, во одной деревне
Жили два брата – Эрос и Танатос.
Эрос был крив, а Танатос с бельмом.
Эрос был плешив, а Танатос шелудив.
На Эросе зипун, на Танатосе кафтан.
На Эросе шапка, на Танатосе колпак.
Пошел Эрос на рынок, а Танатос на базар.
У Эроса в мошне пусто, у Танатоса ничего.
Разгладили они усы да на пир пошли.
Эрос наливает, а Танатос подает.
Эрос пьет задаром, а Танатос – за так.
Стали их добрые люди бить:
Эроса дубиной, а Танатоса батогом.
Эрос кричит, а Танатос верещит.
Эрос в двери, Танатос в окно.
Эрос ушел, а Танатос убежал…

– Сколько можно! – закричали гости, прерывая неведомую Жихарю песню. – Который год одно и то же!

Другие гости заступились за потешников, и быть бы, к богатырскому удовольствию, драке, но тут под навес залетел воробей.

Опрокидывая лавки и столы, бросились ловить воробья и гнать его взашей.

– Птица в избу залетела – к покойнику! – кричал кто-то. Песенники под шумок скрылись, унося в подолах рубах ухваченные со столов куски.

Воробей тоже выпорхнул из-под навеса – подальше от дураков.

Наконец все успокоились и стали рядить, можно ли считать навес полноценной избой и действенна ли в таком случае примета. Потом начали припоминать иные приметы близкой смерти:

10
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело