Гитлер и Сталин перед схваткой - Безыменский Лев Александрович - Страница 20
- Предыдущая
- 20/113
- Следующая
Существовал дополнительный элемент, придававший особое значение советско-германским экономическим связям. В середине 30-х годов СССР вступил в важнейший этап своего хозяйственного развития, определявшийся двумя его «столпами»: коллективизацией и индустриализацией. XVII съезд ВКП(б) (январь – февраль 1934 года) определил срочные задачи создания индустриальной базы, которые трудно было решать без участия Запада. Еще на Лондонской международной экономической конференции в июне 1933 года Литвинов заявил, что СССР готов разместить заказы за границей на сумму в 1 миллиард долларов, закупив на 100 млн цветных металлов, на 200 млн черных металлов, на 400 млн оборудования и т. д. Однако реализация этих планов наталкивалась на трудности. Советско-американские отношения в то время были на начальной стадии, торговля с Англией и, особо, с Францией развивалась с большими препятствиями (вспомним лишь кампанию о «советском демпинге»). Тем большее значение приобретала Германия – не как политический, а как торговый партнер: ведь с 1929 по 1932 год советский импорт из Германии возрос с 353,9 млн марок до 625,8 млн. Тем самым судьба советско-германской торговли становилась фактором первостепенного значения.
После прихода к власти в Германии Гитлера последовало резкое ухудшение советско-германских отношений, выразившееся в свертывании сотрудничества по всем линиям. Исключение составляли лишь экономические отношения.
Попытка обсудить причины ухудшения советско-германских отношений была предпринята еще в 1933 г. послом Германии в СССР Р. Надольным, встретившимся 13 декабря с наркомом Литвиновым. Как выяснилось позже, это была лишь личная инициатива посла. В июне 1935 г. он был отозван из Москвы.
До прихода Гитлера к власти советско-германские экономические отношения развивались успешно. В 1931 и 1932 гг. в экспорте машин Германии СССР стоял на первом месте. Так, в 1932 г. 43% всего германского экспорта машин пошло в СССР. Сокращение товарооборота в результате ухудшения советско-германских политических отношений было значительным. Если в 1931 г. экспорт СССР в Германию составил 566,5 млн руб., импорт – 1798,6 млн руб., то в 1935 г. он составлял уже соответственно 289,3 и 95,1 млн руб. В то же время происходило увеличение доли Англии, США и Франции в экспорте и импорте СССР.
Выражением намерения обсудить трудности советско-германских отношений стали некоторые неофициальные шаги советского руководства. Я категорически отклоняю аргументы многих моих коллег, для которых любой советско-германский контакт того времени на эту тему является чуть ли не криминалом для советской дипломатии. Следует иметь в виду, что тогда еще далеко не для всех, в том числе и на Западе, ясно было, «куда пойдет Германия». В этой обстановке было законным намерение заглянуть «по ту сторону» официальной политики.
…Летом 1933 года на даче под Москвой у давнего соратника Сталина, тогда секретаря Центрального исполнительного комитета СССР Авеля Енукидзе были в гостях германский посол Дирксен, советник посольства фон Твардовски, замнаркома иностранных дел Крестинский и замнаркома иностранных дел Карахан. Согласно информации Дирксена, направленной в Берлин, Енукидзе говорил о том, что «руководящие деятели Советского Союза» проявляют «полное понимание развития дел в Германии». Им ясно, что после захвата власти «агитационный» и «государственный» элементы внутри партии постепенно размежуются. Постепенно сформируется «государственно-политическая линия». Енукидзе высказался в том смысле, что «национал-социалистическая перестройка германского государства может иметь положительные последствия для германо-советских соглашений». Согласно изложению Дирксена (вероятно, точному), Енукидзе сказал, что «внутриполитическая унификация, видимо, служит гарантией того, что со стороны общественного мнения и большинства рейхстага (очевидно, имелась в виду ликвидация социал-демократической оппозиции, не говоря уже о коммунистах) больше не возникает препятствий для политики сближения интересов между обоими государствами. Германское правительство, видимо, находится на пути к тому, чтобы в результате соответствующего урегулирования внутриполитических дел приобрести внешнеполитическую свободу действий, которой советское правительство располагает уже много лет. Касаясь связи между внутренней и внешней политикой (продолжает свой рассказ Дирксен), Енукидзе высказался в том смысле, что совершенно так же, как в Германии и в СССР, есть много людей, которые ставят на первый план партийно-политические цели и которых надо сдерживать с помощью государственно-политического мышления».
Записанная послом Дирксеном беседа с Енукидзе не публиковалась в советские времена и казалась не то измышлением, не то клеветой на антифашистские принципы советской политики. Но теперь ясно, что это была часть глубокого зондажа, предпринятого Сталиным.
…Эти малоизвестные страницы советско-германских отношений относятся к 1935-37 годам и связаны с именем человека, который попал в Берлине не по своей воле. Его имя – Давид Владимирович Канделаки (1895—1938). Некогда член партии социалистов-революционеров (эсеров) в Грузии, ставший после революции большевиком, руководил органами просвещения в Грузии, где снискал популярность своей интеллигентностью и организаторскими талантами. Был он еще в дореволюционные времена знаком со Сталиным, который внезапно вспомнил о Канделаки и вызвал его в Москву. Здесь его ожидало назначение торговым представителем в Швецию, к полпреду Александре Коллонтай. Он пробыл в Стокгольме недолго, оставив о себе прекрасные воспоминания. Оттуда он в 1935 году перебрался в Берлин на пост торгпреда.
Личное знакомство со Сталиным и на новом посту помогало Канделаки – точнее, помогало Сталину иметь в Берлине доверенного человека, которому мог поручать ответственные задания. Правда, нарком Литвинов не был в восторге от функций неожиданного доверенного лица и был осторожен в прогнозах и оценках. Но тем временем Давид Канделаки быстро входил в дела и завоевывал себе выгодное положение, так как стал встречаться с крупнейшим банкиром НСДАП, министром финансов Яльмаром Шахтом. Референт Шахта Герберт Геринг – двоюродный брат всемогущего Германа Геринга стал посредником в беседах Шахта и Канделаки.
В миссии Канделаки было много «заходов». Первый из них относился к весне 1935 года, когда шли регулярные кредитно-торговые переговоры. Тогда инициатива принадлежала Шахту. Как докладывал в Москву советник советского полпредства Бессонов, Шахт много говорил о необходимости дальнейшего хозяйственного сближения СССР и Германии. Он сказал, что «будет твердо держаться курса на углубление и улучшение хозяйственных отношений с Советским Союзом, в каковом сближении он видит залог процветания обеих стран». Возвращаясь к вопросу о необходимости сближения с СССР, «Шахт еще раз подтвердил, обращаясь ко мне и к т. Канделаки, что его курс на сближение с СССР проводится им с ведома и одобрения Гитлера».
Эти первые успехи вдохновили эмиссара Сталина. В меньшем восторге был нарком Литвинов, который решил «придержать» энтузиазм Канделаки. Он обратился к Сталину с предложением разработать письменные инструкции для торгпреда. Сталин согласился. В результате родилось «наставление» для Канделаки, хранящееся до сих пор в сталинском архиве. Вот его содержание:
«Секретно. 5 мая 1935 года. Я передал содержание Вашего (т. е. Шахта – Л. Б.) разговора со мною товарищам, руководящим нашей внешней политикой, и я хочу поделиться с Вами впечатлениями, вынесенными из моих бесед с ними. Ни у кого из них я не заметил абсолютно никакой враждебности к Германии и к ее интересам. Они все утверждают, что изменение взаимоотношений с Германией в течение последних двух лет произошло отнюдь не по инициативе СССР. Советское правительство не вмешивается во внутренние дела других государств и не внутренний режим этих государств определяет отношение к ним совправительства. Оно поэтому готово было по-прежнему развивать с Германией наилучшие отношения, в особенности экономические, которые оно очень ценит. К сожалению, определенные угрозы по адресу СССР, исходившие из весьма авторитетных германских источников, не могли не побудить советское правительство принимать меры предосторожности. Мы пытались получить гарантии от самого германского правительства, но это не удалось. Отсюда и заключение советско-французского пакта о взаимной помощи, когда одно из этих государств будет в состоянии самообороны. Мы ограничили свою помощь только французской территорией. Так как Германия на Францию нападать не собирается, то пакт не может вредить Германии. Средне-европейская и другие проблемы, которые могут интересовать Германию без прямого ущерба для СССР, пактом не затронуты, как известно. Мои товарищи считают, что заключенный пакт не только не должен мешать, а, наоборот, может помочь установлению более спокойных и наилучших корректных отношений с Германией, а также дальнейшему развитию экономических отношений. Мое правительство всегда будет готово внимательно рассмотреть и обсудить предложения о расширении экономических отношений. На очереди сейчас вопрос о заключении Восточного регионального пакта о консультации, ненападении и неоказании помощи агрессору. Германское правительство как будто официально заявило англичанам о своем согласии участвовать в этом пакте, и если этот пакт действительно будет реализован, то несомненно будут созданы условия для значительного улучшения советско-германских отношений во всех областях».
- Предыдущая
- 20/113
- Следующая