Записки прокурора - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 42
- Предыдущая
- 42/73
- Следующая
Неожиданно повела себя Рузаева. Она вдруг стала уверять, что следователь не так её понял. Якобы Галя Барченко говорила ей, что не боится идти с Емельяновой, а опасается Ирину Сергеевну как соперницу. Выяснилось также, почему Емельянова «цеплялась» к Макарову.
Олег, чтобы позабавить всех, как-то утром на биваке устроил «торжественную» линейку, поднял на шест тренировочные брюки Пуркача. Ирину Сергеевну эта выходка возмутила… Рузаева произвела на меня не очень приятное впечатление. То ли она не хотела никого обидеть, то ли запуталась, но её ответы были какие-то неубедительные…
Пуркач, крепкого телосложения, высокий, с буденновскими усами, густой шевелюрой, которую почти не тронула седина, вышел к микрофону в тёмных очках.
Об истории с брюками он отозвался с улыбкой. Она его не обидела, не задела. Он даже удивлялся, почему Емельянова так болезненно реагировала на безобидную, по его мнению, шутку. Он считал, что после переходов, требующих от всех участников отряда много сил и напряжения, самая хорошая разрядка — весёлый, непринуждённый отдых.
На вопрос Лисикова, знал ли он о маршруте через жёлоб, Пуркач ответил:
— Первоначально мы выбрали другой путь. Я провёл по нему свою четвёрку. О маршруте через жёлоб я не знал. Его отыскала сама Емельянова, потому что там, где мы прошли, дорогу преградил камнепад.
И тут разговор зашёл о том, какое имело значение время дня для перехода через жёлоб.
Леонид Леонидович Пуркач утверждал:
— Я считаю, что тот самый жёлоб можно проходить в любое время дня и года. Местность не опасная для камнепада. Наличие одного камня ещё ничего не означает.
У меня возникло ощущение, что мы топчемся на одном месте. Получалась странная картина: Емельянова как будто бы сделала все, чтобы проход через жёлоб прошёл без осложнений. Макаров не мог ослушаться руководителя группы. А несчастье произошло. Кто же виноват?
Не за что было уцепиться. Макаров — крепкий, здоровый молодой человек, в своём уме, трезвый.
Что же произошло на самом деле? Наверное, все-таки эта видимая лёгкость и погубила его. Как бывает в жизни: опасность настораживает, заставляет собраться, напрячь внимание. А простое, нетрудное может усыпить бдительность. Я не находил другого объяснения случившемуся.
Некоторую дисгармонию внёс свидетель Лебедев. Появился любопытный штрих в поведении Макарова.
— Я ничего не хочу сказать плохого об Олеге, но мне кажется, он был не очень смелым парнем.
Такое признание произвело неблагоприятный эффект: по залу прокатился возмущённый гул.
— Какими фактами вы можете подтвердить ваше заявление? — спросил Чернышёв.
— У нас с ним была палатка на двоих. И когда мы её ставили, он всегда старался, чтобы она находилась среди других, а не с краю.
Эти слова прозвучали малоубедительно. Больше доводов у Лебедева не было. Но адвокат вернулся к этому вопросу.
— Вернее, Олег был осторожным, — пришёл к окончательному выводу свидетель.
Мне показалось, Лебедев что-то не договаривает. Настроение в зале действовало на него. О подслушанном разговоре между Макаровым и Емельяновой свидетель говорил неохотно. Он чувствовал за своей спиной присутствие Ирины Сергеевны. Вообще получалось некрасиво — влез в чужую тайну.
Сама Емельянова отнеслась к этому на удивление спокойно. Она признала, что этот разговор имел место. Олег погорячился. Буквально через полчаса он извинился перед Емельяновой. И эта размолвка не омрачала их дружеских отношений.
По словам Емельяновой, Макаров уважал её как руководителя группы, завидовал, что она легко и уверенно чувствует себя в горах. Он мечтал научиться лазить по ним, как «снежный барс» (выражение самого Олега), но сомневался, что это когда-нибудь осуществится. На вопрос Емельяновой, почему, Макаров якобы ответил: «Я сугубо равнинный человек»…
После опроса свидетелей был сделан перерыв. Как ни жарко было на улице, но после душного зала было приятно выйти на свежий воздух.
Через два часа судебное заседание было продолжено. В зале не осталось и четверти людей: обыватель разочаровался в процессе.
Снова и снова говорили свидетели, опять была тщательно допрошена Емельянова.
К концу дня стало ясно, что прения сторон сегодня не состоятся. Так оно и вышло. Назавтра мне предстояло выступать с обвинительной речью сразу после продолжения судебного заседания. Я просидел над своим выступлением целый вечер.
На второй день процесса в зале было очень мало народа. Одна группа расположилась возле родителей погибших, другая — сзади Емельяновой.
Чернышёв объявил судебное заседание продолженным и предоставил мне слово. Начались прения сторон.
Я говорил о том, что подсудимая Емельянова была не просто вожаком группы, старшим и опытным товарищем. Она являлась должностным лицом, облечённым правами и обязанностями, взявшим на себя ответственность перед обществом за здоровье и жизнь вверенных ей четырех человек.
На предварительном следствии и в судебном заседании достаточно убедительно была доказана вина подсудимой в трагедии на перевале Шикша. Она сама признает свою виновность. Её действия, повлекшие гибель Макарова и Барченко, квалифицированы по статье 172 Уголовного кодекса РСФСР.
Учитывая личность подсудимой, характер совершенного ею преступления, я просил суд определить Емельяновой меру наказания — один год исправительных работ.
Я сел. Теперь была очередь Лисикова.
— Товарищи судьи! — сказал он уверенно. — Ваша задача трудная. Вы пытаетесь постигнуть истину, а на пути много препятствий. Случается, что путь к истине вам преграждает сам подсудимый. Оглушённый несчастьем, подавленный и растерявшийся, он берет на себя вину, хотя её и нет. Это бывает редко, но именно так, товарищи судьи, случилось по данному делу. Я беру на себя ответственность утверждать это, потому что в невиновности Емельяновой меня убедили материалы дела и то, что было выяснено в ходе судебного разбирательства.
Здесь присутствуют родители Макарова и родственники Барченко. Никто не смеет забывать об огромном горе, которое обрушилось на них. Они, помимо вас, товарищи судьи, вершат свой суд, и их приговор не может быть безразличен для Емельяновой. И пусть мне будет позволено защищать её не только перед вами, защищать не только от юридического, но и от морального обвинения, не менее, а, может быть, более тяжкого.
Не забывая ни на секунду, что я защищаю Емельянову, я все-таки должен сказать товарищу прокурору: «Если вы считаете доказанным, что на совести Емельяновой две молодые жизни, почему вы не сказали ей это со всей резкостью и прямотой? Если Галя Барченко и Олег Макаров погибли из-за неё, пусть бы она услышала от вас, товарищ прокурор, горькую правду: „Емельянова, вы разрядник по горному туризму, вы — инструктор и наставник новичков, вы взяли на себя ответственность с заботой и предусмотрительностью оберегать от опасности молодых людей, оставленных на ваше попечение. Вы повели Галю и Олега, не подозревавших об опасности, к пропасти, самой натуральной, ощетинившейся острыми камнями, бросили их в ту минуту, когда нужны им были, как никогда. Вы не сберегли их, более того, вы обрекли их на смерть своим равнодушием и безразличием к их судьбе“.
Если государственный обвинитель считает вину Емельяновой доказанной, он имел право сказать ей эти гневные беспощадные слова. Но он этого не сделал. Это можно объяснить только тем, что обвинение считало необходимым доказать, будто Емельянова нарушила инструкцию, якобы неправильно руководствовалась установленными правилами безопасности прохождения перевалов в горах. Почему она это сделала — не меняет в конечном счёте вывода о её виновности. Но мы не вправе говорить только о том, соблюдена инструкция или нет. Допустим, соблюдена до последнего параграфа. Но ведь моральное обвинение остаётся. Остаётся обвинение в том, что Емельянова не проявила должной заботы и предупредительности, которые могли спасти Галю и Олега. Значит, она виновата. Там, в горах, где погибли две молодые жизни, искорка непредупредительности вырастает в огонь равнодушия и оборачивается грозным обвинением, тянущим ко дну виновного. Поэтому своей основной задачей я считаю защиту Емельяновой от обвинения в позорном равнодушии и безразличии к жизни тех, кто ей доверился. От формально юридических обвинений защищать Емельянову не так трудно. В обвинительном заключении и в речи товарища прокурора даётся одинаковый ответ на вопрос: почему не соблюдалась величайшая осторожность там, где это было необходимостью, при прохождении узкого желоба с лежащим у входа «живым» камнем, готовым от любого прикосновения сорваться вниз? Своим поведением, с которого брали пример, Емельянова, идя вне связки, якобы создавала чреватое опасностями впечатление, что путь лёгок и безопасен. И его можно пройти спокойно. Это-то, мол, и привело Макарова к роковому шагу.
- Предыдущая
- 42/73
- Следующая
