Зеркало для невидимки - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 21

• Предыдущая
• 21/78
• Следующая

Конечно, если честно признаться, ей сейчас хотелось говорить именно с ним. И о том, что произошло на арене, а также… Да, глухой намек на сложные отношения между Разгуляевым и убитым Севастьяновым, подслушанный в чужом разговоре, тоже бы стал темой беседы, подспудной темой, однако…

Катя медленно вышла из шапито. Стрельню окутывали душные пепельные сумерки – полувечер, полуночь. Над цирком стоял бледный месяц. А в окнах дальних многоэтажек зажигался свет. В цирковых бытовках и вагончиках тоже зажигали лампочки, и при распахнутых настежь дверях и окнах над ними хороводом плясали ночные бабочки. Пахло жаренной на сале картошкой и котлетами с луком. Проходя мимо вагончиков, Катя даже слышала, как они шкворчат на походных электроплитках.

Кочевье было таким обжитым, обустроенным. Никто из цирковых словно и не тяготился спартанскими условиями. А Катя чувствовала себя тут чужой. Ловила на себе любопытные взгляды: заинтересованные – мужчин, оценивающие – женщин. «Ничего, – думала она, – так всегда вначале. Я тут не один день работать намереваюсь, еще познакомимся, братцы».

Она пока еще не знала, как объяснит на работе командировку в такое место, как цирк, но уже твердо решила: сюда она приехала не на день, не на час, а… ну, одним словом, пока убийство не будет раскрыто.

– Извините, пожалуйста, как мне отыскать… – Но Катин вопрос (она обращалась к парню, моющему из шланга маленькие клетки, словно кубики, нагроможденные друг на друга) внезапно повис в воздухе. Она увидела Разгуляева – у задних ворот, выходящих к пустырю. Сейчас они были наполовину открыты. Он садился на красный мотоцикл «Ямаха» и явно намеревался куда-то отчалить. Катя хотела было подойти, заговорить, представиться, но ее опередили. Из-за вагончика, из тени под свет фонаря, освещающего ворота, вдруг выступила невысокая хрупкая фигурка. Катя узнала ту самую блондинку, которую видела еще на репетиции. Сейчас она тяжело дышала, словно бежала, боясь опоздать.

– Валя, подожди… нам нужно поговорить.

Голос ее был хрипловат – видно, она много курила. Ответом ей стал рев «Ямахи». Разгуляев подъехал к самым воротам.

– Валя, я прошу тебя! Раз в жизни попросила же! Мне нужно с тобой поговорить… Очень.

– Нечего говорить, Ленка. Хватит, потолковали. Все выяснили. А что не выяснили, то…

– Валя, я прошу, мне нужно!

Казалось, она умоляет его, а он, Разгуляев, отвечал зло, сквозь зубы. И манеры его сейчас произвели на Катю неприятное впечатление. «Надо же какой, – подумала она с внезапным раздражением. – Синие глаза… Обыкновенный фат, как раз то, чего не терплю в мужчинах. Подумаешь, укротитель, рокер несчастный!»

– Валя, пожалуйста. – Блондинка, точно собачка, встала перед мотоциклом.

«Ямаха» взревела, газанула. Разгуляев аккуратно объехал женщину, и во тьме замигал только алый огонек.

– Что ворота не закрываешь? – послышался сбоку насмешливый женский голос. – Я, что ли, за тебя это делать буду?

Откуда-то из тени вынырнула под свет фонаря еще одна фигурка – низенькая, крепко сбитая. Катя, приглядевшись, узнала и эту незнакомку – та девица в комбинезоне, стриженная под солдатика, что плакала у клетки. Отчего это она плакала, интересно? Катя отступила в тень. У нее появилось ощущение, что они все трое тут из-за Разгуляева. Только вот кто за кем шпионит?

– Куда он поехал? – спросила блондинка хрипло.

– А тебе-то что, Илоночка? Тебя, между прочим, Баграт обыскался.

– Он не сказал тебе, куда поехал?

– Сказал, вернется к утру. Раджу сам кормить будет. Сказал, чтобы к клеткам в его отсутствие никто и близко не подходил. А ты что, не слышишь, я тебе говорю – муж тебя обыскался, Илоночка.

– Заткнись ты!

Диалог напоминал спор кобры с гадюкой, столько было в словах одной яда, а другой – злости. Блондинка круто повернулась на каблуках и зашагала в глубь кочевого городка. А та, что в комбинезоне, закрыла ворота на засов. Катя вспомнила, что эту девицу зовут Ира.

– Добрый вечер, – излучая приветливость, поздоровалась она. – Вас Ира зовут? Мне Пал Палыч сказал. А меня – Екатерина, будем знакомы, я из…

– Из газеты, что ли? Корреспондентка? – «комбинезон» подбоченился. – И как, понравилось у нас?

– Ну и ну, – Катя усмехнулась. – У меня прямо дух захватило, когда свет погас. А вы что, тоже артистка?

– Артистка по метле. – Ира неторопливо пошла от ворот к вагончикам. – Ведра да лопатки каждый вечер дрессирую. Сегодня и ежедневно на манеже… Крупный спец по дерьму, знаешь ли. Клетки чистить – такое вдохновение надо иметь артистическое. Они знаешь сколько валят? Сколько, например, слон гадит, знаешь? На лопате не унесешь сокровища-то. – Она оглянулась, словно проверяя – идет ли все еще за ней корреспондентка. Катя не отставала ни на шаг, а сама думала: «Груби, груби, золотце».

– Всякий труд почетен, – сказала она насмешливо. – А ты что, с биофака, что ли, раз при продуктах жизнедеятельности состоишь?

Девица в комбинезоне моргнула (самыми красивыми на курносом лице ее были глаза – серые, с озорными искорками на дне темных зрачков), потом фыркнула:

– Корреспондентка… Ну и о чем писать тут у нас будешь?

– Даже не знаю пока, – простодушно призналась Катя. – Я с цирком никакого дела не имела. А ты давно тут работаешь?

– Полтора года.

– А почему именно в цирке? Что – призвание?

– Ты сама-то москвичка? – снова фыркнув, спросил «комбинезон». – То-то. По лицу видно: на всех московских есть особый отпечаток. Большой город – работа есть, жратва, потусоваться опять же где – дискотеки, бары. Мужика какого хочешь, такого и заловишь. А у нас… У меня батя на Свири в леспромхозе работал, потом в Петрозаводск подался. Жили мы в рабочем поселке – два дома с половиной. Одно старичье, и пьют все с утра до ночи. От такого житья не то что к дерьму сбежишь, а…

– Лишь бы большой город был? Но вы ведь с цирком все время с места на место переезжаете.

– Я у Валентина работаю, у него своя программа. Это все, – «комбинезон» небрежно кивнул на купол шапито, – только временно. Валентин, между прочим, два года за бугром гастролировал – Брюссель, Антверпен, Роттердам, там цирк передвижной в порту, ну и наших, русских, берут охотно. В сентябре вот в Сочи двинем. А там, может, его снова за бугор пригласят.

«Так он тебя и взял с собой, кочерыжку», – подумала Катя, а сама елейным голосом «корреспондентки» спросила:

– Ира, а вас не затруднит рассказать мне, что такое цирк, что такое ваш номер?

– А что это ты мне выкаешь?

– Ну так, из вежливости. Мы же только что познакомились.

– Брось, – «комбинезон» великодушно махнул рукой. – Есть хочешь? Восемь часов уже, мамочка ты моя! – Она глянула на часики, извлеченные из нагрудного кармана. – Пошамать да бай-бай. Мне завтра в пять вставать.

– Так не затруднит тебя…

– Картошку можешь почистить? – прямо спросил «комбинезон».

Катя кивнула.

– Айда.

И они пошли по цирковому городку. У большущего фургона «комбинезон» замедлил шаг, чутко прислушиваясь. «Ау-у-уми!» – вечерний воздух потрясло басистое рычание, донесшееся из-за железных дверей. Это ревел лев.

– Что, хорошо солирует? – засмеялась Ирина. – Раджа жизни дает. В тихую ночь во-он до тех домов, – она указала на дальние многоэтажки, – слышно. Жильцы приходили, жаловались – дети пугаются. Спишь, как на сафари. Ну ничего, скоро отревут свое. Утихомирятся.

– Почему? – спросила Катя.

– Да увезут их, и концертам конец. Аттракцион расформировали. У Разгуляева теперь новая программа – смешанная группа, да ты видела сегодня. А с львами все, баста. Двух уже в Бишкек в зоопарк запродали, двух еще Кишинев просит, правда, задешево очень. А другие – Тироль старый, его усыпят, наверное, если Валька позволит. А Раджа… – Ира снова чутко прислушалась. – Моя воля, я бы только этого гада с рук сплавила. А не весь прайд разрушала.

– По какой причине номер развалился?

– А ну их к черту, – «комбинезон» только поморщился горько. – Ну, пришли. Прошу к нашему шалашу.

• Предыдущая
• 21/78
• Следующая