Все оттенки черного - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 49
- Предыдущая
- 49/138
- Следующая
– Поглядим. Но сначала я должен видеть заявление.
– Подлинник? – Обухов ухмыльнулся. – Любуйся. – Он извлек несколько листов бумаги из верхнего ящика стола.
Колосов, закурив, быстро пролистал их – аккуратненькая распечатка из компьютера, произведение, продиктованное исполнительной и преданной секретарше.
– И что же тут вас не устроило? – спросил он, дочитав до конца.
– Я же сказал: брехня с первой до последней буквы.
Колосов снова пробежал глазами заявление Модина. Ну и житуха пошла! Человек, который неделю находился под негласным наблюдением, шагу, как говорится, самостоятельно не мог ступить, спустя всего несколько дней после того, как «колпак» убрали, рысью бежит с заявлением в милицию о том, что «подвергся глубокому посягательству на свою жизнь и личную свободу».
В заявлении Модина Станислава Сергеевича рассказывалась мрачная гангстерская история о том, что 4 августа текущего года, примерно в 11 часов 30 минут, он, заявитель Станислав Сергеевич Модин, русский, 1948 года рождения, уроженец поселка Шахты Ростовской области, находился после проведения совещания с персоналом принадлежащего ему акционерного общества «Орион», специализирующегося на продаже лакокрасочных изделий и стройматериалов, в своем рабочем офисе по адресу: Большое Загородное шоссе, 118.
«Внезапно, – патетически повествовало заявление, – в мой кабинет вломились четверо незнакомых мне мужчин и под угрозой оружия – пистолета неизвестной мне марки – похитили меня, заставив проследовать по служебной лестнице во двор предприятия, где насильно усадили меня в автомашину марки „джип“ черного цвета. В машине, – сообщалось далее, – на глаза мне была надета повязка, а на запястья – наручники. Незнакомцы привезли меня в какое-то помещение, где в течение нескольких часов подвергали меня возмутительным угрозам, подкрепленным демонстрацией огнестрельного оружия. Угрожали словесно бить меня и мою жену, если я немедленно не напишу им долговую расписку на сумму в триста тысяч американских долларов. Сломленный морально и физически, я написал таковую под их диктовку. После чего мне было предложено проехать ко мне и забрать эту сумму. Я возразил, что таких денег в наличии у меня нет, чтобы собрать их, мне потребуется минимум месяц. Они дали мне сроку три дня, пригрозив, что „лучше бы мне и на свет не родиться“ без уплаты этих денег. Воспринимаю их возмутительные угрозы как абсолютно реальные и осуществимые, представляющие непосредственную опасность для жизни, прошу правоохранительные органы принять соответствующие меры и оградить меня от вымогательств со стороны…»
– По-твоему, Модин лжет? – спросил Колосов, вернув заявление рубоповцу.
– Искажает. Скажем так.
– Но я в дежурке сейчас читал акт его медицинского освидетельствования. У него следы от наручников на запястьях и кровоподтеки на спине.
– Никита, он взял кредит и не желает возвращать деньги. Речь тут не идет о составе преступления по графе «вымогательство». Люди, которые одалживали ему деньги, знают, что он просто валяет ваньку, жмотничает. Они и принимают соответствующие меры предупредительного характера: топают на Модина ножкой. А он кладет кучу в штаны. Но заметь при всем при этом: с деньгами расстаться – должок отдать – выше его сил. Умрет, но не даст. А в штаны кладет при этом. Парадокс, скажешь? Кидается к нам, лепит сказку – грабят, мол, меня, караул. Ну, а мы его соответственно…
– А вы, как всегда, всех на чистую воду выводите.
– Либо он изложит в заявлении все, как было. Правду и только правду, либо… Я ему прямо так и сказал. – Обухов брезгливо смял «подлинник». – Этой беллетристике место на гвозде в уборной, а не в моем сейфе. Раз просишь меня о помощи – не ври мне. Это я тут каждому говорю. Шепнул и ему на ушко. Те, кто понимает намек, как, например, ты, мой догадливый коллега, те имеют шанс со мной сотрудничать. Иным же, увы-увы, выход, как говорится, один… Ну, Модин тоже быстро смекнул.
– У кого он взял кредит? – поинтересовался Колосов.
Обухов двусмысленно хмыкнул и назвал фамилию весьма известного в Москве «представителя деловых и банковских кругов».
– Ну и?.. Олигарх, что ли, в вымогатели переквалифицировался?
– Мараться с такой мелочевкой ему? Да он к тому же сейчас не в отечестве нашем забубенном. За бугром кукует, инвесторам на кризисные обстоятельства жалуется. – Обухов снова хмыкнул. – Нет, речь не об этом дяде. Он просто переуступил свое право на возврат долга. Так спокойнее по нынешним временам, да и хлопот меньше.
– Кому переуступил?
Тут лицо Обухова приняло совершенно мальчишеское выражение: а что дашь за это? Колосов все явственнее чувствовал себя бедным родственником перед этим сверхосведомленным коллегой.
– Лешеньке Кедрову со товарищи. Насколько нас проинформировали: красновской братве.
Колосов присвистнул – поди ж ты! Кедров был в области личностью одиозной. От таких личностей, по мнению Колосова, был один лишь вред и никакой, совсем никакой пользы. Кедров был бессменным лидером красновской ОПГ, не раз наводившей шорох среди коммерсантов и даже вступавшей в конфликт с органами правопорядка. Кедрова (несмотря на его полтинник с хвостом и лысый череп, давно уже растерявший остатки кудрей) в близких к его персоне кругах именовали не иначе как Лешенькой, а еще к нему прилипла странная кличка Лехистан. Полтора года назад у Лехистана начались дремучие сложности с прокуратурой, налоговой инспекцией и Комитетом по приватизации.
Все эти строгие организации одновременно устроили на Лехистана дружную охоту, потому что он со своим «влиянием и весом» всем в области в конце концов катастрофически опостылел. Претензий к нему было пруд пруди – от неуплаты налогов до незаконной приватизации помещений, оборудованных под залы игровых автоматов, в подмосковной Бехтеевке. Дальновидный Лехистан, как только заслышал это всеобщее и громогласное «ату его» (а в прошлом у него уже имелся печальный опыт общения с органами власти и закона – три его судимости по «корыстным» статьям были уже погашены и преданы забвению), не стал на этот раз долго испытывать терпение судьбы. Он неожиданно занедужил «острым обострением язвы двенадцатиперстной кишки» и укатил лечиться в Германию. О нем ничего не было слышно в области около полугода. И вот имя его так неожиданно всплыло.
- Предыдущая
- 49/138
- Следующая
