Венчание со страхом - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 58
- Предыдущая
- 58/107
- Следующая
Никита повесил трубку. Авось… Итак, по убийствам набирается весьма занятная компания подозреваемых: Киселев, Юзбашев, шимпанзе – мать его так… Он усмехнулся. Господи, что за жизнь пошла! И эти, макаки, туда же. Подумал и связался с Бюро судебно-медицинских экспертиз, где проводились повторные комплексные исследования останков убитых женщин. Патологоанатом любезно согласился зачитать ему выдержки из заключения. Никита быстро конспектировал: в случае с убитой станционной рабочей – никакой ясности: «Обширные повреждения черепа, раздробление костей, давность происшедшего не позволяют сделать категорический вывод об извлечении или не извлечении мозгового вещества», – читал эксперт.
А вот в случае с художницей «извлечение» вроде подтверждалось, но с оговорками «возможно», «предположительно».
– С официальными данными сможете познакомиться на той неделе в прокуратуре, – заверил эксперт на прощание. – Мы завтра направляем заключение следователю.
Итак, и тут тоже все было два к одному. Никита сделал пометки в блокноте. Мозг действительно извлекали не впервые. Но для чего? Если это совершил человек – ненормальный, псих, геронтофил, куда он девал все это? Где хранил? Как транспортировал с места происшествия? И, наконец, куда употреблял? Вообще, зачем ему это? Фетиш? Ну положим, такие любят хранить трофеи. Головкин вон кожу солил, Джумгалиев внутренности замораживал. Никита чувствовал подступающую тошноту. А если это не человек?.. Все бунтовало в нем: ну, не может быть такого, не может. Но вдруг вспомнился Чарли с вымазанной кровью мордой. Обезьяна, снова эта чертова обезьяна! Неожиданно его словно пронизало током. В памяти всплыло лицо Юзбашева, одна его фраза, сказанная во время допроса, на которую он тогда не обратил внимания, одно его упоминание о…
Никита вскочил, едва не опрокинув пепельницу со стола. Потом снова сел. Этолог далеко, в Спасском ИВС. Он достал записную книжку, отыскал телефон института.
А что, собственно, в нем проку, в телефоне-то? Ольгина тоже нет в Москве, там он, на базе. Но все же набрал номер из какого-то упрямства перед невезением.
– Алло, вас слушают, – голос на том конце провода звучал властно и приветливо – хорошо поставленный низкий женский голос.
Колосов попросил к телефону Ольгина.
– Простите, а кто говорит?
Он представился.
– Очень приятно. Исполняющая обязанности директора института Балашова Нинель Григорьевна. Вы расследуете убийство Серафимы Павловны?
Колосов уточнил, что расследует убийства прокуратура, а он занимается розыском преступника.
– Это все равно. И когда же вы отыщете этого негодяя?
Никита заверил, что как только, так сразу.
– Это ограбление и убийство, молодой человек, – лишнее подтверждение тому, в какую пропасть беззакония и безобразия скатилась наша несчастная страна после известных событий, – отчеканила Балашова. – При советской власти у старых людей не отнимали их трудовую копейку. Да! И милиция работала тогда на совесть. Я знаю, мой муж был знаком со многими руководителями тогдашнего вашего министерства. Подождите у телефона, Александр Николаевич сейчас подойдет.
Никита, не веря еще своей удаче, прождал довольно долго.
– Алло, Никита Михайлович? Ну что? Есть новости? – Ольгин дышал в трубку, видимо, запыхался, поднимаясь по лестнице.
– Так точно. Змей ваших нашли.
– Да ну?
– Вчера утром повезли к вам на базу.
– Мать честная! А я как раз вчера утром в Москву вернулся. У нас тут делегация из Дюссельдорфа приехала. Всех нашли?
– Всех.
– И кто же ворюга?
– Юзбашев.
Ольгин присвистнул:
– М-да-а, пригрели, что называется… Кто бы мог подумать… И что ему теперь будет?
– Он арестован по обвинению в краже. Следствие идет, впереди, естественно, суд.
– Понятно. Эх ты…
– Александр Николаевич, я вот о чем вас хотел спросить. – Никита сделал паузу, отметив, что Ольгин на том конце тоже как будто замер. – В тот раз вы мне весьма прозрачно намекнули, что Юзбашев был на базе. А как вы догадались? Это просто ваше предположение было или…
– Вы же сами мне про Хамфри рассказывали, Никита Михайлович.
– Говорил… и что?
– Ну, вы упоминали о запачканных грязью его лапах при том, что пол в клетке был чистым.
Никита затаил дыхание, считая удары сердца.
– А это могло произойти только в одном случае, когда…
– Спасибо, я понял! – Колосов едва не швырнул трубку, но сдержал свой порыв. – Большое вам спасибо! Вы когда на базу вернетесь?
– Сегодня к вечеру, раз такие у нас там события. Это вам спасибо. Еще бы ситуация с бабой Симой прояснилась.
Его следующее «спасибо» адресовалось уже пустоте. Никита ринулся на улицу. В коридоре столкнулся со Славянкиным, шедшим с какими-то бумагами.
– Никита Михайлович, мне тут срочно…
– Борисов подпишет! Я в район. Звоните в Спасск, если что. Может, задержусь там до завтра.
Славянкин с удивлением глядел ему вслед: начальник отдела убийств никогда не выглядел таким взволнованным и окрыленным.
В следственный кабинет Спасского изолятора, где Колосов встретился с Юзбашевым, заглядывало солнце – золотило прутья стальной решетки на окне, пыль на столе, высвечивало оспины облупившейся краски на привинченных к полу ножках стульев.
Юзбашев был небрит, подавлен и бледен. Сутки, миновавшие после задержания, отпечатались на всем его облике. Было видно, что этолог страдает.
– Я попросил следователя сообщить Зое, где я, – молвил он с дрожью в голосе. – Пусть передаст мне кое-что из вещей: тапочки, щетку, зубную пасту. Здесь так ужасно, так грязно. Неужели обязательно меня здесь держать? Я не сбегу, клянусь! Поговорите со следователем… может, можно как-нибудь… Здесь… О, я не вынесу этих условий!
– Хорошо, я поговорю, но решать будет он. А сейчас я бы хотел вернуться к событиям того самого утра, Константин Русланович, – сухо сказал Колосов. – Речь пойдет не о краже, а об убийстве. Так вы утверждаете, что в то утро, как только вы простились с гражданкой Ивановой и вышли за ворота базы, вы сразу побежали вдоль забора к дыре?
– Совершенно верно. Я, Никита Михайлович, Калязину не преследовал, я ее даже не видел, – Юзбашев истово глядел на Колосова, хрустел пальцами от волнения. – Она, наверное, к тому времени уже в лес углубилась.
– А после того, как вы сделали с ключа слепок, вы…
– Я снова побежал к пролому.
– Мимо обезьянника?
– Да.
Никита встал и отошел к окну.
– Вы открывали клетку Хамфри? – спросил он тихо.
– Открывал.
– Зачем?
Юзбашев неожиданно умолк.
– Зачем?!
– Вы все равно не поймете.
– Зачем вы это сделали? Вас же могли увидеть. Зачем?!
– Он – мой друг.
– Что? – Никита даже растерялся.
– Видите – не понимаете, – Юзбашев печально улыбнулся. – Хамфри мой друг. Мы с ним не виделись сто лет.
Никита облокотился о стену. Он наблюдал за этологом.
– Эта обезьяна агрессивна и опасна, я сам в этом убедился, – сказал он хрипло.
– Это мой друг, – повторил Юзбашев. – Все два года, что я работал на базе, Хамфри был единственной моей отдушиной. Он мудрый и добрый. Он жил с людьми с самого рождения. Он учился у них, он хотел их любить. А люди посадили его в клетку, сделали из него средство для удовлетворения своего преступного любопытства, превратили его в подопытную свинку, мучили его. А он… Хамфри неоценимо помог моим исследованиям самим своим существованием. Благодаря ему, Никита Михайлович, я понял, как ведут себя порой они, наши меньшие братья, и мы, боги, властители этого мира. И сравнение было не в нашу пользу. Он привязался ко мне потому, что я пытался оградить его от всех этих… в общем, потому, что я относился к нему так, как и надо относиться к другу, брату. А они, эти мои коллеги, – Юзбашев злобно сверкнул глазами. – Эх, зеленые в нашей стране спят, вот что! Иначе они давно бы вывели всю эту лавочку, где кое-кто вообразил себя доктором Моро, на чистую воду!
- Предыдущая
- 58/107
- Следующая
