Венчание со страхом - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 40

• Предыдущая
• 40/107
• Следующая

– Я тоже, – согласился Ольгин. – Пусть мы с ним не сошлись в наших взглядах, не сработались, но клеветать бездоказательно на него я не намерен.

– Ладно, разберемся, – Никита поднялся. – Вы мне адресок вашего общежития и паспортные данные гражданина Юзбашева подкиньте, пожалуйста.

– На базу придется возвращаться, – ответил Ольгин. – У меня с собой нет записной книжки.

– Раз надо – вернемся, – заверил его Никита.

Когда они уже покинули отдел и садились в его «Жигули», Колосов отвел в сторонку Соловьева, вышедшего их провожать.

– Не знаю, как остальное, но кражу этих ползучих мы раскроем, – шепнул он ему. – Я это печенкой чую.

– Список сотрудников института я у Балашовой запрошу, – тоже шепотом заверил его Соловьев. – Сегодня же.

– Обязательно. Тут ни одну деталь упускать не следует.

Прибыв на базу, они сразу же проследовали в резную избушку-»будку», служащую лабораторией и одновременно пристанищем для Званцева. Три тесные ее комнатки были битком набиты громоздкой аппаратурой. Никита взглянул на нее мельком: все равно ведь как на афишу коза. Один компьютер узнаешь, да и то с трудом.

– Вот точный адрес общежития: Серебряная набережная, пятнадцать, корпус два, а вот телефон вахтера. Вот паспортные данные Юзбашева, – Ольгин открыл на середине пухлый блокнот, давая возможность списать нужную информацию.

– А если в общаге вашей не застану я Юзбашева – съехал он, предположим, где мне тогда его искать? – спросил Колосов.

– Ну, знаете ли… Костик такой человек. – Званцев, за его спиной склонившийся над блокнотом, сделал паузу. – Тот, кто говорит о быках, во сне видит одних быков. В общем, учитывая, что Московский зоопарк на реконструкции, а на биофаке МГУ нет вакансий, в столице остается не так уж много мест, где можно изучать тот предмет, которым он занимается. Там и ищите. В ларек, я вас уверяю, Костик не пойдет торговать. С голоду будет пропадать, а этологию свою не бросит.

– Что, действительно полезная наука? – спросил Колосов с недоверием.

– Полезная и перспективная, но не у нас, – Ольгин поморщился. – Не в нашем дражайшем отечестве. У нас сейчас одна коммерция перспективна. И та – воровская.

Никита хотел было уж подняться и, как говорили в старину, откланяться, как вдруг дверь лаборатории с треском распахнулась и на пороге возник Женя, потный и запыхавшийся.

– Снова! – выпалил он. – Александр Николаевич, я видел! Лично видел! Есть!

– Кто? – спросил Ольгин, вскакивая. – Флора?

– Нет, Чарли! Идите быстрее!

По встревоженно оживленным лицам собеседников Никита понял: что-то произошло.

– Я вам не помешаю? – спросил он.

Ольгин не ответил, он уже спускался по лестнице.

– Быстрее, не то опоздаем! – кричал Женя.

Они что есть духу мчались к обезьяннику. Сердце в груди Колосова бешено колотилось. Он моментально позабыл и о Юзбашеве, и о новости, сообщенной Ивановой.

У клетки с шимпанзе, которого звали Чарли, они остановились. Ольгин сделал знак, призывая к тишине. Никита вытянул шею, стремясь разглядеть, что же происходит внутри.

Чарли сидел к ним спиной, на корточках, по-звериному припав к бетонному полу. Он с урчанием копошился в темной куче. Никита поначалу не понял, что это, потом разглядел – перья. Мелькнуло что-то красное. Под ногой у Жени хрустнул гравий. Чарли обернулся.

Никита замер: морда шимпанзе была густо вымазана свежей кровью. В крови были и лапы – так напоминающие человеческие руки. В кулаке его был зажат окровавленный лоскут мяса: белела вывернутая кость, розовели сухожилия. Перед шимпанзе на полу лежала полурастерзанная птичья тушка. Слабый ветерок шевелил темные перья.

Чарли посмотрел на людей исподлобья и глухо заворчал.

– Галка, по-моему, – шепнул Ольгин. – Жень, как это произошло?

– Он меня не видел, – ответил лаборант тоже шепотом. – Я на лавочке загорал. Потом слышу – шум. Смотрю, три галки у его клетки шастают. Видите, там у прутьев куски яблока? Другие куски он в траву бросил вон там. А эти положил у самых прутьев. Я все видел. Когда одна расхрабрилась и подскакала к приманке, он ее сцапал. И сразу впился зубами.

– Значит, это точно Чарли, я так и думал. – Ольгин подошел к клетке вплотную.

– А что, они разве птиц едят? – спросил Никита.

– В природе довольно часто, – ответил Званцев. – Это описано в литературе. Но в неволе такие случаи очень редки. Впервые было замечено в 1983 году в Лондонском зоопарке. Там самка шимпанзе ежедневно ловила и съедала по голубю. У Чарли те же привычки. Он плотоядный.

– Плотоядный? – Никита почувствовал мурашки на коже. – Хищник?

– Нет, – Званцев усмехнулся. – Но мясо любит. Флора, впрочем, тоже. Мясо прежде входило в их рацион. Он им, видно, мал. Мы находили перья у клеток, только не видели, кто у нас подстерегает птичек.

– У него вон морда вся в крови, – заметил Никита с отвращением.

– Обезьяны любят кровь. Не все, но некоторые не прочь ею полакомиться. Шура, – окликнул Званцев коллегу. – Ты чего собираешься делать?

Ольгин осторожно просунул руку сквозь прутья. Чарли заворчал громче.

– Это что такое? – Голос Ольгина был тихим, мягким. – Что это за фокусы, Чарли? Ну-ка, брось. Отдай. Отдай мне скорее.

Ворчание стало низким, угрожающим.

– Сейчас же брось, ну! – Ольгин повысил голос.

Шимпанзе разразился истерическим визгом и, точно лохматый черный шар, метнулся в глубину клетки. Чарли взобрался на толстый сук, сваленный в углу, и исторг на голову ученого целый поток негодующих и резких воплей.

– Лопату мне принесите, надо забрать птицу в лабораторию, – попросил Ольгин.

Пока Женя бегал за лопатой, они ждали.

Увидев, что добычу забирают, Чарли впал в настоящую истерику: визжал, прыгал на своем суку, размахивал руками, однако никаких попыток приблизиться к прутьям не делал.

И в тот момент, когда его вопли раздирали воздух на самой высокой ноте, из соседней клетки ему ответил низкий раскатистый рев. Колосов узнал голос Хамфри.

Ольгин вытащил останки галки, быстро передал лопату лаборанту и шагнул к обиталищу Хамфри. Никита подошел тоже.

Обезьяна снова сидела у самой решетки. Завидя людей, она молча оскалила желтые клыки.

– А ты что? – тихо спросил Ольгин. – В чем дело?

Колосов отметил, что в присутствии Ольгина шимпанзе на него никак не отреагировал, словно и не заметил чужого. Глаза Хамфри были устремлены на Ольгина. Он явно вызывал его.

– Ну, в чем дело, старина? – повторил тот тихо, тоже не спуская глаз с обезьяны.

Хамфри сгорбился. Веки его дрогнули. Мускулы напряглись. Во взгляде, устремленном на ученого, читались жгучая ненависть и страх. Затем глаза его словно потухли. Хамфри отвернулся и тяжело заковылял в глубь клетки.

У Никиты отчего-то сжалось сердце.

В субботу Мещерский должен был перевезти Павлова и Чен Э на дачу, договаривались на полдень.

– Мне, что ль, снова на природу податься? – томным голосом предложил Кравченко. Он сидел на постели, подсунув под спину подушку, и наблюдал за Катей, расхаживающей по комнате в махровом халате.

Кравченко смекал: над его блондинистой головой еще со вчерашнего вечера (с ним почти не разговаривали, несмотря ни на какую парфюмерию) собираются свинцовые тучи и вот-вот грянет гром. Надо было срочно что-то предпринять.

– Катюшенька…

– Что? – Она присела к зеркалу и начала причесываться.

– А кофе в постель хочешь?

– Я уже встала. И – раньше тебя.

– Да? Действительно. Значит – неудачное начало. – Он вздохнул. – Ну а что ты со мной хочешь сделать?

– На клочки порвать, дурак.

– Ну рви. Будет больно, но я – ах, потерплю.

Она швырнула в него расческой. Кравченко поймал расческу на лету, положил на обнаженную грудь.

– Что-то мы все ссоримся в последнее время, – молвил он грустно. – Я, наверное, настоящий дурак – нервы порчу такой девушке. Такой умнице, такой красавице…

• Предыдущая
• 40/107
• Следующая