Сон над бездной - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 53

• Предыдущая
• 53/66
• Следующая

– Я порой просто не могу с тобой разговаривать. Не в состоянии! – рассердился Мещерский. – Ты же сам там, на просеке…

– А ты запасся фонарем с утра пораньше и двинул на разведку. Причем без меня. Так что квиты, квиты, друже, – Кравченко хлопнул его по плечу. – И это тоже, между прочим, еще один вопросик без ответа.

– Что?

– Наше с тобой обоюдное нелогичное поведение. Нелогичное везде, кроме этих стен.

– Мы с тобой можем говорить и делать что угодно. Нас в детективы никто не нанимал. Предложение Шерлинга, кажется, уже не в счет.

– А помнишь, что нам тогда сказал Гиз? – тихо спросил Кравченко.

– Ты это о чем?

Но Кравченко внезапно замолчал. Потом после весьма долгой паузы (казалось, он что-то сам припоминал, обдумывал) предложил:

– Не желаешь снова с ним пообщаться?

– На тему – куда он ездил рано утром? И не убивал ли?

– Нет, меня сейчас больше интересует другое.

– Что же?

– Помнишь, он говорил, что как-то однажды Богдан просил погадать ему? Может быть, теперь, после смерти парня, пан колдун откроет секрет – что он там ему нагадал?

– Вадик, ты что, совсем уже…

– Ты не заметил еще одной странной вещи? – Кравченко усмехнулся. – Здесь, в замке, мы словно махнулись с тобой не глядя ролями. Обычно это я тебе всегда говорил: ну, Серега, ты и даешь, совсем уж… Однако есть вещь, которая меня все же обнадеживает. Вот эта скромная вещица, Серега, – и он ловким, как у фокусника, жестом извлек из кармана куртки Мещерского заветный фонарик.

Олег Гиз обнаружился в апартаментах Шагарина. Когда Кравченко и Мещерский после долгих поисков по замку заглянули туда, они увидели Гиза посреди шагаринской малой гостиной перед включенным телевизором. Шли новостные репортажи о митингах протеста в Севастополе, перемежающиеся кадрами из Феодосии, где тоже кипели политические страсти пополам с коммунальными неурядицами в виде прорыва городской канализации. Все это сопровождалось едкими комментариями киевских обозревателей, которые Кравченко понял лишь на четверть, а Мещерский так и вовсе не уразумел. Потом экран явил панораму зала Верховной Рады и преисполненные охотничьего азарта лица депутатов.

– Третий месяц не могут сформировать какой-то там согласительный комитет, – сказал Гиз. – В Москве то же самое, нет?

Он стоял к двери спиной, но спросил так, словно увидел вошедших затылком. Было странно, что он так спокойно стоит посреди малой гостиной и смотрит телевизор – это в такой-то момент, когда все в замке было буквально смыто волной всеобщей истерии.

– Или в Москве по этой части порядок и полное единодушие? – Гиз обернулся через плечо.

– Паны везде одинаковы, что в Москве, что в Кракове. Нам надо поговорить с вами, Олег, – сказал Кравченко.

И в этот момент из спальни вышел Петр Петрович Шагарин. Он по-прежнему был в неизменном халате, но теперь в другом – темно-синем. Полосатый черно-желтый, видимо, отправили в прачечную. Кравченко вспомнил, как увидел его скомканным на ковре. Подумал: надо бы осмотреть халат, не осталось ли на нем каких-нибудь следов. Например, глины, а то и крови… Мысль кружила в голове как оса. Шагарин молча, сгорбившись, шаркая по ковру, медленно удалился на галерею. Выглядел он по сравнению с прошлым вечером гораздо хуже. Смуглые щеки его покрывала отросшая щетина.

Гиз при его появлении выпрямился. И впечатлительному Мещерскому даже померещилось… словно на какое-то мгновение Гиз переменил обличье, надев снова тот свой черный, шитый серебром камзол и ботфорты… Нет, конечно же, нет, на нем по-прежнему были джинсы и черная фланелевая футболка с длинными рукавами. На шее на серебряной цепочке болтался какой-то брелок. «Уж точно не крест», – подумал Мещерский. И ошибся. Это был маленький католический крестик.

Пока Шагарин был в гостиной, лицо Гиза хранило выражение настороженной почтительности. Ни тени иронии. Ни тени и того прежнего повелительного апломба, с которым он обращался к нему во время их самой первой беседы наедине, о которой никто в этом замке и понятия не имел. Кравченко и Мещерский о той беседе ничего не знали. Просто им обоим показалось, что… Гиз в присутствии Шагарина, мягко говоря… трусит. Как будто боится чего-то такого, во что и сам до конца еще не верит.

Шагарин удалился. Гиз провел по лицу рукой, словно отогнал что-то от себя.

– Так о чем вы хотите говорить? – голос его, однако, звучал совершенно спокойно, бесстрастно.

– Об убийстве Богдана Лесюка, – ответил Кравченко.

– А, об этом…

– И об убийстве Лидии Антоновны Шерлинг. – Кравченко подошел к Гизу. – Мне кажется, вам, Олег, пора кое-что объяснить.

– Вам?

– Вы хотите объясняться в присутствии Лесюка и Шерлинга?

– Нет, что вы. Лично я предпочел бы пока говорить только с вами, молодые люди. Люблю молодежь. С ней всегда приятно общаться, – Гиз невесело усмехнулся. – Но вот только о чем будет наш разговор? В прошлый раз я сказал, по-моему, более чем достаточно.

– Простите, в прошлый раз вы ограничились какими-то небылицами, – пылко возразил Мещерский. – А сейчас мы хотим…

– Вас пугает то, что здесь происходит? – Гиз окинул взглядом стены шагаринских апартаментов. – Да, этот замок многое повидал. Тут можно, даже нужно бояться. Не возражаете, если мы продолжим беседу на воздухе?

– Что вы делали сейчас у Шагарина? – спросил его Кравченко, когда они вышли на террасу, увитую диким виноградом, с которой вчера наблюдали ночной карнавал.

Столы были убраны, ширмы из камелий сдвинуты в самый солнечный угол. Цветам еще предстояло долго радовать глаз. Кравченко спросил, не надеясь на ответ. Гиз мог просто послать их подальше.

– Прятался, – ответил Гиз. – Сейчас это самая надежная камера в бывшей австро-венгерской тюрьме.

Тюрьме – он так и сказал.

– От милиции, что ли, прятались? Чтобы вас не допрашивали? – не отступал Кравченко.

– Меня уже допросили. Кстати, очень даже рьяно. Без снисхождения, – Гиз усмехнулся. – Допытывались, куда я ездил нынешним утром. Вас ведь это тоже заботит, молодые люди. Вы вон и у охранников справки наводили.

«Откуда это ему известно? Разговор-то там, на просеке, был, – подумал Мещерский. – Или у него среди лесюковской охраны свои информаторы?»

– Ну и куда же вы ездили? – намеренно грубо спросил Кравченко.

– В город. Тут одна дорога к границе, другая в город.

– Зачем? Почему так рано?

– Служба в костеле всегда рано.

– Вы хотите сказать, что ездили утром в церковь? – воскликнул Мещерский.

– Имею такой обычай. Хотя делаю это нечасто, – Гиз снова усмехнулся. – Можете проверить в костеле Мукачева у пана настоятеля и у привратника. Он мне место на автостоянке всегда держит. Столько машин сейчас развелось, вы не представляете. Парковка в центре даже в маленьких приграничных городках – целая проблема.

– Это… это так странно, – не выдержал Мещерский.

– Парковка или присутствие на службе? Приход колдуна в церковь? Вам, конечно, тут уже обо мне успели порассказать. Колдун – так они меня называют. Местные. И эти наши господа из Верхнего замка иногда тоже, – Гиз покачал головой. – Колдун ездит в церковь за святой водой – вот что они вам скажут, – а потом использует ее в своих целях. Добавят еще, что я напускаю порчу, снимаю сглаз, венец безбрачия, родовое проклятие, служу черную мессу и все такое прочее…

– Сейчас газеты полны объявлениями таких вот деятелей с таким же набором оккультных услуг, – хмыкнул Кравченко.

– Возможно, но я такой дешевой рекламой не пользуюсь.

– Ну, естественно, у вас совсем иная реклама, завидный круг клиентов. Бизнесмены, политики, их жены.

– Вадим, поверьте мне, я ездил в церковь. У меня имелись на то веские причины, – сказал Гиз.

Это прозвучало… опять же странно. Голос у него был какой-то…

– Богдана убили утром. Устроили на дороге засаду. Вы ехали случайно не просекой?

• Предыдущая
• 53/66
• Следующая