Родео для прекрасных дам - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 18
- Предыдущая
- 18/70
- Следующая
– Что такое, тетя Паша? – спросил он.
– Это Вулкан по хозяину плачет, горюет, – пояснила домработница. Всхлипнула, сморщила свое старческое личико, махнула рукой – эх! – И ведь никто ни словечка не говорил ему, не сообщал. Животное, а понимает. Нутром чует – осиротел. Лежит под столом, в кабинете Владлена Ермолаича. Третьи сутки не ест, не пьет.
– Так сдохнет, и вся недолга. Он понять должен, он умный – живая собака лучше мертвого льва, – изрек Варлам Долидзе. – Пойду скажу ему. Дружище Вулкан!
Он действительно направился в темный, наглухо зашторенный кабинет Авдюкова, где на восточном ковре лежал понурый мастино-неаполитано и время от времени, подняв тяжелую безобразную морду к потолку, оглашал дом баскервильским воем.
В это время Зинаида Александровна в спальне на втором этаже помогала Светлане Петровне собраться. Со Светланой Петровной следовало обращаться как с больной – она была больна своей невосполнимой потерей, своим вдовством.
Через несколько минут вой стих. И более уже не возобновлялся. Варлам Долидзе среди прочих своих умений и талантов имел талант укрощения диких, переполненных страстями сердец. В том числе и преданных, собачьих.
По пути в Щеголевский отдел милиции он говорил мало, свой подержанный «Вольво» серо-стального цвета вел плавно. Иногда бросал взгляд в зеркало на заднее сиденье, где угнездились женщины. Шумно вздыхал. Мечтал закурить и не курил – Светлана Петровна не переносила сигаретного дыма. Он жалел ее, как ребенка.
– Мне страшно, Зина, – шептала Светлана Петровна, теснее прижимаясь к подруге. – Если бы ты только знала, как мне страшно, как больно.
– Это пройдет, – отвечала Зинаида Александровна. – Поверь мне.
– А долго терпеть? Ждать?
– Нет, не так уж и долго. Однажды ты проснешься утром и поймешь, что все позади. Все кончилось, рана зажила. И можно жить с этим дальше.
– Я боюсь не за себя, – Светлана Петровна покачала головой. – Я и не подозревала, что так будет. Вот его нет со мной, и я… я так боюсь! Жизни боюсь. Что я без него, без мужа?
– Успокойся, пожалуйста.
– Я не могу успокоиться. Не могу.
– Прими таблетку.
– Нет, – Светлана Петровна отстранилась. – Таблеткой тут не поможешь.
– Отлично поможешь. Уж я-то знаю.
Они почти уже достигли цели – Варлам Долидзе свернул на тенистую улицу, в конце которой располагался отдел милиции. Светлана Петровна послушно «склевала» из заботливых рук Зинаиды Александровны таблетку. Запила апельсиново-морковным соком из жестяной баночки.
– Ну, вот и славно, – похвалила ее подруга. И улыбнулась, стараясь ободрить, поддержать хоть как-нибудь.
В выходные привычный рабочий ритм часто нарушается. Так вышло и на этот раз. Катя и Марьяна, спешившие на всех парах в отдел к десяти часам, встретились с вдовой убитого Авдюкова не в кабинете – увы. Столкнулись в дверях. Получилось немножко несолидно – «Вы не скажете, где…» – «А вы к кому?» – «По вызову к следователю Киселевой, насчет мужа». – «Ах, это вы, сейчас, одну минуту, извините. Подождите, пожалуйста».
Пока Марьяна возилась с ключами, открывая кабинет, Катя разглядывала Авдюкову и сопровождавших ее спутников. Светлана Петровна выглядела на свои года и, несмотря на то что она была белокожей натуральной блондинкой, черный, вдовий наряд ей не шел. Более того, черный костюм старил ее и, увы, совсем не стройнил. Фигура у нее была полной и рыхлой. Полнота становилась особенно явной, когда Светлана Петровна поворачивалась боком или спиной – то ли покрой костюма, кстати, весьма дорогого, был неудачным. То ли сам стиль одежды – брюки, пиджак, блузка – ей совсем не подходил. Лицо у нее было круглым, с мягкими, слегка уже начавшими расплываться чертами. Самой заметной чертой был курносый нос – покрасневший и распухший от насморка, вызванного не простудой – горем. На лице Светланы Петровны Катя не заметила никакой косметики – она была смыта, точно дождем, слезами, которые до поры до времени копились в серых, чуть навыкате глазах и вот-вот готовы были выйти из берегов.
Сопровождавшую ее пару средних лет Катя в первые минуты встречи приняла было за супругов. Но потом поняла – нет, это не муж с женой, скорее старинные знакомые. Чуть позже Марьяна записала их имена и фамилии. Зинаида Александровна Вирта показалась в тот, первый раз Кате женщиной с большими претензиями и немножко гордячкой. Она была выше приземистой Светланы Петровны почти на целую голову. И если вдову Авдюкова можно было смело назвать «кубышечкой», то Зинаида Александровна больше напоминала энергичную «работницу» с плакатов тридцатых годов.
У нее были густые волосы, стриженые, окрашенные в темно-каштановый цвет, резкие, волевые черты лица, крупная жилистая фигура. Вообще своеобразного шарма и породы в ней было много. Модное пестрое пончо струилось по ней живописными складками. Руки украшали серебряные кольца и браслеты с бирюзой, явно старинной работы. В уголке рта, крепко прикушенная зубами, дымилась сигарета. Глаза глядели с прищуром – то ли от дыма, то ли от врожденной манеры смотреть на собеседника иронично и снисходительно. По отношению к Светлане Петровне Зинаида Александровна вела себя заботливо и покровительственно. Это было понятно – вид у вдовы Авдюковой был совершенно потерянный.
Спутника обеих женщин Варлама Долидзе Катя в тот раз видела лишь мельком: он почти сразу удалился на улицу, к машине. Марьяне как следователю он даже и не представился – его фамилию и имя назвала Светлана Петровна. На Катю же – как показалось в тот момент Кате – вообще не взглянул. А вот она просто не могла не обратить внимания на этого великана. Потому что в облике Варлама Долидзе всем в первую очередь сразу бросался в глаза его рост и богатырская стать. Однако, как это и бывает у мужчин, приближающихся к полувековому своему юбилею, и рост, и сила постепенно и плавно переходили в вес. Катя сразу сообразила: этот верзила, этот толстяк должен одеваться только в магазине «Большие люди».
Лицо Долидзе показалось ей скорее симпатичным, чем полным. И было в нем смешано все, как в коктейле, – и сурово сдвинутые кавказские брови шнурками, и по-кавказски же пронзительный орлиный взор, каким он окинул Марьяну с ног до головы. Окинул и, казалось, усмехнулся в кавказские же усы (каких и в помине не было – он был гладко выбрит), и в глазах заплясали, несмотря на вежливую скорбь, озорные чертики – следователь? Это следователь? Вах! Такая молодая! Пэ-э-рсик цветущий! Лицо Долидзе сеточкой покрывали красные прожилки – верный знак, что их обладатель не дурак выпить и всегда предпочтет веселое застолье любой, самой прибыльной коммерции.
Но в тот раз познакомиться и понаблюдать за ним Катя не смогла – Марьяна наскоро придала себе, столу и кабинету рабочий официозный вид и пригласила Светлану Петровну Авдюкову – прошу вас, заходите. Присаживайтесь.
– Это наш эксперт из главка, – не моргнув глазом, представила она Катю. Авдюковой, видимо, было все равно, сколько человек будет присутствовать на допросе – она никак не отреагировала.
– Скажите, когда я смогу забрать тело мужа из морга, похоронить? – спросила она тревожно. – Меня даже в больницу к нему не пустили, не дали проститься.
– Можете начинать хлопотать о похоронах прямо сегодня. Мы уже провели все необходимые экспертизы, – ответила Марьяна.
– Экспертизы? – Светлана Петровна прижала руки к груди. – Ох, как подумаю, что его резали, вскрывали, – в глазах темно. Бедный мой, бедный…
– Сколько вы прожили вместе? – Марьяна задала этот вопрос, чтобы удержать ее от рвущегося наружу потока рыданий.
– Господи, всю жизнь… Четверть века… В декабре должна была быть годовщина нашей серебряной свадьбы.
– По закону я должна признать вас, Светлана Петровна, законным представителем потерпевшего по уголовному делу. Распишитесь здесь, ознакомьтесь с правами. – Марьяна вручила ей постановление. – Не имеет смысла скрывать от вас обстоятельства гибели вашего мужа – точнее, обстоятельства его убийства.
- Предыдущая
- 18/70
- Следующая
