Ключ от миража - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 21

• Предыдущая
• 21/76
• Следующая

– Вот, взгляни пока.

Катя открыла папку. Много бумаг. Список каких-то фамилий, имена, номера квартир, этажи. Какие-то граждане Тихие, Васины, Гринцеры, Зотовы. Она пожала плечами – кто это? Колосов включил запись с самого начала.

Катя увидела на экране стены, стол. За столом кто-то сидел, но в кадр попали только его руки, устанавливающие микрофон, – крепкие такие, цепкие, ухватистые. На тыльной стороне кисти этих рук виднелась татуировка. Катя тут же по простоте душевной решила: вот он, убийца-душегуб, попался. Но оказалось, что некто с татуировкой и был тем, кто задавал вопросы, играя роль следователя. А в следующем кадре появился и тот, кто на эти вопросы отвечал.

Катя увидела мужчину лет сорока – худощавого, смуглого. Волосы у него были волнистые, пышные и сильно тронутые сединой. Черты лица – резкими. Темные глаза под густыми черными бровями дерзко смотрели прямо в камеру. Одет он был в черную шерстяную водолазку и в супермодный пиджак из отличной итальянской кожи бордового цвета. На левой руке – массивная золотая печатка.

Колосов выключил звук.

– Вот, это у нас некто Литейщиков Валерий Георгиевич из квартиры №24 на седьмом этаже в том самом доме на Ленинградском проспекте, где нашли Бортникова.

– И вы подозреваете его в убийстве? – спросила Катя. – Он что же, его сообщник?

Колосов посмотрел на экран и нажал кнопку «пауза». Кадр замер.

– А ты полагаешь, что у Бортникова был сообщник? – спросил он.

– Возможно, и был. Возможно, именно к нему Бортников и приехал в тот дом. Ведь к кому-то он пришел туда? – Катя тряхнула списком. – Это, значит, жильцы? А почему вы начали именно с Литейщикова?

– Потому что он сидел, – Колосов не очень весело усмехнулся. – Восемь лет в колонии с восемьдесят девятого года. Дали вообще-то ему двенадцать, но отсидел он восемь – был досрочно освобожден за хорошее поведение.

– Он сидел за убийство такой срок? – спросила Катя.

– За контрабанду и валютные операции. – Колосов убрал «паузу». – Теперь послушай, – он чуть прокрутил запись вперед и включил звук.

Катя услышала хрипловатый, насмешливый голос:

«– А я вообще не понимаю, как это я вдруг снова попал в эти стены?»

– Кто его допрашивает? – спросила Катя. – Чьи это там руки мелькают с татуировкой блатной?

– Это Коля Свидерко. Тебе фамилия эта должна быть знакома.

– Да уж, слыхала, видала, – ответила Катя. – Что-то обручального кольца нет. А он ведь вроде снова у нас женился. Ты же на его свадьбе был, сам хвалился.

– Они, кажется, снова не сошлись характерами, – Никита уклонился от сплетен. – Коля натура тонкая. Женщины этого не ценят и не понимают.

«– Ты, Валерий Геннадьевич, – Катя услыхала голос «тонкой натуры», – такие вещи должен не переспрашивать, а с налета сечь. На лету схватывать. Неужели за восемь-то лет не выучился понимать, что и почему в нашем деле?»

Далее Катя следила за вопросами и ответами на пленке, словно за игрой в пинг-понг.

Литейщиков. Я свой срок, начальник, давно отмотал. Надзор с меня тоже вы сняли. Перед законом я чист. Совесть моя спокойна. На лету мне схватывать нечего.

Свидерко. Квартира, гляжу, у тебя новая. В хорошем доме. Ты как прописаться-то туда сумел? Ты вроде у нас в картотеке по другому адресу проходил раньше?

Литейщиков. А за взятку. Дал бабки, и все. Шутка, начальник. Хотя… А если и за взятку, так что? Вы при этом не присутствовали.

Свидерко. Ты Бортникова Александра давно знаешь?

Литейщиков. Кого?

Свидерко. Кого… Ну, мужика, которого у вас в подъезде убили, – ты его раньше знал?

Литейщиков. А его что же, Бортников была фамилия?

Свидерко. Да, Бортников.

Литейщиков. Нет, начальник, не знал.

Свидерко. И раньше не видел, никогда не встречал ни во дворе, ни в подъезде?

Литейщиков. И не видел, и не встречал.

Свидерко. В пятницу вечером и в субботу утром ты где был?

Литейщиков. Дома. А что? Я ж говорю: надзор ваш за мной кончен.

Свидерко. Это тебе только так кажется, Валерий Геннадьевич. Такие люди – и без надзора!

Литейщиков. Что ж, так и будете меня теперь таскать по каждому пустяку?

Свидерко. Это не пустяк, это убийство, Кислый. Тебя ведь в колонии так величали? Мокруха это, Кислый, скверная мокруха.

Литейщиков. Да я же говорю, я этого мужика в глаза не видал! Я дома был. Утром проснулся в субботу – слышу хай какой-то у лифта на лестнице. Я дверь открыл – соседи, мент в форме, горланят все, как в зоопарке. Орут – убили! А кого убили – черт его знает.

Свидерко. Ты где работаешь сейчас? Кем?

Литейщиков. Ну, на фирме, а что?

Свидерко. Что за фирма? Адрес? Чем занимается?

Литейщиков. Ну, автосервисом занимается. Круглосуточным.

Свидерко. Но ты ведь, кажется, не слесарь, не механик.

Литейщиков. А моя работа, начальник, не в жестянку молотком стучать. Головой думать – вот моя обязанность. Дело расширять, клиентов привлекать.

Свидерко. Адрес давай фирмы своей, телефон.

Литейщиков. Да что вы, в самом-то деле? Ваше-то какое дело? Ну, в Медведкове у нас офис, телефон только сотовый.

Свидерко. Мне что, прямо сейчас в автотранспортный отдел на Петровку звонить, дальше разбираться с фирмой?

Литейщиков. Да звони куда хочешь! Еще пугает… Пошел ты! Я уже пуганный, понял? Тоже вот тогда к таким же вот попал. Все вопросики тоже кидали – был – не был, брал – не брал. И посадили. А за что? Валюту продавал. Валюту! Пару сотняжек «зеленых» поменял каким-то грузинам… Сейчас вон на каждом углу меняй хоть «лимон», хоть в евро-разъевро… А мне восемь лет припаяли. А я вас спрашиваю: за что?! Когда с зоны пришел, думаешь, хоть кто-то обо мне вспомнил? Я от туберкулеза загибался, кровью плевал… Десять лет жизни вы моей украли так, за здорово живешь. Я у начальника колонии потом спрашивал: справедливо, мол, разве так? А он мне: тебе не повезло, тогда такой закон был. Система такая. А сейчас все изменилось. Да мне-то что с того теперь? У вас ведь всегда одно и то же: на словах – закон, а на деле…

Свидерко. И на деле у нас закон. А ты давай потише митингуй. Я сказал – горло свое сократи. Тут не барак, а госучреждение. Тебя как свидетеля пригласили показания давать. И нечего тут в истерику впадать, не на кого тебе жаловаться, понял? За то, что было, ты отсидел. А сейчас у вас в доме убийство произошло зверское.

Литейщиков. Ну, логика, а? А я судимый. Значит, давай хватай меня снова, дави признанку. Знаю я вашу методу, ученый.

– Он что, правда туберкулезом болен? – спросила Катя Колосова.

– Да, пару лет назад курс лечения проходил в больнице. Он потому и квартиру-то получил однокомнатную. После освобождения в коммунальной жил, его родственники туда выпихнули. А там еще две семьи, дети маленькие. По правилам нельзя. Дали ему, как туберкулезнику, отдельную. Насчет взятки это он так, дерзит Кольке. Там по квартире было совершенно законное решение вынесено.

– Жаль его, – сказала Катя. – На вид он совсем не злодей. Задерганный какой-то. А что за контрабанду он возил? Где? Через границу, что ли?

– У них группа была организованная. Согласно материалам дела, туда разные люди входили – и торгаши, и спортсмены. В конце восьмидесятых привозили из-за рубежа технику – телики, видео, магнитофоны и все такое. И в одну комиссионку загоняли втридорога. Правда, за деревянные рубли, – Никита хмыкнул. – Сейчас об этом и говорить-то даже чудно. Как во сне все было.

– А он за этот сон восемь лет отсидел в тюрьме, – сказала Катя. – Зря вы так с ним. Этот твой Свидерко такими вот разбойничьими методами убийцы не найдет.

– Какими методами? – Колосов задумался на секунду. – Значит, тебя не устраивает такой подход к работе по этому делу?

– А тебя он устраивает? – Катя отвернулась к экрану. – Дай до конца дослушать.

Литейщикова ей было просто жаль.

Свидерко. Ну, значит, ты не хочешь нам помочь в этом деле? Не желаешь, значит, ценить доброго к себе отношения?

• Предыдущая
• 21/76
• Следующая