Золотые нити - Солнцева Наталья - Страница 4

• Предыдущая
• 4/108
• Следующая

Тина взяла фигурку в руки – на основании, покрытом орнаментом из листьев, она увидела изображение глаза. Глаз определенно не человеческий, удлиненный и покрытый эмалью.

– Глаз Дракона – произнес негромко старик. – Вход в неизвестное.

– Что? – девушке стало неловко из-за своей рассеянности. Глаз притягивал ее внимание, словно магнит. Она с трудом оторвала от него взгляд и, повернув фигурку, увидела, что между коленями божка и лотосом есть надпись. Буквы почти сливались с узором и казались частью орнамента из листьев и бутонов.

– А что… – Она хотела спросить, что означает надпись, но старик продолжал, как будто не слыша:

– Чтобы перейти в иную реальность, необходимо пройти через Глаз Дракона. Так считали древние. Глаз и у древних египтян был магическим знаком: Глаз Гора [1] – видели когда-нибудь?

Тина кивнула. Отец часто водил ее по музеям и выставкам – «расширял кругозор». В музеях ее невозможно было увести из залов, экспонирующих оружие – она буквально «прилипала» к стенам, рассматривая алебарды, мечи, дротики, разные метательные орудия, палицы, луки, кожаные и металлические колчаны для стрел и прочие подобные вещи, – приводя родителя сначала в недоумение, а затем в раздражение таким нетипичным для девочки пристрастием.

Однажды они зашли к товарищу отца, работающему в одном из музеев реставратором. Мастерская поразила Тину обилием всяких древних вещей, разложенных повсюду – мебель, багетные рамы, надбитые глиняные кувшины, старые иконы, какие-то ружья, сундуки, – она во все глаза смотрела то туда, то сюда – пахло скипидаром, лаком, красками, клеем, и бог знает, чем еще, так что у нее разболелась голова. И тут ее как будто пронзил разряд энергии – в углу, между сломанных стульев и разбитых китайских ваз она увидела… арбалет. Она знала, что это арбалет. Не обращая больше ни на что внимания, девочка пробралась между наваленным в беспорядке хламом и дрожащими руками взяла этот сделанный из металлических и деревянных деталей лук с ложем и прикладом.

Он был украшен резьбой и гравировкой, на торце приклада имелась надпись. Она знала, что хозяева оружия любили помещать на нем девиз. Откуда она знала все это, в данный момент совершенно ее не занимало.

Рядом с арбалетом лежали несколько стрел. Тина натянула тетиву рычагом, короткая стрела с железным наконечником выскочила из «магазина» и со щелчком встала на место. Девочка прицелилась… стрела с визгом впилась в дверцу очень старого деревянного шкафа. Только сейчас Тина заметила, что оба мужчины давно перестали разговаривать и в немом изумлении уставились на нее.

Родители пытались «переключить» ее интересы – водили ее по залам с живописью, на выставки изящных искусств, показывали античную скульптуру и ювелирное искусство. Нельзя сказать, чтобы это ей совсем не нравилось, но оружие вызывало у нее дрожь во всех мышцах, – настоящую, непреодолимую и необъяснимую страсть. Она жаждала гладить его, держать в руках, прилаживать к плечу, ей нравился его вид, запах, звук и вкус, если так можно говорить об оружии.

Отец водил ее в египетские залы, и ей там тоже нравилось. Она с удовольствием рассматривала обломки великого древнего царства, которые с достоинством выдержали натиск четырех тысячелетий. Тина наяву представляла себе величественные Фивы [2], царственный Луксор [3], загадочный Ахетатон [4]. Ей было жаль сотен ограбленных гробниц. Но в общем культура Египта ей нравилась. Не нравилось ей только обилие посетителей.

Тину охватывало в египетских залах острое желание остаться наедине с мертвой цивилизацией. Только тогда, казалось, будет преодолена печать молчания, наложенная океаном времени на эти обломки бывшего великолепия. Там она часто стояла, пристально вглядываясь в украшения, ритуальные статуэтки, талисманы, амулеты – Глаз Гора – конечно же, именно там она его и видела.

Искусно и тонко сделанный – даже реснички видны – из лазурита, эмали, слоновой кости, – с одной стороны змей в короне Древнего Царства, с другой – грифон [5]. Глаз смотрел из глубины веков, взирая на этот мир, проникая в самые потаенные его глубины, мерцал золотом, надменный в своей Истине.

–… И ведомо теперь мне, что уже тысячи раз пережил я и старость, и смерть. И был я женщиной, и мужчиной, простолюдином и верховным жрецом, жил среди бессмертных… Стократ исчезал я с гибелью и растворением миров и появлялся с новым творением, но снова и снова я падал жертвой обманного существования… – Альберт Михайлович замолчал.

Тина словно очнулась. Сколько он говорил? И о чем? Она совсем его не слышала. Что с ней происходит?

– Я… – она попыталась сгладить неловкость, ужасаясь своей невоспитанности.

– Альберт Михайлович, а что же все-таки тут написано?

Индийский божок смеялся, сидя у своего лотоса.

Старый антиквар посмотрел на Тину долгим взглядом, будто раздумывая, а стоит ли отвечать, вздохнул, взял у нее из рук фигурку и прочитал: «Я могу ответить. Но ты не в состоянии понять ответ».

С того дня Тина часто приходила в ампирный особнячок. Они пили с Альбертом Михайловичем китайский чай из «саксонских» чашек и разговаривали. Несмотря на разницу в возрасте, их тянуло друг к другу. Долгие осенние или зимние вечера уже не казались Тине нескончаемыми.

В своей московской квартире она подолгу жила одна. Родители имели редкую для Москвы специальность – вулканологи, и годами пропадали в экспедициях. Место Силы – так называл ее отец место, где извергался вулкан. Работа составляла весь смысл их жизни. Тина рано привыкла быть одна, выросла вполне самостоятельной. Но иногда ей очень не хватало тихого семейного уюта, праздничного пирога и неторопливых разговоров за круглым обеденным столом. Когда в ее жизни появился Альберт Михайлович, эта пустота заполнилась.

Иногда после работы Тина забегала в кондитерскую, покупала пирожные и спешила к старику. Он развлекал ее невероятными историями – казалось, он знал все. Ей никогда не было скучно с ним, в отличие от ее сверстников. Они были неинтересны.

Подруг у Тины тоже не было, кроме Людмилочки, с которой они выросли в одном дворе, ходили вместе гулять и делились всеми своими детскими секретами. Людмилочка всегда слушала Тину раскрыв рот, половину не понимала, всегда во всем с ней соглашалась, – они ни разу за многие годы не поссорились.

Потом Людмилочка вышла замуж за студента пединститута, переехала к нему и жила в его квартире с двумя детьми и собакой. Дети и семья отнимали все ее время, так что разговаривали они с Тиной теперь в основном на работе. Так получилось, что когда одна из сотрудниц ушла на пенсию, Людмилочка согласилась работать в библиотеке – работа спокойная, да и отпрашиваться можно по своим делам – Тина всегда подменит. То в магазин сбегать, то с детьми в поликлинику, то еще куда… Изредка, в основном восьмого марта или в дни рождения, подруги шли в кафе недалеко от библиотеки, где заказывали кофе, торт, мороженое и рассказывали друг другу о своих проблемах. Проблемы, впрочем, были в основном у Людмилочки – муж работал школьным учителем и получал маленькую зарплату, денег вечно не хватало, дети болели, свекровь обижалась, что Людмилочка не помогает ей на даче и ворчала, у собаки был авитаминоз, и прочее…

Вообще Людмилочка была совершенно обыкновенная, замотанная, вечно уставшая, прозаическая и не загадочная женщина. Пределом полета ее мысли была манная каша и способ вязки носков. Тине она напоминала Долли из «Анны Карениной». Как ни странно, она нежно любила свою обремененную заботами подругу, как могла, старалась вникать в ее дела и частенько помогала по мере возможностей.

Людмилочка была чем-то вроде якоря, который не давал душе Тины сорваться в запредельность. Она служила отрезвляющим холодным душем, слишком земная, слишком обыкновенная, возвращающая из небесных странствий на грешную землю. И это было хорошо и приятно, как возвращение в привычный и теплый родной дом после опасного путешествия.

• Предыдущая
• 4/108
• Следующая