Этрусское зеркало - Солнцева Наталья - Страница 66

• Предыдущая
• 66/71
• Следующая

– Что вы делали в ночь с двадцатого на двадцать первое августа? – спросил Всеслав.

– Спал в своей комнате. Крепко спал, потому что выпил снотворное. Это, как я понимаю, не алиби?

– Нет. А ваш охранник тоже принимает снотворное?

– Он молодой, здоровый – дрыхнет без всяких таблеток. Первый раз, что ли?

– И вы его до сих пор не выгнали?

– С какой стати? Мой дом, повторяю, – не тюрьма и не кладовая Алмазного фонда! – вспылил Альберт Демидович. – А также не султанский гарем и не крепость, осаждаемая врагами. Обыкновенное жилье! Вот у вас есть охранник у двери?

Смирнов вынужден был признать, что нет.

– Ладно, – улыбнулся он. – Кто-нибудь может подтвердить, что вы в ту ночь спали в своей постели и никуда не отлучались? – спросил он.

– Вам не надоело заниматься глупостями? Савву Рогожина тоже я убил, по-вашему? Ночь с двадцать второго на двадцать третье августа я, как ни странно, тоже провел в своей постели! Значит, у меня снова нет алиби! Разве что Геннадий может подтвердить мое присутствие в собственной спальне. И то его показания будут весьма шаткими – ведь он тоже спал! Видите? Положение безвыходное. Любого человека, который ночью спит у себя дома, можно обвинить в каком угодно преступлении!

– Господин Шедько ночует у вас?

– Иногда, – кивнул Альберт Демидович. – Во время обострения болезни я предпочитаю не оставаться в доме один. Раньше в такие периоды я нанимал профессиональную сиделку, но... в этот раз у меня гостила Алиса. Сиделка не придает образу мужчины романтики и шарма, согласитесь! Поэтому я обходился услугами Геннадия. Он давно находится рядом со мной, знает особенности моего организма, мои привычки, потребности. И не выглядит медицинской сестрой.

За разговором Фарбин подбрасывал дрова в камин, разгребал угли. Видно было, что он любит возиться с огнем. Выпитый коньяк не оказывал на него влияния. Хозяин дома оставался собранным, сосредоточенным – угрюмая мрачность не покидала его лица.

– Обратите внимание на динамику событий, – продолжал Всеслав. – Если мы принимаем на веру слова Глеба – Алиса погибает в ночь на двадцать первое, Рогожин – примерно через сутки, и почти в то же время происходит кража на выставке «Этрусские тайны». Вас это не наводит на размышления?

– Какая кража? – возмутился Фарбин. – Что вы повторяете чепуху? И зачем, скажите на милость, вы лазили в гробницу?

– Кто-то меня там закрыл... наверное, хотел убить! Уж не ваша ли это работа?

Смирнов блефовал, откровенно развлекаясь.

– Как, и вас тоже?! – поднял брови Альберт Демидович. – Да я просто монстр! Куда уж браться за это бедняге Глебу? Жалкий дилетант он, а не маньяк!

– Не спорю. По сравнению с вами, господин Фарбин, он весьма бледно выглядит.

Альберт Демидович молчал, глядя на огонь.

– Зачем мне было убивать Алису? – с горечью произнес он.

– Чтобы она умерла вместо вас... выкупила бы вашу жизнь у всесильной судьбы. Чем не мотив? Правда, это слегка попахивает шизофренией... Но разве убийцы – нормальны?

– А Савва Рогожин чем мне не угодил? – усмехнулся Фарбин.

– Ревность! Старый, как мир, повод для убийства. Художник влюбился в Алису, даже «этрусское» зеркало ей подарил. Вам не продал, какие деньги вы ни сулили, а ей – пожалуйста! И рисовал ее без одежды... мало ли, что там еще могло быть... Вы и не стерпели! А от меня решили избавиться, потому что я слишком близко к вам подобрался. Сами же говорите – нюх у вас волчий: заметили, как я в гробницу полез, и закрыли там незваного гостя. Благо, он упал, головой ударился, авось и сам бы окочурился. А когда Глеб Конарев меня вызволил, вы запаниковали, и картину-копию быстренько уничтожили, чтобы следы замести. Подлинник же повесили в доме. Перепутать настоящую «Нимфу» с поддельной вы никак не могли – потому что сами же ее и украли! Вот вам и весь расклад, господин Фарбин! Сходится?

Чем больше Смирнов говорил, тем спокойнее становился Альберт Демидович. Он превосходно умел держать себя в руках.

– Забавляетесь? – скривился он. – А убийца на свободе гуляет!

– Недолго ему осталось... В моей версии имеется одно шаткое звено – картина! Зачем было ее красть?

– Ваши домыслы оригинальны, но лишены всякого смысла, – высокомерно произнес Фарбин. – Я люблю Алису... для этого чувства не существует прошедшего времени. С ее смертью ничего не меняется! Я не успел стать для нее тем, кем хотел. И что теперь остается мне?.. Савва Рогожин написал «Нимфу», предвосхитив события с величайшим прозрением гения! Прекрасная дева убежала, скрылась от преследующего ее бога... превратилась в вечнозеленый лавр. У этой истории нет конца – неутоленная страсть, безответное влечение и любовная тоска никогда не проходят... Рогожин не мог бы выбрать для образа нимфы лучшей натурщицы, чем Алиса. Как он уговорил ее?! Ее шею украшает аметистовое ожерелье – знак, которым она все же выразила свою благосклонность и, ускользая, подарила надежду... вечную надежду отвергнутому богу.

– Ваше самомнение не имеет границ! – заметил Всеслав. – Образ Аполлона написан не с вас, судя по телу. Вы и ростом пониже, и мышцы у вас пожиже.

– При чем здесь тело? – удивился господин Фарбин. – Картина выражает идею – неукротимый дух, застывший в вечном порыве... такова природа богов! Алиса понимала это. Люблю тебя, но не земной любовью... Так она говорила. А я возжелал от нее любви земной... и теперь буду ловить только ее тень в быстротечных снах...

Телефонный звонок прервал его исповедь.

– Это мне! – сказал Смирнов.

Услышанное вызвало на его лице плотоядную улыбку хищника.

– Полагаю, вы получили «благую весть», – съехидничал Фарбин. – И теперь готовы сделать сенсационное заявление.

Глеб приоткрыл глаза... откуда-то сверху на него смотрели небесные пряхи. Клото сидела за прялкой. Лахесис, «дающая жребий», определяла длину нити жизни. Атропос, «неотвратимая» – самая старшая из сестер, – обрезала нить в том месте, которое указывала Лахесис...

– Так они все же существуют, – удивленно прошептал Глеб. – Алиса была права! События заранее предопределены неумолимой судьбой. Что ж, это даже лучше. Нужно просто плыть по течению...

В голове шумело и кружилось, тело было вялым, обмякшим. Он попытался встать... резкая боль в ногах напомнила о недавнем происшествии. Вот оно что! Его закрыли здесь после неудавшейся попытки убить ненавистного Фарбина. Он не сумел! Проклятие...

Небесные пряхи равнодушно взирали на него с потолка. «Они же нарисованы! – догадался Глеб. – А я уже решил, что оказался в этрусском раю. Вместе с Алисой... Черта с два! Моя нить жизни оказалась крепче, чем я думал».

Дверь в комнату открылась, и на пороге показался Всеслав Смирнов – предатель, обманщик и фарбинский прихвостень. Глеб демонстративно отвернулся. Собственная участь была ему безразлична – только грызла обида на себя, что не расправился с Фарбиным. Попался, как идиот, в расставленный капкан!

– У меня к тебе дело есть, – как ни в чем не бывало заявил Смирнов.

Наглость некоторых людей не поддается описанию. Он еще смеет предлагать Глебу какое-то дело?!

– Пошел вон... – пробурчал Глеб, не поворачиваясь.

– Ты, парень, не кипятись попусту. Выслушай, а потом решай.

Глеб понял, что выбор у него небольшой – либо слушать, либо... Впрочем, второго варианта Смирнов ему не предоставит. Он настырный.

– Чего тебе? – нехотя повернулся Конарев. – Давай, выкладывай.

– Нужно позвонить одному человеку и кое-что сказать.

– Что?

– Я написал... – Всеслав протянул Глебу листок из блокнота. – Скажешь только это. Ни одного лишнего слова. Понял?

– Ну...

Конарев хотел отказаться, но текст заинтересовал его. Он прочитал, вопросительно поднял глаза на сыщика. Тот отрицательно покачал головой:

– Никаких объяснений не будет. Ты согласен?

Глеб колебался. Его втягивают в странную игру... А, можно и рискнуть! Терять ему нечего.

• Предыдущая
• 66/71
• Следующая