Этрусское зеркало - Солнцева Наталья - Страница 35

• Предыдущая
• 35/71
• Следующая

Бригады с весны по середину осени работали в две смены – дневную и ночную, чтобы строительство не останавливалось ни на час. Скорость экономила деньги заказчика, да и самим удобнее: какая работа под проливным дождем или снегом, на морозе? В теплую пору года торопились управиться, сделать как можно больше.

Иногда Глеб жертвовал дневным сном, чтобы прогуляться по лесу. Он хорошо изучил окрестности – знал, где орешник, где ягоды, где грибные места, где цветочные поляны, а где гиблые болотца. Гулял всегда один, отдыхая от людской суеты, разговоров. Леса стояли пустые: молодежи в Васильках почти не осталось, а старики по грибы и ягоды ходили редко. Новоявленные богатеи еще не успели освоить свои владения – наезжали урывками, погулять, в баньке попариться, – за ворота не выходили, кутили на территории своих «поместий». А рабочим и вовсе недосуг было по лесам шляться, так что Глебу никто не мешал. Он часами мог сидеть у костра, глядя на языки пламени, слушая треск сосновых веток, вдыхая ароматный дымок... или бродил без цели, любуясь вековыми березами, могучими дубами, валялся в горячей от солнца душистой траве. Красота...

Теперь и это его не радовало. Сырая летняя ночь в Васильках, столь любимая им ранее, действовала ему на нервы. Раздражал его и старик, к которому он пришел за ключами от дома – своим кряхтеньем и медлительностью. Дед долго шарил в ящике самодельного комода, пока у Глеба не лопнуло терпение.

– Помочь, что ли? – сердито спросил он.

Старик наконец дал ему связку ключей на огромном ржавом кольце, и это кольцо тоже раздражало Глеба, как и плохо прибранная горница, и подслеповатая, глухая старуха, перебирающая какие-то тряпки.

Ключи Глеб брал у старика просто для порядка, потому что замки на доме и сарае легко открывались шпилькой или гвоздем. Но... приходилось соблюдать ритуал.

Он с облегчением вышел на порог, вдохнул полной грудью и зашагал по грязной, разъезженной телегами улице к далекому деревянному дому у самого леса. В доме были две комнаты, тесные сени и одна печка, огромная, в полстены. Глеб раскрыл ставни, окна, впустил в горницу свежий запах мокрой хвои, трав...

Эх, кабы знать тогда, как все обернется, – бежал бы прочь, не раздумывая, без оглядки. Горько, тошно было Глебу, но даже в страшном сне не приходило к нему видение будущего кошмара.

В темном углу висели образа. Глеб смел с них паутину, зажег масляную лампадку. Мерцающий огонек осветил бревенчатые стены – все веселее. Электричества в доме не было, провода давно обрезали за неуплату. Дом строил сын старика, а потом подался в поселок, там женился, уехал с женой в город.

Глеб подошел к образам, до боли всматриваясь в желто-коричневые, блестящие от лампадки лики святых... ничто тогда не предвещало беды, ничто не подсказало сердцу: «Беги! Спасайся...» А может, и правильно? Кому, как не святым, знать, что кому на роду написано? От судьбы не убежишь.

Помнится, Алиса говорила про трех «небесных прях». Которая из них обрезает нить жизни? Атропос?.. И как это люди не запутаются во всех богах, святых, ангелах и прочих мифических существах?

«О чем я думаю? – спохватился Глеб. – Разве мне не все равно? Разве для меня не все кончено?»

Тогда он еще не знал, что ждет его. И что предел страданий может отодвигаться...

Всеслав и Ева вернулись домой под утро, уставшие и недовольные.

– Я сварю пельмени, – сказал Смирнов, который уже не хотел есть.

Чувство голода достигло своего пика еще в Новой Деревне, потом медленно пошло на убыль и стихло.

Ева наполнила ванну, легла, стараясь не уснуть в теплой воде. Оказывается, она таки впала в легкую дрему, потому что вздрогнула от стука в дверь.

– Кушать подано! – крикнул Славка. – Ты не спишь?

– Боже, как хорошо дома...

За столом она немного оживилась, выпила вина.

– Я думала, мы навсегда останемся в этих Васильках, – простонала Ева, заставляя себя проглотить пару пельменей. – Знаешь, что я поняла? Сыск – не женское дело.

Славка молча кивнул. Конечно! Проездить всю ночь по проселочным дорогам, и без толку! Глеба они так и не нашли. Бригадир второй бригады развел руками: Глеб Конарев отпросился в город на пару дней – и пропал.

– На него это не похоже вообще-то, – с сочувствием глядя на скорбное лицо и траурный наряд Евы, объяснял он. – Глеб хороший специалист, трудяга, и с дисциплиной у него все в порядке. Видать, что-то случилось, раз он не вернулся, как обещал. Он в Васильках дом снимает, я туда ребят посылал: подумал, может, заболел... Дом закрыт, Глеба никто не видел.

– А когда он отпрашивался, в какой день? – спросил Смирнов.

Бригадир свел брови, вспоминая.

– Кажется... чтоб не соврать, дней пять-шесть назад.

– Припомните поточнее, пожалуйста! – взмолилась Ева, прижимая к глазам платочек.

– Кажись, двадцать первого августа это было... – вмешался юркий паренек в тельняшке и строительной каске. – Нам в тот день плитку привезли, а Глебка разгружать не пошел.

– Правильно! – обрадовался бригадир. – Так и было. Двадцать первого числа нам привезли много стройматериалов, а тут Глеб еще начал отпрашиваться... Я не хотел отпускать, но... он меня разжалобил своим видом – бледный, аж синий, как в воду опущенный. Сразу ясно, не в себе парень. И я ему разрешил уехать.

Больше они с Евой ничего от строителей не добились.

– А здесь в Новой Деревне кто-то живет? – полюбопытствовала Ева.

– Почти никто, – равнодушно ответил бригадир. – И зачем только строят, такие деньжищи вкладывают? Во-он тот большой дом заселен, и еще один, с лесным участком. Остальные все пустые стоят.

– И не воруют?

– Кому воровать-то? – снова вмешался паренек в тельняшке. – Здесь все на виду, да и охрана не дремлет.

– Охрана только на строящихся объектах? – уточнил Смирнов.

– Одна на все дома, – сказал бригадир, его взгляд стал внимательнее. – Платят им хорошо, так что ребята стараются.

Он сделал ударение на последней фразе, заподозрив, что заезжие гости могут проявлять не случайное любопытство. Всеслав сразу перешел на Конарева, а Ева выразительно всхлипнула, поднесла к лицу платочек.

– Глеб живет один? – спросил сыщик.

– Один. Он держится особняком. Молчаливый, замкнутый парень, но каменщик первоклассный. Конарев в бригаде только посезонно работает – месяц-полтора летом. А так он в Москве, в институте учится, на финансиста. Наш хозяин хочет его потом к себе взять, бухгалтером – приглянулся ему Глеб.

– А на чем он уехал? Здесь транспорт какой-нибудь ходит?

– Автобус из Васильков до станции, – ответил бригадир. – Только Глеб его ждать не стал, попросился в кабину грузовика, который привозил гравий. На нем и укатил.

– Что же случилось? Он получил плохое известие?

Бригадир повел плечами.

– Откуда? Мобильником он не обзавелся... У нас, правда, есть пара телефонов – в вагончике охраны и в моем. Но по ним Глебу не звонили, я спрашивал. А почта... сюда ни писем, ни телеграмм не носят.

– А в Васильки?

– Наверное, если что-то срочное, звонят... а почту привозят раз в неделю.

– Глеб ничего не получал, – блеснул зубами паренек в тельняшке. – Мы тоже беспокоились, на почту даже мотались в поселок.

Вокруг стройки глухо шумели сосны, а там, где рассеивался свет прожекторов, сплошной черной стеной стоял лес...

– Пельмени остывают! – улыбнулась Ева, отрывая Славку от раздумий. – Это у нас с тобой поздний ужин или ранний завтрак?

Смирнов пожал плечами. Его занимало другое: куда подевался Глеб?

– Бригадир сказал, что Конарев отпросился и уехал двадцать первого августа. Алиса ушла из дома пятнадцатого. Так?

Ева кивнула.

– Не сходится! – заключил Смирнов. – Хотя... за уши притянуть можно. Например: девушка уехала с агентством на недельку, потом сразу махнула к кавалеру на стройку.

– Почему же Глеб уехал? Жить в деревенском домике им оставалось недолго – от силы дней десять. Алисе пора было возвращаться в Москву, приступать к учебе. И потом... никто из строителей девушки не видел!

• Предыдущая
• 35/71
• Следующая