Этрусское зеркало - Солнцева Наталья - Страница 29

• Предыдущая
• 29/71
• Следующая

– Как это «двойная»?

– Вот и я не понял. Оказывается, такое бывает – веревка сначала затягивается, потом под тяжестью тела сдвигается чуть вверх. Редко, но случается. Описано в практике судебной медицины. Это и вызвало подозрения эксперта. Подобное еще возможно, когда кто-то задушил человека, а потом повесил его, и тогда эта вторая борозда может не совпасть со следом удушения.

– Значит, Рогожина убили?

У Евы пропал аппетит. Ей расхотелось кофе, и тарелку с печеньем она отодвинула подальше.

– Чайник кипит, – сказал Славка, делая себе третий бутерброд с котлетой.

– Как ты можешь есть, рассказывая такие гадости?

– Это не гадости, – возразил он. – Это моя работа. Тебе что, неинтересно? Получается, Рогожина либо убили, либо... он сам повесился. Вот так! Милиции больше подойдет второй вариант. Зачем им лишние хлопоты? Дело тухлое, очередной «глухарь». Кстати, перед смертью художник изрядно выпил, а на бутылке, которая валялась недалеко от тела, обнаружены отпечатки его пальчиков.

– А на ноже?

– Что «на ноже»? Ножом никого не убивали, – сказал Всеслав, наливая себе большую чашку кофе. – А разрезание говяжьей печени не влечет за собой уголовной ответственности. Да и отпечатков на ноже нет, я говорил.

– Но разве это не странно? – удивилась Ева. – Собираясь повеситься, Рогожин пьет водку, потом надевает перчатки, берет нож, режет печенку... вешается... а перчатки исчезают?

– Не заслуживающая внимания деталь. Мог обернуть ручку чем-нибудь – там полно разных тряпок на полу разбросано.

– Но зачем ему это делать?

– По всему выходит, Рогожин был не в себе, много выпил, да и с мозгами у него не все в порядке... Его поступки не могут быть логичны. Само наличие рядом с телом «жертвенной печени» говорит о странностях характера художника. Ночью была гроза, которая тоже могла повлиять на его психику. Представь, что он прочитал по узору молнии свой приговор. Дескать, пора в петлю, дорогой Савва! И все... Он умер примерно между одиннадцатью и двенадцатью ночи. Уже гремело, сверкало, шел дождь – это я проверил. А подошвы его сапог чистые, сухие. Значит, он был в доме. И следов грязи на полу нет...

– Убийца тоже мог зайти еще до ливня.

– Правильно. В этом случае ему повезло – гроза смыла все следы.

– И в доме тоже? – спросила Ева.

Смирнов вздохнул, подумал и, взяв себе еще котлету, принялся жевать.

– В доме такой бедлам... настоящий мусорник – на полу чего только нет, и пылищи полно. Сам Рогожин все истоптал. В общем... четких отпечатков следов не обнаружено. Кто-то топтался: один, может, два человека... Я, кстати, тоже по дому прошелся. Возможно, вечером кто-то заходил к Савве, еще до грозы – запоздалый гость. Выпили и разошлись. Но разве он теперь признается? Побоится попасть под подозрение. Нынче все умные стали, телик смотрят... сериалы разные про уголовный розыск.

– А как Рогожин попал домой? На чем приехал?

– Последний автобус приходит в Ключи в семь тридцать... В тот день, в среду, Рогожина в нем не было, я спрашивал. Деревенька маленькая, все друг друга знают. Если бы увидели, запомнили бы. Мог на телеге подвезти кто-нибудь. Можно было и пешком из Лозы дойти. Многие так делают. При любом раскладе художник появился в доме после восьми. Потому что, когда пастух гнал в деревню стадо, Рогожина в доме еще не было.

– И что это нам дает? – спросила Ева.

– Ничего...

– Ты уверен, что в тот вечер кто-то пил водку вместе с художником?

– Не уверен, – ответил Всеслав. – Мог пить... Мог ходить... Мог подвезти Рогожина... Мог убить... Все это только предположения. В этом деле я ни в чем не уверен!

– А посуда... ну, стаканы грязные остались?

– Там полно грязной посуды. Кстати, водку можно и из горлышка выпить. По очереди.

– Шутишь?

– Мне не до шуток, Ева. Все так дьявольски запуталось... Я уже не говорю о краже. Как к ней подступиться?

– Мой поручитель интересуется картиной «Нимфа», – сказал Геннадий, уставившись на Чернова холодным немигающим взглядом. – Когда он сможет ее приобрести? Ваша рекламная кампания закончилась? Я имею в виду, не пора ли объявить о чудесном возвращении «Нимфы» и представить ее наконец изнемогающей от любопытства публике?

– Дайте нам еще пару дней! – взмолился Анисим Витальевич. – Интерес не успел достигнуть пика.

Геннадий зло сверкнул глазами, но сдержался.

– Ладно, – поджав губы, согласился он. – Самоубийство Саввы Никитича чрезвычайно расстроило его покровителя. Никто не ожидал подобного. Думаю, мне удастся уговорить его дать вам еще два дня. Кстати, возьмите на себя заботы о похоронах художника. Дополнительная сумма будет вам для этого выделена.

Геннадий сухо кивнул и, неестественно выпрямившись, вышел из кабинета хозяина «Галереи».

Чернов и Шумский переглянулись.

– Как твой Минаев? Когда он закончит «Нимфу»? Я говорил, что разразится скандал! – прошептал Шумский, наклоняясь к Анисиму Витальевичу.

Они одновременно взглянули на дверь. Не подслушивает ли Геннадий? Такой тип на все способен.

– Написать копию оказалось сложнее, чем я думал, – покачал головой господин Чернов. – Даже великий мастер Орест Минаев едва не опустил руки. Хорошо, что Савва мертв... Прости меня, господи! Грех так говорить! Орест не привык писать с фотографии, обычно он делает копии с оригиналов... поэтому у него возникли затруднения.

– Снимки можно увеличить до нужных размеров, подключить компьютерщиков, – сказал Шумский. – Мы не можем больше водить Геннадия за нос. По-моему, он уже что-то заподозрил.

– Не говори глупости, Федя! – испугался Чернов. – Разумеется, фото увеличено... Все равно это не то!

– Никто толком не видел картины... А сам Рогожин мертв. Нам нечего опасаться.

– Черт его знает, этого спонсора! Кто он такой? Что ему взбредет в голову? Это мы картину никому не показывали... а Савва? Где гарантии, что «Нимфу» ему не заказали? Ее мог кто-нибудь видеть... И самое страшное – картина украдена! Она у кого-то на руках! Ты понимаешь?

– Мы уже сделали определенные шаги, – возразил Федор Ипполитыч. – Отступать поздно. Рогожин мертв, а вор, будем надеяться, не станет светиться. В крайнем случае ему тоже придется доказывать, что именно его полотно – оригинал. Пусть попробует! Мы живо засадим его за решетку. Меня беспокоит другое: Геннадий дал нам два дня. А на третий он явится и потребует «Нимфу» для своего поручителя. Минаев успеет закончить работу?

Чернов жестом отчаяния воздел руки к потолку. Иногда он переигрывал.

– Откуда я знаю? Орест уверил меня, что максимум через неделю мы получим копию. А взявшись за дело, он закапризничал.

– Поднажми на него, – сказал Шумский. – Если через два дня Геннадий не получит картину, он сделает из нас две отбивные котлеты. Это опасный человек. Кстати, мы до сих пор не знаем, кто же этот таинственный меценат, пожелавший оплатить организацию выставки Рогожина. Может, хватит играть в кошки-мышки?

Анисиму Витальевичу давно не давала покоя та же идея.

– Пора раскрыть карты «закулисного игрока», – кивнул он. – Сегодня я встречаюсь с господином Смирновым и поставлю перед ним задачу выяснить личность мистера Икс.

– Что-то мне не по себе... – поежился Шумский. – Предупреди сыщика, чтобы вел себя осторожнее и ни в коем случае нас не подставил.

– У него хорошая репутация. Не волнуйся.

Сразу после этого разговора Шумский отправился к журналистам, давать очередное интервью, а Чернов поехал на встречу с господином Смирновым. Они договорились побеседовать в бильярдной «Золотой шар», неподалеку от выставочного зала.

В полуподвальном помещении было светло, накурено; пара обтянутых зеленым сукном столов пустовала. Анисим Витальевич сразу увидел сыщика, одиноко сидящего на дальнем угловом диване. Господин Смирнов курил, заложив ногу на ногу, беззаботно покачивая носком модной туфли. Чернов суетливо оглянулся, присел рядом.

• Предыдущая
• 29/71
• Следующая