Третье рождение Феникса - Солнцева Наталья - Страница 21

• Предыдущая
• 21/76
• Следующая

После вечеринки у Зориной метель свирепствовала еще сутки. Костров утопал в сугробах. Старые ели стояли все в снегу; с них срывались и падали, рассыпаясь, пухлые белые комья. Ветви рябин гнулись от тяжести замерзших, заснеженных гроздьев.

Руслан Талеев засел за привезенные из краеведческого музея ксерокопии архивных материалов. Он никак не мог сосредоточиться, успокоить сумбур в мыслях. Под окном кричали синицы, расклевывая мерзлые рябиновые ягоды. С реки раздавались крики и смех детей, скатывающихся с горы на санях и лыжах.

Руслан встал, зашагал по комнате. От печки шло жаркое тепло, на стене, под темной иконой, горела лампадка. С кухни доносился запах кислого теста – хозяйка собиралась печь домашний хлеб. Такого вкусного хлеба, как в Кострове, Руслану еще пробовать не приходилось.

Как всегда, о чем бы он ни думал, его мысли перетекли к Маше. Ах, как она поразила его своим пением! Он даже забыл о ревности. Но каковы офицеры?! Настоящие петухи! И этот местный «олигарх» Герц, пускающий слюни при виде госпожи Симанской… он тоже готов был ввязаться в драку, если бы представился случай. Впрочем, его аргумент не кулаки, а деньги – «зеленые», от которых распух его кошелек.

Талеев сел за стол и уставился в бумаги. Строчки расплывались перед глазами. Так он не сделает того, за чем приехал… Два часа протекли без пользы.

Хозяйка позвала обедать. Она налила себе и гостю крепкой анисовой настойки, поставила на стол соленые грибы, моченые яблоки. От тарелок с мясными щами шел пар.

– Угощайтесь, Руслан Кириллович, – певуче произнесла она, подперев рукой щеку. – В Питере небось такого нету.

Талеев согласно кивнул, но ел без аппетита, только чтобы не обидеть хозяйку.

Послеобеденное время пролетело быстро. Уже в сумерках Руслан собрался, вышел на крыльцо. Хозяйка во дворе снимала с веревок негнущееся белье.

– Пойду на почту, – сказал он. – Надо позвонить, по работе. Потом в библиотеку забегу. В общем, вы ужинайте без меня.

Морозный воздух, синий от снежного блеска, пробуждал романтические чувства. Вот бы промчаться по зимней аллее в санях, запряженных тройкой рысаков, с колокольчиком! Да чтобы рядом сидела, прижавшись, Машенька…

Погруженный в мечты, он едва не налетел на старика, закутанного до бровей в шарф. Тот, пыхтя, вез на самодельных санках ребенка. Старик сердито посторонился, уступил дорогу.

Стемнело рано. Руслан знал, что Маша сегодня работает во вторую смену, допоздна. Он успеет управиться со своими делами и встретить ее у школьной калитки, проводить домой. Кто бы мог подумать, что в скучнейшем, заплесневелом Кострове прозябает такая женщина, как Мария Варламовна? Чего-чего, а этого господин Талеев вовсе не ожидал. Влюбиться? Вот глупость! И в кого? В провинциальную учительницу музыки?!

Так прошел его вечер – в заботах, в мыслях, в лихорадочной спешке. Но до окончания последнего урока в музыкальной школе он уже стоял под огромной елью за забором, переминаясь с ноги на ногу от холода. В черном небе сияли колкие, ледяные звезды. Лунный свет придавал снегу серебристый оттенок. В здании школы горели три крайних окна. Наконец одно их них погасло.

Из дверей вышла Мария Варламовна, в короткой шубке, в вязаном платке, из-под которого выбивались непослушные пряди. Что-то дрогнуло в сердце Руслана, отозвалось неясной, томительной болью. На миг показалось, что она не идет – плывет над землей, вся в лунном ореоле, ангельски прекрасная, с серебристыми крыльями за спиной…

Господин Талеев тряхнул головой. Скрип снега под модными, красиво облегающими ногу сапожками Марии Варламовны отрезвил его.

– Как ты меня испугал! – отпрянула она, поравнявшись с Русланом. – Зачем ты прячешься?

Он нарочно встал за ствол ели, чтобы не привлекать к себе внимания.

– Не хочу портить твою репутацию, – улыбнулся Талеев. – Школа – не дом свиданий! – подражая Тамаре Ивановне, в нос, на «французский» манер выговорил он.

– Полагаешь, еще есть что портить?

– Даже не знаю. – Руслан взял ее под руку. – Хочешь, поужинаем в ресторане?

– Где? – засмеялась Симанская. – В местном «Савое»? Я ужасно устала. Пойдем домой. Кстати, ты не забыл, что мамы сегодня не будет?

Господин Талеев еще со вчерашнего вечера, как бы невзначай, был поставлен в известность «будущей тещей» Татьяной Савельевной о том, что она идет праздновать день рождения своей давней подруги и останется у нее ночевать.

Симанская-старшая приняла близко к сердцу скандал на вечеринке у Зориной, слухи о котором уже облетели весь Костров – многократно приукрашенные, обросшие пикантными подробностями. Она надеялась, что вечер, а возможно, и ночь, проведенная Машей и Русланом наедине, сблизят их, скрасят неприятное впечатление от этого вопиющего происшествия. В конце концов, незабвенный Варлам Аркадьевич, отец Маши – светлая ему память, – решился сделать Танечке предложение только после того, как они согрешили. Мужчины бывают такими робкими!

– Домой, так домой! – с радостью согласился Руслан. – Ужин сами приготовим. Я купил свиную вырезку. – Он показал Маше пакет, полный продуктов. – Пошли!

На улице Островского стояла темнота, подсвеченная луной. Темно было и в окнах дома Симанских.

– Мама давно ушла, – сказала Мария Варламовна, доставая из сумочки ключи. – Печка, наверное, остыла. Придется топить.

Она открыла дверь, щелкнула выключателем… На веранде повсюду валялись разбросанные в беспорядке вещи.

– Подожди здесь, – сказал Руслан, дотрагиваясь до ее руки. – Я посмотрю, что в комнатах.

Везде творилось то же самое – все разбросано, ящики комодов и шкафов вывернуты, книги сброшены с полок… в гостиной разбито окно, как раз то, что выходит в сад. Через него, видимо, и проникли в дом воры.

– Маша, не бойся, в доме никого нет, – крикнул господин Талеев. – Иди сюда. Вас, кажется, ограбили.

Она, не веря своим глазам, прошла в гостиную; под ногами хрустнули осколки стекла. В пустую раму задувало холодом. И так неуютно, жутко стало Марии Варламовне в этой милой, до боли знакомой комнате, обезображенной чужим вторжением, что она заплакала.

– Влезли через окно, – сказал Руслан. – Посмотри, пропало что-нибудь или нет?

К счастью, шкатулка с украшениями, спрятанная в потайном месте, оказалась цела, так же как и небольшая сумма денег, накопленная Татьяной Савельевной «на черный день».

– Дом отец сам строил, предусмотрел разные хитрые штучки, – улыбнулась сквозь слезы Мария Варламовна. – Он у нас был умелец. Стихи писал, по дереву резал, картины рисовал. И песне той, что я пела у Зориной, тоже отец меня научил. Он мне ее на ночь напевал, вместо колыбельной.

– Будем милицию вызывать? – спросил Руслан.

– Чтобы еще и они здесь топтались, переворачивали все вверх дном? – вздохнула Маша. – Самое ценное на месте. Пойду, погляжу, что в моей спальне делается.

Постель была перевернута, ящики туалетного столика выдвинуты, любимое Машино трюмо лежало на полу зеркальной стороной вниз. Неужели разбилось? Она присела на корточки, приподняла зеркало…

Руслан вбежал на ее истошный крик.

– Что случилось?

На зеркале кто-то грубо, размашисто намалевал красным – СУКА!

– Мерзавцы! – возмутился Талеев. – Машенька, не плачь, дорогая. К тебе это не относится.

– Это… кровь… – побелевшими губами вымолвила она. – Кровь…

– Какая кровь? Успокойся, ради бога! Губная помада… – Руслан поднял с пола и показал ей огрызок помады. – Не принимай все так близко к сердцу. Обыкновенное хулиганство!

Мария Варламовна не успокоилась. Она побледнела, потом покраснела; руки ее дрожали.

Получалось, что воры почти ничего не взяли, кроме незначительных мелочей – двух подарочных бутылок коньяка, мельхиоровых ложек и серебряного портсигара покойного доктора Симанского. Из-за последнего Маша больше всего переживала.

– Мама будет расстроена, – причитала она, всхлипывая. – Портсигар – память об отце. Господи! Да что же это такое?

• Предыдущая
• 21/76
• Следующая