Печать фараона - Солнцева Наталья - Страница 26

• Предыдущая
• 26/86
• Следующая

– Ну почему же? – не согласился Смирнов. – Значит, соседка проведывала Грушину и носила ей продукты?

Стас выбросил окурок на улицу и повернулся к сыщику:

– Да. Кто-то должен был разговаривать с Вероникой, покупать ей лекарства, еду. Она почти перестала выходить из комнаты, а дверь постоянно запирала изнутри. Соседка – ее зовут Люба – заботилась о Веронике по моей просьбе. Она работает швеей, посменно, сегодня у нее выходной. Люба говорит, что долго стучала, пока не забеспокоилась. Она знала о снотворном, которое принимает Вероника... испугалась передозировки. Сама войти не решилась, побежала к дежурному, тот открыл дверь... а она... ну, Вероника... лежит... вся в крови, лицо изрезано...

Стаса передернуло.

– Как ее убили? Ножом?

– По всей видимости, да. Я не смотрел... не смог. Милиция считает, убийство совершено «Алой маской»... похоже на их почерк: нападение наглое, рискованное, удар нанесен колющим орудием в грудь, лицо изуродовано. Я закурю?

Молодой человек взял очередную сигарету, его руки дрожали. Смирнов щелкнул зажигалкой.

– Вы давали показания? – спросил он, дождавшись, когда Стас чуть расслабился.

– Угу. Назвался приятелем, в подробности не вдавался. Спросили, где я был с девяти до начала одиннадцатого утра. Я сказал, что провожал отца в аэропорт, потом поехал на работу в банк. Это можно проверить. Уже в половине десятого я был на рабочем месте.

– В принципе, могли успеть, – усмехнулся Всеслав. – Заскочить по дороге из аэропорта в общежитие, убить Веронику и поехать в банк. Судя по всему, на полчаса, с девяти до девяти тридцати, алиби у вас нет. Вы ехали в машине один?

Господин Киселев опешил. Он забыл о сигарете и уставился выпученными глазами на сыщика.

– Вы... что?! Меня подозреваете? – севшим голосом вымолвил он. – Какая чушь! Зачем мне было ее убивать?

– Причины далеко не всегда лежат на поверхности, – прищурился Смирнов. – А копнешь поглубже, и...

– Чепуха! – перебил Стас. – Там же дежурный внизу сидит, а вход один, он бы меня увидел. В такой дорогой, модной одежде я бы ему сразу в глаза бросился.

Сыщик отметил, что на Киселеве – длинное светлое пальто, шарф «от Армани», кожаные сапоги в тон. Да он щеголь! Немудрено, если девчонки влюбились.

– Как тогда дежурный целую банду проглядел?

Парень окончательно растерялся.

– Их же не десять человек было, а два-три... наверное, – неуверенно возразил он. – Дежурный мог отлучиться. Он же не привязан?

– Вот-вот, – Всеслав с ехидной улыбочкой продолжал его дразнить. – Сами себе противоречите, господин Киселев. Дежурный отлучился, вы и проскользнули.

У Стаса был такой несчастный вид, что сыщик сжалился.

– Ладно, перейдем к следующему вопросу. Мариной оперативники интересовались?

– Конечно, – обрадовался Киселев. – Мы с Вероникой решили в общаге особо не распространяться насчет Комлевой – придумали, что она якобы уехала со своим ухажером. Пока временно, а там посмотрит... оставаться ей с ним или вернуться. Все так и думали. И сотруднику милиции я то же самое сказал. Люба подтвердила мои слова.

– Вам поверили?

– Не знаю, – пожал плечами Стас. – Наверное. Про «Молох» я, разумеется, не упоминал. Не хватало еще, чтобы меня приняли за идиота!

Он очень волновался, много курил и повторял одно и то же. Смирнов выбился из сил, пытаясь выудить у него какой-нибудь новый факт. Потрясенный ужасной смертью Вероники, молодой человек запаниковал.

– Из нас троих остался только я! – восклицал он. – Вероника мертва, Марина... скорее всего, тоже. А я еще жив. Это проклятие! Оно действует! Куда мне теперь деваться, по-вашему?

– Чего вы боитесь, Стас?

– Смерти... как это ни банально. Я молод, у меня все впереди: карьера, любовь, жизнь. Я не желаю быть принесенным в жертву барашком!

– Полагаете, Марина и Вероника стали жертвами Молоха?

– А что же еще с ними произошло?! – он судорожно вздохнул, потянулся за очередной сигаретой. – Я хочу услышать ваше мнение.

– Но... никто ведь не видел мертвого тела Марины Комлевой, – невозмутимо произнес Всеслав. – С чего вы взяли, будто ее нет в живых?

– Ха-ха-ха! С чего я взял?! Пойдите и полюбуйтесь телом Вероники, – истерически захохотал Киселев. – Зрелище впечатляющее, смею вас уверить! Дежурный посмотрел, и его полчаса выворачивало в туалете. А Любе пришлось делать укол.

– И все же... это не является подтверждением смерти Марины.

Стас скомкал недокуренную сигарету, с нервным смешком придвинулся к сыщику.

– Что вы думаете о моей дальнейшей судьбе, господин детектив? Вы гарантируете мне жизнь?

– Здесь гарантии раздает только господь Бог. Возьмите себя в руки, господин Киселев, вы же не чувствительная барышня!

Молодой человек покраснел, надулся и замолчал. В его груди кипел вулкан страха и возмущения.

– Поезжайте домой, выпейте водки, – сочувственно сказал Смирнов. – Постарайтесь уснуть. А мне надо съездить в общежитие, побеседовать с очевидцами. Я вам позвоню.

Он вышел из машины и зашагал к автобусной остановке.

Господин Киселев остался сидеть, не в силах пошевелить пальцем. Страх парализовал не только его ум, но и тело.

Зимние виды на Волгу были по-своему поэтичны – обрывистые белые берега, между которыми величаво, плавными изгибами текли неторопливые воды. По берегу стояли словно написанные художником белокаменные церкви, окруженные заснеженными деревьями, – картина, сотворенная нежнейшими акварельными красками природы: слегка голубоватыми, серыми, жемчужными, матово-желтыми, бледно-розовыми с налетом тусклого серебра. На небе, за белой морозной дымкой, проглядывал золотой шар солнца.

У Хромова дух захватило от красоты родных мест. Московские события показались далекими, незначительными и пустыми по сравнению с этими искрящимися вековыми снегами, размытыми очертаниями храмов и колоколен, пологими холмами и зубчатой полосой леса вдали, над которыми простиралось холодное вечное небо.

Он долго бродил вдоль берега, по скрипучим, проложенным в снегу тропинкам, вдыхал колкий, студеный воздух, думал...

В детстве мать частенько развлекала его «преданиями русской старины» – она преподавала в школе русский язык, литературу и, по совместительству, историю. Вместо сказок она рассказывала ему на ночь про Успенский монастырь, разрушенный татарами и заново возведенный из белого старицкого камня; про разбойника Кудеяра; про грозного царя Ивана Васильевича; про таинственного «невидимку» Григория, якобы рожденного насильно постриженной в монахини царицей Соломонией; про нападение польско-литовских войск; про Минина и Пожарского. Позже, когда построили в Старице большую пристань, шли по Волге в Петербург пароходы и баржи с хлебом и мясом, а по дорогам тянулись на Тверь и Торжок купеческие обозы. Начали строиться вокруг Старицы «дворянские гнезда», одно за другим. Александр Сергеевич Пушкин приезжал сюда погостить в поместье Вульфов.

Зинаида Васильевна водила своих учеников на экскурсии по музеям и заповедным местам живописного городка, показывала монашеские кельи, соборы, церкви, старинные кузницы, изделия золотошвейных мастерских, основанных еще боярыней Ефросинией Старицкой, уникальные книги, картины русских художников и всюду таскала за собой сына. Маленький Валера возненавидел древние развалины, пыльные музейные экспонаты, затхлый воздух бывших дворянских усадеб и бесконечные разговоры об Иване Грозном, набегах Орды, Ливонской войне, первом российском патриархе Иове и праведной Блаженной Пелагее. Религия казалась ему мрачным наследием смутных времен, когда любой инакомыслящий объявлялся еретиком или, того хуже, антихристом, подвергался гонениям, а то и мученической смерти. Мать так и не смогла привить мальчику любовь к классической литературе и вообще к искусству. Он предпочитал пейзажам на холстах естественные краски природы, свежесть воды, березы на склонах холмов, плывущие над Волгой облака. А музыке – плеск волн, гудки теплоходов, натужный голос буксиров, шелест камышей, шум ветра в прибрежном ивняке.

• Предыдущая
• 26/86
• Следующая