Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 60
- Предыдущая
- 60/157
- Следующая
— Ты что, спешишь? — спросил Аркадий.
— Вечером иду на бокс, — ответил Глеб. — Кстати, один билет лишний. Может, отпустишь со мной супруга? — повернулся он к Стасе.
— Не-а, — мотнула та головой.
— Боишься, что какая-нибудь красотка заарканит твоего Аркашу? — улыбнулся Глеб. — Так я могу достать ещё один билет. Администратор — свой человек, — похвастал он.
— Да нет, мы заняты, — ответил Буримович, перехватив насмешливый взгляд жены. — И вообще, терпеть не могу мордобития. Пусть даже и спортивного. Лучше ты присоединяйся к нам.
— А что за мероприятие? — поинтересовался Глеб.
— В Ленинке будет вечер поэзии Гумилёва.
— Ого! — Брови Ярцева изумлённо полезли вверх. — Даже так? Уже проводятся его вечера? А как же его монархическое прошлое, участие в контрреволюционном заговоре? Насколько мне известно, Гумилёва расстреляли именно за это.
— А Иван Бунин? — спросила Стася.
— Что Бунин? — не понял Глеб.
— Тоже не принял революцию. Активно! Одна его книга «Окаянные дни» чего стоит! Однако Бунин был, есть и останется великим русским писателем! Это наше наследие. И Гумилёв тоже. А наследие надо знать! — горячо закончила Буримович.
— Слава богу, что приходят к этому, — кивнул Глеб. — Мозги у людей зашевелились. Да, многие прозрели, очень многие.
— А меня всеобщее прозрение как раз и настораживает, — сказал Аркадий.
— Как? — удивился Ярцев. — Неужто тебя не радуют перемены? Возьми хотя бы телевидение. Интересно стало смотреть. А газеты? Прямо захватывающие! Все бурлят, критикуют!
— Вот-вот, — усмехнулся Буримович. — Раньше, выходит, никто ничего не замечал, не понимал, и вдруг этакое поголовное просветление. Как по команде.
— Между прочим, мне давненько хотелось с тобой потрепаться, но как ни зайду в вашу контору, тебя не видать.
На самом деле Ярцев кривил душой: последние полгода он с головой окунулся в личные проблемы и в университет забегал периодически.
— А ты разве не знаешь, что я теперь заочник? — спросил Аркадий. — Мы ведь из Средневолжска уехали.
— Как? Куда? — изумился Ярцев.
— Болотными жителями стали, — продолжал с улыбкой Аркадий.
— А если серьёзно?
— Факт, — подтвердила Анастасия. — Про Ямбург небось слышал? В Тюменской области.
— Кто о нем не слышал! Только при чем здесь болото?
— Понимаешь, это место называлось Юмбра, — пояснила Стася. — По-ненецки означает «большое чёрное болото». Ну а потом уже его назвали Ямбургом. По созвучию, наверное.
— И надолго закатились туда? — полюбопытствовал Глеб. — До Аркашкиной защиты?
— Да нет, старик, мы решили осесть насовсем, — ответил Буримович. — Здорово там!
— Чем же?
— Трудно объяснить. Да и не поймёшь, пока сам не побываешь. Удивительное ощущение! Бескрайняя тундра, тишина. Нет такой сутолоки, — Аркадий кивнул на толпы людей, вереницы машин, запрудивших московскую улицу, и неожиданно спросил: — Скажи, ты хоть раз пробовал строганину?
— Нет, конечно, — пожал плечами Глеб, — только слышал, читал.
— Потрясающе вкусно! — Стася закатила глаза и даже почмокала губами.
— Ну знаешь, я сырые вещи терпеть не могу, — сказал Глеб. Кровинку в мясе увижу — настроение портится на целый день.
— Что делать, как говорится, на вкус и на цвет… — развёл руками Аркадий. — Вот и Север тоже — кому как. Мы со Стаськой прямо-таки влюбились в него. А это хуже, чем болезнь.
— Знаешь, как назвал Сибирь один канадский профессор? — поддержала мужа Стася. — Страна для настоящих мужчин.
— Я бы сказал по-другому: страна настоящих людей, — серьёзно сказал Буримович. — Народ там действительно стоящий! Потому что — отбор!
— Но хоть этот ваш Ямбург ничего городишко?
— Зря ты, старик, — покачал головой Буримович. — Условия для организма, между прочим, очень здоровые.
— Скажи ещё, что лучше, чем в Сочи, — поддел его Глеб.
— К твоему сведению, долгожителей в некоторых районах Сибири больше, чем на Кавказе. Да-да, не усмехайся, пожалуйста! Хочешь статистику? Среди сельского населения Таймырского национального округа перешагнувших за сто лет людей почти в два раза больше, чем на Кавказе. В пересчёте, разумеется, на сто тысяч жителей.
— А знаете почему? — неожиданно встрял в разговор водитель такси. — Руководство за тридевять земель. А тут тебе на каждом шагу начальники да инспектора…
— Верно мыслите, — одобрительно произнёс Буримович. — Производственные конфликты — вот что прежде всего сокращает жизнь.
— Кем же вы там устроились? — продолжал интересоваться Глеб.
— Я — социолог, — ответил Аркадий. — Стася — библиотекарь. Правда, она на общественных началах.
— Пока школу не построят, — пояснила Анастасия, которая закончила пединститут по факультету русского языка и литературы.
— Что же это за город, если даже школы нет? — недоуменно пожал плечами Ярцев.
— Вообще-то это не город, а посёлок на две тысячи жителей, — ответил Аркадий. — Причём необычный, вахтовый. Слышал о таких?
— Краем уха, — признался Ярцев.
Такси вырвалось из города. За окнами поплыл распаренный солнцем подмосковный лес.
Буримович стал расспрашивать Глеба об университетских делах. За разговорами дорога пролетела незаметно.
Как только они вышли из машины, Анастасия достала из сумки фотоаппарат и повесила себе на шею.
У входа в усадьбу стояло несколько человек. Они были ужасно расстроены: музей для посещений закрыли неизвестно на какой срок. Кое-кто собрался вернуться в Москву. Но Стася отправилась на поиски администратора, нашла и добилась, чтобы их пропустили на территорию Астафьева. Так сказать, в порядке исключения.
Роль гида взяла на себя молодая женщина, кандидат филологических наук, приехавшая из Ленинграда. Она стала рассказывать об эпохе, в которой жил Вяземский, и Ярцев заскучал. Единственное, что на некоторое время захватило его внимание, это когда добровольный гид сообщила о том, что сын поэта одним из первых в России стал собирать старинные иконы, рукописи, изделия прикладного искусства и даже имел титул «Гофмейстер Двора Его Величества, сенатор князь Павел Петрович Вяземский, основатель и почётный президент Императорского общества любителей древней письменности».
«Надо найти его труды», — подумал Ярцев, который жаждал при встрече с Решилиным блеснуть знаниями в милой художнику области.
Ленинградка прочитала стихотворение Вяземского, кто-то вспомнил ещё одно. Потом эстафету подхватила Стася, которую опять сменил гид:
Бог голодных, бог холодных, Нищих вдоль и поперёк, Бог имений недоходных, Вот он, вот он русский бог.
К глупым полон благодати, К умным беспощадно строг, Бог всего, что есть некстати, Вот он, вот он русский бог…
Эти стихи настолько захватили Глеба, что он сразу запомнил их наизусть и, пока ходили по усадьбе, все повторял про себя.
Назад, в Москву, тоже ехали на такси: настоял Глеб, да и времени у него и у Буримовичей было в обрез. Плюс ко всему Стасе надо было заехать в фотоателье, чтобы отдать проявить цветную плёнку.
— Потрясные получатся слайды, — сказала она.
— А для чего тебе все это? — спросил Глеб. — В семейный архив?
— Для занятий в школе! Будут они в Ямбурге, вот увидишь!
— Когда? — усмехнулся Глеб и посмотрел на Аркадия.
Тот не удостоил приятеля ответом, лишь загадочно улыбнулся, словно давая понять, что правда за ним, за его идеями.
— Сколько вы ещё будете в Москве? — поинтересовался Глеб.
— Дня три, — ответила Стася. — А сколько ещё надо посмотреть! В Абрамцево съездить, в Вяземы, сходить на Арбат в Пушкинский дом, в дом Марины Цветаевой…
— И конечно же театры?
— Какие театры, старик! В это время они все на гастролях, — сказала Буримович. — Нет, театры мы запланировали на осень. Специально!
Такси подкатило к Ленинской библиотеке, Анастасия помахала кому-то рукой. Ей ответили приветствием мужчина и женщина, стоящие на площади перед библиотекой. Обоим было лет под пятьдесят.
- Предыдущая
- 60/157
- Следующая