Черная жемчужина императора - Солнцева Наталья - Страница 7

• Предыдущая
• 7/77
• Следующая

– Я не хочу! – Альбина встала и прошлась по своей элегантно и дорого обставленной гостиной. – Расскажи мне о Ростовцеве, вы все-таки ходили вместе в музыкальную школу. Что-то в нем остается закрытым для меня.

Лена пожала плечами.

– Я Пашу тоже иногда понять не могу! Ну, обжегся раз… так теперь всю жизнь бояться? Стелла – стервозная баба, спору нет, но не все же такие?

– Меня Ростовцев интересует, а не твой Паша. Чем он увлекался в юности? За девчонками бегал?

– Скорее они за ним. Алек в детстве уже был красавчиком, – хорошенький, сил нет смотреть! Щечки румяные, глазки темные, блестящие и с поволокой, стрижечка модная, костюмчик с иголочки, – загляденье. Подрастая, он хорошел и хорошел. Хоть картину пиши! Вполне мог играть героя-любовника в голливудских мелодрамах: плечи, торс, королевская осанка, волевой подбородок, губы как у чувствительного и нежного Ромео… девчонки из соседних школ приходили полюбоваться на него украдкой.

Альбина не сводила с подруги подозрительного взгляда.

– Уж не была ли и ты влюблена?

– Глупо отрицать, – призналась Лена. – У меня, конечно, преобладал другой интерес… но тогда это еще не овладело мной в должной мере. Кто не страдал по Алеку? Даже молоденькие учительницы сохли по нему, не то что девушки со всей округи. В нашей школе любое спортивное соревнование, в котором участвовал Ростовцев, собирало аншлаг. Девушка у него была, разумеется, – стройная длинноволосая блондинка с невероятно гладкой кожей, серыми глазами и тончайшим румянцем на скулах, – Юлька Коваль. Училась так себе, но лицом и фигурой затмевала солнечный свет. Звездная пара была: Альберт и Юлия! Никто не сомневался, что они поженятся. Ходили по школьным коридорам в обнимку, не стесняясь, – это в те-то времена, – гуляли под ручку по аллеям и бульварам. Ох, и завидовали им все! Зависть человеческая губительна.

– А что потом? Не сложилось?

– Да понимаешь… я же говорю, зависть! За Юлькой парень один из ее класса пытался ухаживать, души в ней не чаял. Она смотреть в его сторону не желала, – отшивала безжалостно. Это бы еще ничего. Но она вдруг взялась высмеивать поклонника, открыто, при всех выражать свое пренебрежение. Он и не стерпел! Сначала письмо ей написал: мол, тебе, Юля, лучше ответить на мою безграничную любовь. Я такую девушку отдать никому не смогу, поэтому в случае отказа тебе не жить. Жду до завтрашнего дня. Юленька посмеялась… а на следующий день перед первым уроком заявила незадачливому кавалеру, – я, дескать, выбор сделала: люблю Альберта. Ты обо мне и не помышляй! Он насупился, промолчал, ушел в себя, почернел как туча. До большой перемены парень как будто обдумывал что-то, а на уроке биологии встал и направился к Юле, поигрывая скрученной в трубочку газетой. Никто и пикнуть не успел, как газета со всего маху опустилась однокласснице на голову… та упала, уткнулась лицом в открытый учебник… а отвергнутый влюбленный выбежал вон. На миг все остолбенели. Первыми девчонки опомнились, завизжали; учительница за сердце схватилась, увидев, как вокруг Юлиной головы расплывается густая кровь… вызвали «Скорую», милицию. Юлю увезли в больницу, сделали операцию, – только это не помогло. К вечеру того же дня она скончалась, не приходя в сознание.

– Разве газетой можно человека убить? – растерянно спросила госпожа Эрман.

– Так парень оказался не промах, обернул в газету железный прут: рассчитал, что с прутом-то его могут остановить… а свернутая газета никого не насторожит, в том числе и жертву.

– Его поймали?

– Далеко не убежал, – нашли. Да что толку? Его отец тогда большим начальником был, откупился от милиции, поместил отпрыска в психбольницу, там состряпали подходящий диагноз… в общем, как теперь говорят, «отмазали» сыночка.

– Боже мой! – ошеломленно воскликнула Альбина. – Выходит, его даже не судили?

– Ты будто вчера на свет родилась! Конечно, нет. Какой суд? Признали, что убийство непреднамеренное, совершено в невменяемом состоянии, – подержали парня год в больнице за папины денежки, и все. Потом выписали, рекомендовали содержать дома, под присмотром. Дескать, в результате проведенного лечения больной опасности для общества не представляет.

– И где он сейчас, этот больной? Свободно разгуливает по улицам?

– В преисподней он разгуливает, – мрачно произнесла Лена. – Лет восемь назад прошел слух, будто жестокий ревнивец умер. Своей смертью или нет… история умалчивает. Может, помог кто…

– Ты на Ростовцева намекаешь?

– Ни на кого я не намекаю, подружка. Слухи разные ходили, а что произошло на самом деле – никому не ведомо. После похорон Юли Альберт с головой ушел в учебу: тянул на медаль, поступил в университет… с бывшими друзьями, приятелями, одноклассниками порвал. Словно плотно закрыл за собой дверь в прошлое. Университет окончил с красным дипломом, насколько мне известно; занялся частным предпринимательством, пошел в гору. Ездил то на Дальний Восток, то в Европу, то в Китай, – жил обособленно. Свое затворничество объяснял тотальной занятостью.

– Он причастен к смерти того… как его фамилия, не помнишь?

– Борис Засекин, – вздохнула Лена. – Что касается обстоятельств его гибели, вопрос не ко мне. Я подробностями не интересовалась. Зачем? Все давно прошло и быльем поросло.

– Почему же ты раньше мне этого не рассказывала? – возмутилась Альбина. – Подруга, называется!

– Во-первых, ты не спрашивала. А во-вторых, у меня та старая история совершенно вылетела из головы. И хватит о грустном! Вы ведь с Ростовцевым уже год, как встречаетесь? Открой мне тайну… каков он в постели?

– Великолепен! – призналась Альбина. – Но… как бы правильно выразиться? Технически хорош. Понимаешь? Все классно… а чувствуешь, что он не увлекается, не падает в небеса. Контролирует процесс!

Журбина сочувственно кивнула.

– Когда восхищаются техникой актера, значит, он не заставил потерять голову. В своей роли убедителен, но недостаточно, чтобы забыться.

Альбине стало неловко.

– А как у тебя с Треусовым? – спросила она.

– Никак, – махнула рукой Лена. – Я иногда думаю, может, Стелла ему холодности не прощает? С другой стороны, разве остальные мужчины – завидные любовники? И ничего, любят их жены, лелеют. Секс – не главное.

– Да уж, – согласилась подруга.

Они переглянулись и рассмеялись.

Ева Рязанцева, красивая и мечтательная женщина, с которой господин Смирнов жил в любви и согласии, – по вечерам пристрастилась к наблюдению за звездами. Если небо было чистое, она выходила на балкон и созерцала созвездия, Млечный Путь.

– О чем ты думаешь, глядя туда? – однажды поинтересовался сыщик, тыча пальцем вверх.

– Пытаюсь понять, что это. Ты знаешь?

Смирнов молчал. Вопрос сначала показался легким, а потом поставил его в тупик. Что это?

– Ну, ты умеешь спросить! – вздохнул он.

Ему хотелось рассказать Еве о встрече с Ликой Ермолаевой, обсудить кое-какие подробности. Склад ума Евы, – основанный не на логике, а на интуитивном прозрении, – позволял подойти к проблеме с иной точки зрения. Два разных подхода освещали картину происходящего с разных сторон, отыскивая тот поворотный пункт, который подталкивал расследование к развязке.

По профессии Ева была преподавателем испанского языка, а по характеру – любителем приключений. Она стала не просто спутницей жизни, но и незаменимой помощницей в его сыскной деятельности, внося в «оперативные мероприятия» психологический анализ и мистический уклон. Постепенно Смирнов по достоинству оценил то, что сначала принимал в штыки, – невидимую подоплеку очевидных событий, которую угадывала Ева. Он привык советоваться с ней, спорить и находить новые, скрытые подтверждения ее невероятных предположений. Его стало интересовать ее мнение.

– Не хочешь узнать, как прошла встреча с клиенткой?

– Хочу.

– Мадмуазель Ермолаева мне поведала удивительнейшую историю, – от начала и до конца похожую на вымысел. Странный вымысел.

• Предыдущая
• 7/77
• Следующая