Меч Тристана - Скаландис Ант - Страница 48
- Предыдущая
- 48/104
- Следующая
– Надо возвращаться, господа, собака водит нас кругами. Добром это не кончится. Придется заночевать в лесу и отбиваться от диких зверей, а Тристана нам все равно не найти таким способом.
– Твоя правда, – проговорил Гинекол, руководивший этой операцией, а потом усомнился. – Но неужели собаки способны на подобную хитрость?
– Не все собаки, сэр, – ответил конюший, – но кто же не знает, что Тристан – чародей, вот и собака у него не простая. В какой такой Далматии нашел он эту пятнистую псину? Уж не Анноном ли зовут эту Далматию честные люди?
Холодок пробежал по спинам рыцарей от слов мудрого старика, ведь пятнистая бестия стояла рядом, смотрела на всех умными оливковыми глазами и как будто слушала, как будто запоминала все, что про нее говорят.
Пришпорили бароны коней, да и умчались из лесу, скликая своих гончих, которые долго еще оглашали чащобу прерывистым, неспокойным лаем. А Луша ринулась уже совсем одна точно по выбранному курсу, ринулась, уверенно раздвигая высокую траву и подлесок белоснежной грудью в красивых черных пятнышках. И выбежала она вскоре прямо к гроту любовников.
Тристан как раз тесал доски для массивной дубовой двери, так как жилье свое решил он оборудовать по последнему слову здешней строительной техники, с учетом всех знаний, полученных еще в той жизни. Лето кончится быстро, впереди осень и зима, а сколько придется прожить в лесу, одному Богу ведомо. Предусмотрительный же Курнебрал взял с собою, покидая Тинтайоль, не только оружие, но и большой ящик с инструментами. Достаточное количество еды на первое время он тоже прихватил. А уж потом они собирались жить охотою и подножным кормом.
Впрочем, подножный корм они сразу решили разнообразить. И Тристан, и Изольда были слегка знакомы с практикой возделывания подмосковных дачных участков. Целину лужайки вскопали они относительно быстро, тщательно избавились от корешков, сформировали грядки, а Курнебрал приволок им из ближайшей деревни хорошо подрощенную рассаду всяких полезных овощей. Земля же в Мюррейском лесу была хорошая, мягкая, жирная. Из нее так и перло все, благо и погода в начале лета задалась славная, а полив новорожденных угодий из протекавшей в двух шагах речки большого труда не составлял. Словом, пока Тристан возился со строительством, Изольда все больше грядки полола и делала это, признаться, с удовольствием.
Итак, солнышко стояло высоко и сияло в полную силу, птицы пели, летали бабочки. Работа у нашего плотника спорилась, а Изольда ушла в тот момент к заводи постирать белье. Курнебрал же неподалеку на опушке заготавливал новые бревна, слышно было, как он стучит там топором. И настроение было у всех – лучше некуда, а оказалось, есть куда: Луша, любимая Луша, виляя хвостом, кинулась облизывать обожаемого хозяина с ног до головы. Кто еще сумел бы вот так найти его, прорвавшись через дремучие заросли за столько миль от замка?
И Курнебралу Луша обрадовалась несказанно, Изольда тоже была ей мила. В общем, работу все побросали и решили устроить праздник в честь возвращения любимой собаки – с распитием бочонка вина и доеданием стратегического запаса солонины. Ведь это ж насколько проще будет теперь охотиться! Проблемы с мясом явно отодвигаются на задний план…
И только Изольда вдруг помрачнела от внезапной мысли.
– Да уж не подставка ли это, Тристан? Что, если Марк специально отпустил твою собаку, зная, что она побежит именно сюда, и теперь по ее громкому лаю им будет легче разыскивать нас?
– Речи твои разумны, Изольда, – кивнул Курнебрал, все еще прихлебывая вино, но уже как-то машинально, безрадостно. – Пожалуй, придется собаку-то прибить.
– Что?!! – обалдел Тристан. – Да я лучше тебя прибью! Вот уж действительно прав был Бернард Шоу, когда сказал: «Чем лучше я узнаю людей, тем больше люблю собак».
Курнебрал никогда не слышал о славном рыцаре по имени Бернард Шоу, но изречение это явно понравилось ему. Оруженосец усмехнулся в мокрые усы и сказал:
– Извини, Тристан. Ты – мой господин, тебе и решать судьбу Луши.
И они снова надолго задумались.
Вспоминали, как накануне, разыскивая удобное и достаточно глухое место под свое не такое уж и временное жилье, набрели вдруг на мрачную хижину отшельника. Курнебрал поведал, что знает хозяина избушки, и предложил зайти к божьему человеку. Звали отшельника Нахрин, был он худ и легок настолько, что казалось, по песку пройдет и следов не оставит, старческие жилки просвечивали сквозь почти прозрачную кожу на лице и руках, борода и длинные седые волосы спадали аж до пояса, а темно-синие васильковые глаза смотрели на вошедших ясно, печально и ласково. Старец был давно забыт всеми, многие годы не видел людей, никто уж и не помнил его дел в миру и его настоящего имени, осталось только это лесное прозвище – Нахрин. Но в последнее время к схимнику стали все чаще заезжать за советом, сочтя, что блюдет он аскезу уже достаточно долго и проник в неземную мудрость.
Про Тристана и Изольду отшельник все знал. Никакого колдовства в этом, кстати, не было. Просто намедни заезжал к нему Будинас, да и Перинис еще заглядывал. Перинис-то и сообщил новость: раструбил-де король Марк во всех землях о желании своем поймать и наказать Тристана и за голову его предлагал, по разным сведениям, то ли двадцать, то ли все сто марок золотом.
Тристан быстренько прикинул в уме, сколько это по-нашему, а также в пересчете на баксы, и получилось у него, что двадцать марок равны пяти килограммам, а значит, по самым скромным оценкам, это пятьдесят штук гринов. Не хило, но еще туда-сюда, а уж двадцать пять кило и соответственно двести пятьдесят тысяч – стоимость шикарнейшего «мерседеса» специсполнения – это уж слишком, братцы, за его-то непутевую голову.
Об Изольде речи не шло. То ли король не знал, что жена его осталась жива, то ли уже простил ее за все, пройдя через своеобразный катарсис озверения. Отшельник (Что с него взять? Певец покорности и смирения.) призывал Тристана вернуть Изольду законному мужу, а самому покинуть эти края как можно скорее во избежание беды. Ведь не успокоится Марк, никогда не успокоится, а прожить всю жизнь, скрываясь от людей, всю жизнь вне закона, всю жизнь во грехе – это же немыслимо! Конец все равно один, но к чему звать смерть раньше времени? Не по-христиански это. Так рассуждал схимник Нахрин.
«Интересное кино! – возмутился про себя Тристан. – Я, значит, живу не по-христиански, а этот старый козел, владыка Корнуолла? Он по каким законам живет? Я дрался за Изольду с самого начала, я дрался за свою любовь, и какая только нечисть не вставала у меня на пути! Я их всех победил, потому что Изольда была нужна мне, потому что я любил ее сильнее всего и всех на свете. А он? Получил ее даром. Воля случая, улыбка фортуны, стечение обстоятельств. А то, что недорого досталось, и терять легко. Едва приревновал, сразу крови возжаждал – дикарь! И по принципу «уж если не мне, так пусть никому не достанется» решил уничтожить. Но как! Садистское сожжение заживо показалось ему слишком гуманным! (Привет тебе, Марик, из будущего – от палачей НКВД и гестапо!) Он отдал любимую – подчеркиваю: лю-би-му-ю – жену для массового изнасилования прокаженными с последующей медленной смертью от неизлечимой болезни. Хороший человек. Достойный вождь всех логров, бриттов и скоттов, а также бритто-логров и скотто-логров, то есть бритоголовых и скотоложцев… Впрочем, вожди во все века и у всех народов такими были. Нашел, понимаешь, чем удивить! Вот только при чем здесь я и моя Изольда? Моя Маша. Он отдал ее прокаженным, я – забрал себе. Все. Игра окончена, каждый из участников остался при своем. Какие претензии, господа?»
Собственно, все это Тристан и высказал Нахрину, только в более понятных выражениях – без русскоязычных каламбуров и ссылок на историю двадцатого века. Но Марка он таки назвал пренебрежительно Мариком. В кельтском варианте это звучало «Маркан». Такой у них странный уменьшительный суффикс. «Может, отсюда и пошло русское слово «братан»? Ведь это же ласково, почти как «братишка», – подумал Тристан. – Ох, не иначе, от Машки любовью к лингвистике заразился!»
- Предыдущая
- 48/104
- Следующая
