Меч Тристана - Скаландис Ант - Страница 25

• Предыдущая
• 25/104
• Следующая

А Бригитта отошла от купели, деловито поправила платье, присела на постель и как ни в чем не бывало взглянула на хозяйку честными и преданными глазами.

– Что ты себе позволяешь, нахалка?! – выговорила наконец Изольда.

– Это всего лишь один из способов лечения, госпожа. Спроси у своей матушки, если не веришь.

Что могла ей возразить Изольда? Не сознаваться же в любви к Тристану! Ведь этого просто нельзя было делать. Пока. «А собственно, почему? – спрашивала она себя. – Да все потому же, дуреха! Как можно ближе к тексту легенды. По легенде между вами еще нет любви. Каждую роль надо играть точно по сценарию. Крепись, девочка, это лишь первое и не самое сложное испытание для тебя!»

Сенешаль короля Гхамарндрил Красный так и не утихомирился. Продолжал настаивать на своей победе над драконом. А что еще оставалось ему делать? Выбор-то у Красного оказался невелик: сознаться во лжи и молить о пощаде, расписаться в том, что он – трусливая собака, и все равно погибнуть (скорее всего) от руки палача; или – упорствовать до конца, выйти один на один с Тристаном и умереть в бою, как подобает рыцарю. Второе, может быть, и страшнее, но явно предпочтительнее. В таком варианте есть шанс. Конечно, Тристан Лотианский – не просто рыцарь, вне всяких сомнений, он спутался с колдунами, если не сам является колдуном. Но ведь даже заговоренные мечи иногда удается сломать, и даже мудрейшие из мудрейших филидов иногда ошибаются в предсказаниях, потому что любые волшебники – это все-таки только люди, а Бог – один и пути Его неисповедимы. Так думал сенешаль.

А уходя в бой, Гхамарндрил оставил слугам для короля и для всех, кто этим заинтересуется, свое предсмертное послание. Нет, он не написал там: «Если погибну, прошу считать меня коммунистом». Он вообще не умел писать. Как выяснилось, был у него другой, почему-то скрываемый ото всех талант – сенешаль умел рисовать. И на пергаменте последнего послания изобразил он победу Тристана над драконом. То, что это именно Тристан, сенешаль сам поведал устно своему капеллану, и тот начертал под рисунком название по-латыни.

А картинка выглядела весьма условной, но красноречивой. Замок Темры располагался неправдоподобно близко, в небе над ним летели какие-то крупные птицы, похожие больше на стратегические бомбардировщики. В правом верхнем углу изображен был зачем-то сводчатый вход в храм или иное строение, слева позади пещеры имелась не менее загадочная пирамида: то ли гора, то ли купол какой-то. Сам вылезший из-под земли дракон, очевидно, с целью приуменьшить заслуги Тристана, имел вид достаточно тривиального африканского льва, только с очень длинным хвостом и очень путаной гривой, маскировавшей и делавшей совсем не страшными даже зубы в разинутой пасти. Одежда Тристана выглядела не просто легкой, но легкомысленной для такой-то схватки: рубашечка, штанишки, ботиночки какие-то, и только широкая шляпа, в которой можно было (при желании) угадать шлем, защищала голову. Поднятый меч смотрелся достаточно длинным и увесистым, но всего тщательнее прорисовал несчастный сенешаль оружие победы героя – таинственный «шарик от палицы», превратившийся затем, как мы знаем, в огонь и грохот. Граната «лимонка», вид сверху. Размер был несколько преувеличен, так ведь у страха глаза велики, а у дракона пасть и того больше – проглотит.

В общем, рисунок удался на славу. Гормон показал его Изольде, а Изольда Тристану в тот же вечер.

– Хорошо рисовал, собака! – подивился старый король и заметил: – Вот только щит какой-то маленький получился…

И Изольда чуть было не ляпнула: «Это не щит».

Зачем, для чего, по рецептам какой магии изображал красноволосый хитрюга своего врага на пергаменте? Какие силы двигали рукою подлого сенешаля? Теперь уже никто не узнает.

А Гхамарндрил когда-то услышал фразу: «Dum spiro, spero». И часто повторял ее на чуждой ему латыни и на родном: «Пока дышу, надеюсь». С этими словами на знамени он и вышел на последний бой в своей жизни. Да, он надеялся убить Тристана, не мог не надеяться – это был его единственный шанс.

А Тристаном двигала в тот момент лютая ненависть к подлому обманщику; и верность слову, данному королю Марку; и жгучее нежелание умирать, когда столь многие тайны этого мира остались неразгаданными. И наконец, им двигала любовь – к Маше, то есть уже к Изольде, и предмет его любви был теперь не где-то далеко, а здесь, совсем-совсем рядом, и именно от исхода поединка зависело, упадут они в объятия друг друга или расстанутся навсегда. Против такого набора стимулов не устоял бы, наверное, и хорошо вооруженный отряд моджахедов, заброшенный на зловещей черной «акуле» из Турции на окраину Шали. Бедный, бедный сенешаль Красный. Куда уж ему!

Кончилось время красных. И здесь и там.

Они сражались на развалинах храма, уничтоженного язычниками лохланнахами еще пару веков назад. Не прошло и получаса от первого звонкого удара меча о меч, как красноволосая голова Гхамарндрила покатилась, чертя темную дорожку по замшелым щербатым ступеням, вниз, к морю, где симпатичные белые барашки призывно накатывались на каменное крошево, как бы шепча Тристану: «Пора, пора! Море ждет вас, о великие любовники, Тристан и Изольда!»

Провожали Тристана и Изольду в Корнуолл с большими почестями. Собственно, устроен был пир в их честь. Тут-то и пригодились захваченные из дому шикарные одежды для всей команды. Гонец короля Гормона привез отряду Тристана приглашение на большой праздник в главную столицу Ирландии Темру, и Курнебрал, уже не первый день томившийся в неведении и тревоге, обрадовавшись несказанно, дал приказ отплывать из гавани Ат-Клиата. Корабль шел при попутном ветре, и очень скоро недавние враги эринцев причалили в гостеприимном речном порту. Фактически между Ирландией и Корнуоллом в этот день был заключен мир. Встреча двух королей планировалась, конечно, на ближайшее будущее, но, по сути, была уже не обязательна. Корнуоллец Тристан сделался героем Эрина, а ирландский королевский двор принял предложение Марка породниться – вот что было главным. Это и стало поводом для большого праздника.

И пиршество удалось на славу. Для некоторых даже слишком. Тристан, умотавшийся в боях и интригах, как собака, как загнанная лошадь, чувствовал, что нервы его уже на пределе, и решил оттянуться на полную катушку. Вот и не рассчитал немножечко с вином.

На специально снаряженный для него с Изольдой корабль Курнебрал отнес героя на руках. Ночью, потихонечку, когда уже никто не мог их увидеть.

Остальные корнуолльские воины покинули Ирландию еще до рассвета. Таков был приказ короля Марка, данный еще много дней назад, – возвращаться настолько скоро, насколько это будет возможно. Тристану же вместе с его верным оруженосцем надлежало на небольшом ирландском судне ожидать до утра будущую королеву Корнуолла, пока отец и мать простятся с любимой дочерью по всем правилам. А правил этих, древних загадочных ритуалов, ирландцы немало хранили, передавая из поколения в поколение, и свято соблюдали. Королева Айсидора была тут особенно пунктуальна. И помимо многих устных советов, снабдила дочь целым набором чудодейственных средств на все случаи жизни: успокоительных и возбуждающих, повышающих плодовитость и предохраняющих от беременности, зовущих сон и перемогающих боль, а также самых тайных и опасных – позволяющих, например, если это необходимо, беседовать с силами Аннона, да так, чтобы не пускать демонов внутрь себя.

И было еще одно снадобье, которое, согласно традиции, вручила Айсидора не Изольде, а служанке ее Бригитте, – изящный серебряный кувшин с золотою пробкой, залитой воском, а в нем – великой силы приворотное зелье обоюдного действия, по вкусу и запаху – будто ароматнейшее терпкое вино из южной лозы, а по цвету – темно-бурое, словно густой поздний мед – дабы не перепутать с обычным вином. И наказала королева наполнить этим напитком специальный серебряный кубок перед первой брачной ночью Изольды и Марка и проследить, чтобы поочередно не менее двух раз передавали они друг другу эту чашу с волшебным напитком и осушили ее до дна. А то, что останется в кувшине, строго-настрого велено было выплеснуть наземь, а еще того лучше – в отхожее место, ибо ни одна капля не должна была попасть иным людям на язык, губы или другие чувствительные места.

• Предыдущая
• 25/104
• Следующая