Меч Тристана - Скаландис Ант - Страница 23
- Предыдущая
- 23/104
- Следующая
Проделки же молодого слуги не отличались большим разнообразием. Если и дрался с себе подобными – только из-за женщин, а чаще вовсе избегал общения с мужчинами и совращал, совращал, совращал подряд и без разбору рабынь и баронесс, юных девушек и солидных дам. Талантлив был в этом и природой, мягко говоря, не обделен физически. О размерах его «мужского достоинства» по королевству ходили слухи. Согласно некоторым из них утверждалось, будто имя свое приобрел Перинис как раз благодаря небезызвестному органу. Родом он был из Италии и, не ведавший настоящего имени своего, данного матерью, среди рабов получил латинское прозвище Пенис. А позднее бежал из-под хозяйского гнета и, скитаясь по королевствам и герцогствам Европы, однажды услыхал от образованной девушки-хохотушки, что означает на самом деле такое красивое на первый взгляд звукосочетание. Впрочем, юный Пенис не только имя свое, но и предмет, его породивший, считал весьма красивым, однако, от греха подальше, все же решил переназваться. А поскольку арморикскую красавицу, открывшую ему глаза на правду, звали коротко и звучно – Ри, он и надумал вставить это «ри» в середину своей клички. Новое прозвище устраивало всех и осталось с ним до конца жизни.* * *От королевского дворца до страшного логова дракона было совсем недалеко – полчаса хорошей езды, не больше, да и Тристана нашли они почти сразу. Перинис бывал там не раз, сопровождая разных рыцарей, и совсем недавно приезжал, поэтому он и заметил первым новую жертву чудовища – скрюченное за кустами тело в легких красивых доспехах и с мечом, упрятанным в ножны. По всему видно: рыцарь. Жизнь еще теплилась в нем. Тут и Бригитта подоспела.
Опухшее лицо несчастного имело жуткий черно-лиловый цвет, даже руки посинели – страшнее, чем в прошлый раз. Еще бы: куда там древним ирландским ядам до фосгена! Однако служанка принцессы по отдельным мелким приметам, ведомым лишь ей да ее хозяйке, узнала в полуживом герое давешнего менестреля Тантриса. Да, именно с этим телом пришлось ей повозиться не так давно, когда принцесса проводила свой курс лечения. А менестрель к тому же весьма понравился Бригитте, можно сказать, камеристка влюбилась в него, поэтому теперь она готова была поклясться на Библии, что путаницы тут никакой нет.
Однако сама королевская дочка, и в этом Бригитта тоже готова была поклясться, Тантриса не узнала. Замечания своей служанки о шрамах и родинках пропустила мимо ушей, а потом… Ну, будто вернулась вдруг к Изольде странная хворь ее: глаза безумными сделались, губы непонятные слова забормотали, а все члены принцессы охватила сильнейшая дрожь. Словом, через какую-нибудь минуту Изольда потеряла сознание, и пришлось Бригитте с Перинисом везти в замок не одно, а целых два недвижных тела. Да еще этот чертов язык зловонный, который даже через две сумки и толстую попону благоухал так, что любого нормального человека с души воротило. Ну ничего, доехали. Оставалось теперь только вылечить Тантриса за три дня, чтобы он был полностью в форме и мог на поединке с сенешалем доказать свою правоту. И за здоровье барда-героя взялись всем миром, всерьез.
Изольда пришла в чувство, призвала матушку, объяснила случившееся как могла и, ссылаясь на острую головную боль, удалилась к себе. Лечение проводили, используя все самые могучие средства и чудодейственные способы, и, как понял теперь Тристан, к сроку успевали, хотя и не знал точно, сутки прошли или уже двое. Однако сейчас он был в сознании и тело свое ощущал вполне здоровым, значит, сумеет выйти на бой с подлым сенешалем.
Королева, узнав от Бригитты все, что ей было необходимо, удалилась, и вскоре вместо нее появилась сама Изольда с двумя девушками-помощницами. Ничего этого Тристан по-прежнему не видел – только слышал и догадывался по голосам.
Но вдруг он осознал, что не в постели лежит, а полусидит на дне какой-то емкости с теплой водой. От внезапности такого открытия и не к месту нахлынувшего стыда (столько девушек вокруг, а он совершенно голый!) Тристан застонал беспомощно и спросил:
– Где я?
Девушки все радостно зашумели, наперебой объясняя воскресающему герою, что с ним произошло, но в этот момент дверь открылась и раздался высокий мужской голос, тоже знакомый, слишком хорошо знакомый – голос Гхамарндрила.
– Изольда! – сказал он. – Поди-ка сюда. Советую тебе повнимательнее оглядеть меч этого, с позволения сказать, менестреля.
– А что такое? – встрепенулась принцесса.
– Говорю же, подойди поближе. Видишь зазубрину? Такие остаются на боевых клинках рыцарей от сильнейших ударов о шлемы врагов. Тебе это ни о чем не говорит? Я, между прочим, даже сейчас отлично представляю себе форму того кусочка стали, что извлекли мы из черепа дяди твоего – славного Моральта, а ты, дорогая, спрятала его в свой заветный ларец из слоновой кости, напоминающий по форме маленький ковчежец для мощей. Подсказать тебе, где ты хранишь его?
– Подскажи, – как-то растерянно и без тени издевки попросила Изольда.
– Да за своей же постелью и держишь! – вскрикнул визгливо Красный, уже не в силах сдерживаться. – Или память по-прежнему изменяет тебе? Может, ты скажешь сейчас, что забыла про все? Про любимого дядю? Про страшную смерть его? И про то, как в ненастную, горестную для Ирландии ночь поклялась вместе с матерью всю жизнь свою ненавидеть убийцу Моральта? Ну скажи, скажи мне, что не было этого!
Изольда молчала, и Красный, должно быть, решил: «Ну слава Богу! Проняло». Потому что голос его вдруг сделался спокойнее:
– Ладно, если позволишь, я сам принесу сюда твой ларец.
– Принеси, – сказала Изольда глухо.
Шаги сенешаля, удаляясь, стихли, и после молчали все, пока вновь не скрипнула дверь. Экспертизу они тоже проводили в тиши. Слышалось разве тяжелое сопение Гхамарндрила и какое-то позвякивание. Тристан вдруг представил себе очень ярко, что уже в следующую секунду может произойти. «Ё-моё! Да для этих замшелых кельтов человека зарезать – как два пальца обоссать!» Он, правда, никак не мог сообразить, кого именно сейчас зарежут и почему, но подсознательный страх оказался сильнее. Первым естественным стремлением было – сдернуть с глаз повязку, но он отбросил эту идею как совершенно негодное начало для грамотной самозащиты и просто подал голос, зато громко и яростно:
– Красный! Уходи отсюда, подлец! Сначала ты ответишь за ложь, а уж потом я – за победу в честном поединке. И я все равно убью тебя, но не сегодня. Слышишь, Красный?
С перепугу он выпалил это все на старофранцузском, и сенешаль не понял ни черта. Да и остальные, естественно, тоже. И все-таки речь его возымела действие. Очевидно, эти древние придурки воспринимали не слова, а интонации, как собаки.
– Что там кричит этот враг, которого ты лечишь вместе со своей матерью вопреки данной вами клятве?! – завизжал Красный.
– Оставь нас, – холодно и твердо проговорила Изольда. – Он просит тебя уйти («Выходит, Изольда-то поняла кое-что. Ишь, грамотная деваха!»), и я прошу о том же. Оставьте нас все. Я сама покончу с этим.
Следом, через какие-нибудь две секунды, раздался резкий громкий звук, как от удара плоской железякой по камню или дереву. Да, пожалуй, все-таки по дереву. Торопливое шарканье многих ног наполнило комнату. Затем все стихло.
Струйки холодного пота побежали по спине Тристана.
Что?!! Вот это глюк: сидеть всем телом в ванне и ощущать, как струйки пота бегут по спине! Однако и не такое причудится, когда глаза закрыты, а в тишине только медленные шаги и сосредоточенное дыхание, да звенит еще в памяти эхо решительного удара мечом по столу плашмя, но явно с размаху, дополненное словами: «Я сама покончу с этим».
Мог он вскочить ей навстречу, выхватить меч, заткнуть рот, связать? Мог он сделать все это тихо, а потом еще тише одеться и уйти? Конечно, мог. Но почему-то не сделал. Надоело бегать от смерти. Так бывает. Это известно любому солдату. Утратившие страх смерти становятся неуязвимы. Их даже пули не берут. Но то пули… А заговоренные мечи?
– Окуни лицо в воду! – приказала Изольда.
- Предыдущая
- 23/104
- Следующая
