Скалолазка - Синицын Олег Геннадьевич - Страница 31

• Предыдущая
• 31/73
• Следующая

– Это что – Вайденхоф? – спросила я.

– Куда просили, туда и доставил.

– Глушь какая-то.

– А я что сделаю? Деньги давайте!

Я полезла за кошельком, но седой человек в свитере уже приблизился к нам.

– Я расплачусь, – остановил он меня.

Пока происходил расчет с водителем, я вылезла из салона, вытащила сумку, в которой покоились альпинистское снаряжение и немногие вещи, приобретенные в Турции. Вскоре водитель развернул машину на узком пятачке и уехал, обдав меня легким дымком из выхлопной трубы. Отомстил.

– Здравствуйте! – нерешительно произнесла я. – Герр Карл?

– Нет, – ответил человек, подхватывая мою сумку. – Пойдемте.

Мы миновали ворота. Прошли метров пятьдесят, лес вдруг расступился, и моему взору открылся склон огромной горы, напоминающей великана, уронившего голову на грудь. Плечи и макушку «великана» покрывали снега. А у подножия к склону приклеился древний замок. Две круглые башни с черными бойницами и крепостная стена угрюмо смотрели на меня. Вроде как спрашивая: чего тебе нужно, незваный гость? Даже в замок Дракулы зовут не всех, а сюда тем более!

Я поежилась, рассматривая потемневшие от времени камни.

Из-за стены выглядывало прямоугольное здание с черепичной крышей (ох, не люблю с некоторых пор черепицу!). Задняя часть замка словно вросла в скалу.

Я снова поежилась – вдоль подножия горы дует холодный ветер.

– Замок Вайденхоф! – произнес человек в поношенном свитере. – Пойдемте скорее. Как бы вам не замерзнуть.

– Извините, а господин… Карл здесь проживает?

– Здесь…

Мне показалось, что человек едва слышно вздохнул. А может, я ошиблась… Может, ему тоже зябко на промозглом альпийском ветру…

Мы поднялись по узкой тропинке и через небольшую дверь попали в замок. Судя по мини-фургону «БМВ» во дворе, где-то должны быть и ворота.

Меня поразили статуи и орнаменты, украшавшие двор. Перед домом обнаружился засыпанный прошлогодними кленовыми листьями пустой фонтан. Могучее дерево с широким кряжистым стволом распростерло ветви над большей частью дворика, создавая холодный полумрак. Вроде и солнышко светит, а возле дома с черепичной крышей, кажется, не хватает только могильных плит. Жутковато…

Мы шли по просторным залам. Красивым, древним и опустевшим. Колонны, гобелены, картины и камины – вроде ни пылинки нигде, но кажется, что ты в египетской гробнице.

После библиотеки мы попали в комнату с низкими потолками. Ее украшали только кожаный диван и камин.

– Подождите здесь, – произнес мой провожатый. – Господин Вайденхоф сейчас появится.

Он удалился. А я осталась стоять, словно к полу приросшая.

Вайденхоф! Ну конечно, Карл – отпрыск дворянского рода!

Направляясь в Германию, я ожидала встретить в каком-нибудь Шонгау ученого-старикашку, а вместо этого попала в гости к барону… А может быть, графу?

На каминной полке имелась надпись, высеченная в граните. Лингвист взыграл во мне. Я уставилась на знаки, пытаясь определить язык. Явно не древненемецкий и не латынь.

– Человек в мире… мир в человеке! – наконец одолела я головоломку.

– Это кельтское изречение, – раздался за моей спиной старческий голос. Я обернулась.

Мой недавний спутник в свитере и тапочках вкатил в комнату кресло-каталку с Карлом Вайденхофом.

Еще одна неожиданность. Человек, сидевший в кресле, не был стариком, как я думала, слушая в трубке его голос. Бледное лицо, бритая лысина, морщины – и все-таки он не был стариком. Я бы дала ему лет сорок. Карл Вайденхоф был серьезно болен.

– Удивлены моим видом? – спросил он, внимательно оглядывая меня. Слуга тихо вышел из комнаты.

– Как вам сказать… – Я нерешительно пожала плечами.

– А я удивлен вами. Приятно удивлен. Давненько хорошенькие молодые женщины не посещали стены этого замка.

Он думал, что сказал комплимент. Я же посчитала его слова завуалированным оскорблением.

– Что, любили развлечься в молодости?

Не удержалась-таки! Как тебе не стыдно, Алена, «поддевать» больного человека?

Сам виноват. Не нужно было меня «хорошенькими женщинами» доставать!

Вайденхоф усмехнулся:

– Любил ли я развлечься? Очень любил. Развлекался раскопками неандертальцев и кроманьонцев в Африке. – Он протянул руку. – Я – доктор антропологии!

Красная от стыда, пожимала его руку. Надо же! Перепутать ученого с богатым повесой… Едва не вообразила, что у него сифилис. Боже, какая ты идиотка, Алена Овчинникова!

– А чем вы занимаетесь?

– Лингвист.

– У лингвистов бывают имена?

– Бывают. Меня зовут Алена. Я из России.

– Мой дед воевал на Восточном фронте, м-да… Как говорится, вот и познакомились!

Повисла неловкая пауза.

– Хотите кофе? – спросил Карл. А мой язык опять не удержался от бестактности:

– Что за болезнь настигла вас в столь молодом возрасте?

Вайденхоф закашлялся, затем вытащил откуда-то кислородную маску, сделал несколько вдохов.

– Четыре года назад мы вскрыли могильник пещерных людей в Чили. Мне тогда жутко не понравился запах свежих луговых цветов. Это в каменной гробнице! Хм-м… Врачи не смогли определить болезнь. До сих пор выясняют, что за штамм, но безуспешно. Здоровье быстро тает. Видите, во что я превратился за четыре года? Они пытаются замедлить развитие болезни, но… Все же давайте попьем кофе, Алена из России?

Я с трудом проглотила комок в горле, представляя себя на его месте.

– Извините, но на кофе у меня нет времени. Жизнь человека… близкого мне человека зависит от перстня, о котором я спрашивала.

– Что ж… – сказал он. – Перстень при вас?

Я некоторое время смотрела на него, сомневаясь. Впрочем, чего сомневаться!

Сняла тяжелый перстень с шеи и прямо с цепочкой протянула Вайденхофу. Глаза его блеснули. Он бережно принял древность и с благоговением стал осматривать.

– Это перстень Героса, – едва слышно произнес Карл.

– Героса? – удивилась я. – Все-таки вам знакома легенда Гомера!

Он оторвался от реликвии.

– О том, как юноша полюбил девушку, но царь Герос разлучил их? Девушка бросилась с крыши храма, а юноша мчался к ней на крыльях любви?

– Откуда вы знаете эту легенду? Я обнаружила ее лишь три дня назад на побережье Эгейского моря в Анатолии! Возле могилы Гомера!

– Видите на каминной полке фотографии? Возьмите их.

На гранитной полке с кельтской надписью лежал конверт, в котором я обнаружила несколько крупных черно-белых снимков, старых, потрескавшихся пергаментов. Три листа – три снимка.

– Пергаменты найдены профессором Майклом Гродином на побережье Средиземного моря в Тунисе в 1979 году. Это финикийские записи. Они сделаны через сто лет после смерти Великого Сказителя. Финикийцы – мореплаватели. Они где-то услышали или прочитали легенду, перевели на свой язык и зафиксировали. За сто лет устных пересказов стерлись и трансформировались некоторые ключевые моменты легенды, что-то исказилось при переводе.

Я смотрела на фотографии, понимая их важность. Те самые пергаменты, которые обнаружил Майкл Гродин! Именно о них он писал в «Археологическом вестнике». После этой находки Майкла обуяла идея отыскать усыпальницу Гомера.

– Найденная в Турции легенда – оригинал, – продолжал Карл. – Странно, что вы ничего не знаете о назначении перстня. Ведь даже в финикийском пересказе это сохранилось!

– Мне не удалось скопировать всю легенду. Не спрашивайте почему. Знаю только, что Герос навечно заточил Эндельвара в пещере на вершине горы.

– Понятно… Так вот, дальше говорится о том, что после смерти грозного царя народ решил воздвигнуть ему статую. Рука ее должна была указывать на пещеру, где замурован юноша. Как бы символизируя вечную власть Героса над Эндельваром.

Ничего себе, сколько я пропустила!

– Это все?

– Нет. Известно еще кое-что в пересказе финикийцев. Статую сотворили из белоснежного камня. Ее водружали на постамент на заходе солнца. Вдруг небо и горы озарились багровым светом. Затем опустилась ночь, а когда наступило утро, народ с изумлением увидел, что белый камень впитал в себя кровавые тона вечернего заката. Статуя сделалась багровой.

• Предыдущая
• 31/73
• Следующая