Верховный пилотаж - Ширянов Баян - Страница 19

• Предыдущая
• 19/44
• Следующая

И Клочкед решил за лучшее ретироваться.

Понуро он шел домой как вдруг…

Он увидел…

Что?

Думаете, голую негритянку, которая призывно махала ручкой и звала всех желающих поебаться с ней?

Ах, отъебитесь, вы, со своей еблей!

Клочкед увидел пакет на дереве.

Нет, он и раньше видел такие пакеты, в которых самые культурные участники ебательных пикников оставляли мусор. Но не таков был пакет этот. Этот был полон чем-то иным.

Подойдя и присмотревшись, Клочкед понял, что нашел одеяло.

Одеяло явно было проебанным. Причем, дважды проебаным и один раз проебанным. Или наоборот…

Первый раз его проебли, когда еблись на нем.

Второй раз его проебли, когда забыли.

А проебанное оно потому, что его явно кто-то обтрухал, причем неоднократно!

Поебем нормы русская языки, потеряим адну, аль дви букови «Ны» и пущай это одеяло станет трижды проебаным!

И, забрав это трижды проебаное одеяло, как трофей, понял Клочкед, что это место не заебательское, а проебаное. Ибо только в проебанных местах можно обнаружить проебаные одеяла! Причем трижды проебаные.

Вернувшись домой, рассказав эту историю, поебав свою… или чужую… или обеих сразу подруг, Клочкед снова вдюзался и опять отправился на встречу при-клю-или-глю-чениям.

На сей раз он был почти на двести восемьсот процентов уверен, что выебет негритянку. Ведь проебаность того леска, воплощенная в материальном предмете теперь лежала у него дома. С собой он забрал всю его проебаность. А раз место перестало быть проебаным – оно уже не проебаное, а какое-то другое. И, следовательно Клочкед вполне сможет там поебаться…

Тем паче, что Ивана-Купала продолжалась.

Вторая ночь так же ничем ебательным отмечена не была… Наверное потому, что едва войдя в лес, около семи вечера, Клочкед практически сразу нашел предмет, который в лесу быть не мог вообще. Ну, нечего такому предмету в лесу делать было.

Нет, сами посудите, что могла делать в лесу самая банальная разборная ШВАБРА. Со щетиной цвета морской волны. Новенькая. С длинной рукояткой. С резиновыми поеботинами под пальцы, ездящими по ручке. С колечком наверху, чтобы на гвоздь вешать.

Клочкеду впору конкурс было объявлять: Придумайте, что может делать в лесу швабра.

А швабра ничего не делала. Она стояла к дереву прислоненная. И Клочкед ее немедленно узурпировал.

И шлялся с ней с семи вечера до восьми утра, не встретив ни единой негритянки, лишь снова наткнувшись на давешнего бомжика. Даже негр тем утором никого не ебал. Ибо не было на прежнем месте тем утром ебливого негра. Лишь только глюки еблись на окраинах периферического зрения Клочкеда. Но на то они и глюки, чтоб ебстись на окраинах… Их же не поебешь, ибо глюки…

Понуро возвращался домой Клочкед. Но потом до него дошло. Дошел до него символизм находки его вечерней. Ведь не просто швабра то была! А совокупление фалло-вагинальных конструктов, что даже в названии ее отражено было – «Тандем»!.. А значило это… Это значило, что в руки к Клочкеду попала самая что ни на есть натуральная, обвеществленная, как и в случае с проебаным одеялом, ебическая сила!

Третья ночь, точнее, утро принесло еще один несусветный дар.

Выходит неебавшийся Клочкед из лесу и видит. Стоят. Они. В ряд. И смотрят на него.

Они.

А они, это – стакан, банка маринованных огурцов, нераскупоренная бутылка водки, стакан, хлеб, бутыль минеральной воды, ножевилколожка.

Натуральный ебатический набор!

Возрадовался Клочкед. Собрал все в пакет и домой уволок. Там он снова вдюзался и, на четвертую, последнюю ночь Ивана-Купалы поперся опять в лес. Подарки искать.

Но не тут-то было.

Как наскочили на него полуночные глюки, как закружили вокруг него!.. Со свистом вылетел Клочкед из леса. В диком страхе едва до хаты добрался, всех окрестных теней шугаючись…

И лишь потом, как наебся с подругами своими, да рассказал всю эту историю своему другу неназванному… Здесь не названному. Понял он глобальную ошибку свою. Понял Клочкед как проебал он свое счастье, жадно погнавшись за прибытком материальным.

Надо было ему все те дары трех предыдущих дней с собой обратно в лес взять. Тогда бы и вышла к нему неебаная негритянка и еблись бы они всю ночь напролет на проебаном одеяле, отгоняя ебической силой глюки, да попивая водочку, закусывая ее минералкой с огурцами и хлебом из ебатического набора…

А неназванный друг Клочкеда по мистике не заморачивался. Пошел он в ночной магазин. Снял там продавщицу и ебал ее, чередуя с дочкой другой продавщицы, в подсобке спавшей. И так все четыре ночи…

Вот тебе и весь хуй, до копейки!..

– Сидят два мужика.

Один говорит: «Это было так: «ФР-Р-РУХТ!»»

Другой: «Нет. Это было так: «ФРУ-УХ-Х-ХТ!»»

Мимо проходит интеллигентная дама. Слышит их спор и говорит: «Вы оба не правы. По правилам русской грамматики надо говорить так: ФРУКТ.» И уходит.

Один мужик другому: «Какая умная женщина!»

Другой первому: «Я бы еще добавил – и образованная!»

«Согласен. Но давай поспорим, что она никогда не слышала, как пердит слон.»

Вот такой анек рассказал Блим Кололей. А потом полезли они с Чевеидом Снатайко в холодильник и обнаружили там…

Что?

ФРУГУРТ!

– Как ты думаешь, Блим Кололей, – спрашивает Чевеид Снатайко, показывая Блиму Кололею пачку с означенной надписью, – что такое «фругурт»?

– Да ни что иное, Чевеид Снатайко, – ответствует Блим Кололей, разглядывая принятую от Чевеида Снатайко пачку с означенной надписью, – как звук, который издает при пердеже слон-интеллигент.

– Причем вишневый, например, фругурт издается после поедания вишни.

– А работники зоопарка их собирают и…

После этого Блим Кололей и Чевеид Снатайко кладут фругурт в холодильник и целенаправленно закрывают сей агрегат…

Раньше с ним никогда такого не было. Да и ни с одним из его знакомых такого не случалось тоже. Правда, по слухам, такое было с одним шапошным знакомым его дальнего знакомого, но то было слишком давно и, как водится, скорее всего, то было или тюлькой или откровенной поебенью.

А случилось следующее, м-да… Такая вот манда…

Вот плетешь словеса всякие, чтоб хоть ненамного оттянуть самый момент… Самый неприятный момент. Но надо. Раз начал, то рано или поздно один хуй придется…

Только… Ну, типа, предупреждение для самого нервно-возбудительного читателя. Ежели с воображением очень хорошо, если все, что написано в словах ты видишь, словно как наяву, и представляешь, как будто все это с тобой произошло, то, право слово, пропусти, в пизду, эту главу. Ну ее на хуй. Лучше будет… Честно-честно…

Итак…

Фух…

Ладно! Хорош тянуть. Начинаю.

Я предупредил? Да? Тогда – вперед, разнаилюбезнейший мой читатель. Вперед, без оглядки на… На… На хуй!..

Бля! Опять затягиваю. Все, пиздец! Я сказал: «Пиздец!» Значит, точно – Пиздец!

Я отстранился, абстрагировался, собрался с мыслями и всем прочим, что их заменить может, и вот, стучу по клаве, набивая в старого компа следующий текст:

Он был Седайко Стюмчеком. Он ширялся. Часто. Чуть ли не ежедневно. И долго. Лет десять он ширялся. Если не дольше. История о том умалчивает, а сам он хуй кому что расскажет.

И за те годы, что провел он в почти что непрерывном торчании произошла… Даже нет, не произошла… подкралась беда. Не помню, говорил ли я где-то, или не говорил. В общем так: посетила Седайко Стюмчека Самая Страшная Беда Наркомана. Есть что, есть где, есть с кем, есть когда… НО НЕКУДА, БЛЯ!!!

Совсем некуда.

И тут любой, мало-малецки знакомый с медициной скажет мне – пездишь! Не может быть, чтоб у человека вены кончились. Есть вены ВСЕГДА. Иначе как кровь будет по организму функции свои исполнять?

Да. Верно. Вены у Седайко Стюмчека остались. Но

• Предыдущая
• 19/44
• Следующая