Монастырь - Ширянов Баян - Страница 65
- Предыдущая
- 65/105
- Следующая
Отложив последний брелок-скелет, бесконвойник накрыл деловьё газетой, закурил. Дым «Астры» сразу попал в глаза, заставил их слезиться и Куль инстинктивно зажмурился. Внезапно, перед ним встала недавно виденная картина: женский след, вдавивший в бетон кусок металлической плиты. Глафира. Николай невольно поежился. Та ли это Глаша, что приходила к нему прошлой ночью? И, если та, то что же ему делать?
– Бред… – вполголоса произнес бесконвойник.
Образ парящей рядом с ним женщины накладывался на отпечаток в грязном цементе, и это настолько не стыковалось одно с другим, что Кулин истово замотал головой, стараясь стряхнуть наваждение. Но оно прицепилось намертво.
– Я приду… Я приду… Я приду…
Нежный, чуть смешливый голос призрака продолжал и продолжал звучать в ушах Николая, словно заело старую виниловую пластинку. Какую пластинку? В те годы же их не было! Впрочем, какие годы? Из какого времени эта Глафира? Куль, не обращая внимания на застрявшую в голове фразу, попытался вспомнить, что же он знает о месте своей отсидки.
Получалось до обидного мало. Но и того, что смог припомнить бесконвойник с избытком хватало для появления множества привидений. Во все времена эти толстые кирпичные стены служили обителью скорби и безвинных страданий.
– Я приду… Я приду… Я приду сегодня ночью…
– Чего?
– Вот, держи.
Невесть откуда взявшийся Шатун положил на стол перед Николаем две «мерседески». Куль автоматически взял один из фирменных значков. Пальцы ощутили идущее изнутри металла тепло, покрутили широкую, свободно передвигающуюся по резьбе, гайку. Из-под нее выкатилась капля жидкости и упала на газету, образовав на той грязно-серое, похожее на медузу, пятно.
– Только из гальваники. – Довольно выдохнул Волжанин и улыбнулся, вписываясь седалищем в скрипнувший стул. – Уж я этим фуфлыжникам звездюлей-то впаял! Гонят туфту, а пытаются за нормалек спихнуть!
Бесконвойник, все еще под впечатлением нежданного затмения, кивнул. Его глаза фиксировали движения рук, собирающих и упаковывающих деловье в газету, а в ушах все еще звенело эхо последней фразы:
– …сегодня ночью…
– Сегодня ночью. – Пробормотал вслух Кулин.
– Чего ночью? – Бригадир встрепенулся, опасливо вперился взглядом в Николая.
– Так, ничего… – Куль улыбнулся одним уголком рта. – Дело одно надо бы не забыть…
Такое объяснение удовлетворило Михаила и он постучал ладонью по столу:
– Ну, Куль, теперь все ништяк? Тогда башляй.
Бесконвойник достал из потайного кармана деньги, пересчитал купюры на глазах у Шатуна и протянул ему. Бугор, не пересчитывая, засунул стопку в карман промасленной фуфайки:
– С тобой приятно иметь дело.
– Почему? – Отрешенно поинтересовался Николай.
– Не накалываешь. Не суетишься. Порожняки не гонишь. Башляешь как условились. Да и вообще… – Михаил неопределенно помахал в воздухе рукой.
Кулин еще раз позволил себе улыбнуться половиной лица:
– А разве иначе дела делают?
– Делают… – Рука бугра, все это время делавшая в воздухе какие-то виражи, теперь безвольно упала вниз.
– Лады. – Бесконвойнику не терпелось оборвать этот бессмысленный разговор. – Я, пожалуй, потягаю у тебя железяки? Не против?
– О чем базар? – Радушно, словно такое разрешение не было пустой формальностью, Михаил развел руками.
– Вот и ладушки… – Забрав пакет с деловьем Куль направился к выходу.
– Заглянешь после бани?
– Загляну. – Пообещал Николай и прикрыл за собой хлипкую дверь.
На сей раз качалка оказалась пуста. Бесконвойник подобрал для себя пару массивных гантелей и, улегшись на лавку, принялся разрабатывать пресс.
Перед глазами Кулина маячил низкий потолок, покрытый облупившейся краской. Рассматривая регулярно появляющиеся в его поле зрения закручивающиеся края широких трещин, он невольно вернулся памятью в прошлое. В первые дни своего пребывания на зоне.
На следующее утро, после разговора с Крапчатым, Николай встал раньше всех. Он неспеша умылся, покурил и лишь после этого заспанный шнырь этапки объявил подъем. Кулин, валяясь на своей, уже заправленной шконке, созерцал всю эту утреннюю суету, размышляя о том, что готовит ему день сегодняшний.
Из уличных динамиков послышались хриплые звуки, бывшие некогда музыкой популярного лет десять назад шлягера. На их фоне чей-то голос прорычал нечто неразборчивое.
– Этап! – Заголосил появившийся в проходе между шконками Сиволапов, – Выходим на зарядку!
Зеки кинулись на улицу. Выйдя в толпе, Куль увидел, как в локалке этапа мечется шнырь, пытаясь придать сгрудившимся в кучу своим подопечным подобие строя, но с изрядными интервалами между людьми:
– Шире, шире расходись! – Кричал Сиволапов. – Щас руками-ногами махать будем! Шире, давай! Чтоб соседу в грызло не заехать!
– Начинаем утреннюю зарядку! – торжественно проорал динамик прямо над головами этапников. Слова эти звучали крайне невнятно, и лишь напрягая слух можно было вычленить из шипения и хрипов нечто членораздельное.
Осмотревшись, Николай заметил, что в локалках около громады четырехэтажного жилого корпуса тоже толкутся зеки. Они не стояли по стойке «смирно», как приструненный Сиволаповым этап, а достаточно вольготно бродили, переговаривались, курили.
– Внимание! – продолжило радио, – Первое упражнение! Ноги на ширине плеч, руки над головой. Начинаем наклоны! И, раз, наклонились, и два, выпрямились! Раз! Наклонились! Два! Выпрямились! Продолжаем под музыку!
Кулин, вместе с этапом, выполнял упражнение, не забывая при этом поглядывать и по сторонам. Все делали зарядку по-разному. Одни истово гнулись, словно били поклоны неведомому божеству, другие с ленцой, не утруждая себя излишней физической нагрузкой, третьи, не обращая внимания на темп музыки, наклонялись чрезвычайно быстро, четвертые, напротив, выполняли упражнение как отравленные тараканы. Все это было для этапника внове, и он старался увидеть как можно больше, насколько позволяли исполняемые им монотонные движения.
После семи непритязательных упражнений зарядка кончилась, и Сиволапов загнал этап обратно. В этапной шнырь указал на четверых мужиков:
- Предыдущая
- 65/105
- Следующая
