Монастырь - Ширянов Баян - Страница 58
- Предыдущая
- 58/105
- Следующая
– Гражданкой Акимовой, – повторил кум, не отводя взгляда от охранниц, – я проверю лично. Все ясно?
– Так точно, – понурым нестройным хором ответили бабы.
Поднявшись на пролет, Игнат Федорович прислушался.
– Ну, давай, вставай! – приглушенный расстоянием голос был зол до предела.
– А кто это был? Что за хрен с горы?
– Кум мужской зоны.
– Думаешь, стукнет на нас?
– Хрен его знает. Он такой, себе на уме… Психолог, мать его!..
– Значит, может!..
Лапша едва не расхохотался. Страху на прапорщиц он нагнал достаточно, теперь следовало разобраться с Парафином и выяснить, кого и почему убили.
Бабий кум нашелся быстро. На радиорубке, откуда он посылал грозные предупреждения, висела красивая чеканная табличка, наверняка, выменянная на что-то из другого лагеря.
На хозяйский стук Игната Федоровича сперва послышался мат. Говорящий сравнивал незваного визитера с развратными представителями фауны и желал тому удалиться в место, из которого все появляются на свет. Неласковый прием не остудил пыл майора, и он принялся колотить в дверь с прежней силой.
– Ну, кого там хрен принес? – створка приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянул серый глаз, под которым виднелась красная полоска покрытой прыщами щеки. Сверху вид ограничивал блестящий козырек фуражки.
– Меня, – коротко ответил Лакшин.
– Вот, приперла тебя нелегкая! – пробурчал Типцов, но дверь-таки открыл полностью и жестом пригласил коллегу-оперативника пройти внутрь, в помещение, наполненное непонятными ящиками с циферблатами и тумблерами, большинство из которых, судя по дыркам в корпусах и торчащих наружу проводах, находилось в неработоспособном состоянии. Среди всей этой аппаратуры притулилась на стуле тощая зечка в синем ситцевом платке с крупными белыми горошинами.
– Здравствуй, Илья Сергеевич, – приветливо улыбнулся Лакшин, протягивая руку для пожатия. Парафин рассеянно схватил предложенную кисть, мелко потряс:
– Привет, Лакшин…
– Кого у тебя прирезали?
– А ты откуда знаешь? – встрепенулся Типцов.
– Так, к слову пришлось…
Бабий кум с виду успокоился, но его бессознательное поигрывание пальцами дало Лапше отметить про себя, что его коллега не так хладнокровен, как хочет показаться.
– Действительно, зарезали… – Илья Сергеевич покосился на осужденную, сидящую прямо и до сих пор так и не повернувшую головы. – Лазарева, пойди-ка, погуляй…
Зечка без лишних слов встала и, глядя прямо перед собой, вышла за дверь. Лакшин успел заметить, да и немудрено это было, длинный косой шрам, проходивший по лбу, через глаз и раскроивший пополам верхнюю губу женщины. Шрам был красный, свежий, еще со следами недавно снятых швов.
Не показав, что как то отреагировал на эту «красоту», и, заодно, задумался о причинах ее вызвавших, и о причинах этих причин, одной из которых определенно был Парафин, Игнат Федорович, не дожидаясь приглашения, уселся на освободившееся место:
– Ну?.. Кого? За что?
– Да, так, бабу одну…
– Ты говоришь так, словно она была одна такая в зоне… Полной баб…
– Ты все подкалываешь, – возмущенно насупился Илья Сергеевич.
– Да ни в одном глазу! – заверил майор. – Ты можешь толком все рассказать?
– Могу, – отрезал Типцов, но, судя по повисшей паузе, делать это не хотел.
– Но тебя что-то останавливает? – предположил Лапша.
– Странно все это… – Парафин бросил на коллегу затравленный взгляд. – Не понимаю я ничего!..
– Так давай вместе подумаем, – как можно миролюбивее предложил Игнат Федорович. Вся эта беседа стала напоминать ему разговор психиатра с пациентом. Терпеливого профессионала и скрытного, недоверчивого ненормального.
– Бред. Бессмыслица… – словно не слыша, продолжил Парафин. – Знаешь, что у нее нашли?
– Что? – ненавязчиво проронил майор.
– Пачку презервативов! Ну, сам подумай, зачем бабе эти резинки? На свечку надевать? Или на морковку?
Теперь уже Игнат Федорович был обескуражен:
– Презервативы?
– Во-во! Одним из них ее придушили, а другие заточками, заточками! Я, как увидел труп – чуть не проблевался! Живого места нет. Все в порезах! Глаза выцарапали, рот разорвали, а манду, так ту вообще с мясом вырвали!
– Изверги! – гневно выговорил Лапша.
– Да, бабы, они хуже зверей!
– И за что ее так?
– Так в том-то и дело, что никто не знает. Богатая была, стерва! Пришла – голь перекатная, а как обжилась слегка – откуда что взялось! Я у нее икру отметал. И красную, и черную! Въезжаешь? Она ее ложками на глазах всего отряда жрала!
– Чем же она занималась?
– Не знаю я! – истерично воскликнул Типцов. – Не знаю! И ни одна потаскуха на нее не стукнула! Вот и сейчас, стоят, прошмандовки, хоть бы одна рот раззявила! Хрена там!
– А, может, распустить их и с каждой по отдельности? – предложил Игнат Федорович и живо вспомнил изматывающий допрос восьмого отряда.
– С каждой? – возмутился Парафин. – Да этих сук в лагере полторы тысячи! С каждой, говоришь? Да я за месяц не управлюсь!
В дверь радиорубки тихо, но требовательно постучали.
– Войдите! – скривился Илья Сергеевич и насуплено отвернулся от Лакшина.
На пороге возникла средних лет женщина в белом халате:
– Илья Сергеевич, я категорически требую немедленно отпустить всех женщин по отрядам!
– Вот, и она туда же! – обращаясь в пространство, по-детски пожаловался Типцов.
– Если вам безразличны осужденные, – продолжала врачиха, – пожалейте хотя бы младенцев! В детской такой рев стоит! Они же с утра не кормлены!
– Еще одна напасть. – С беспросветной горечью выдохнул Парафин. – Младенцы, мать их!.. Знаешь сколько в лагере этих вонючих цветочков жизни? Знаешь? Полтысячи! В прошлом году чуть не полтораста нарожалось, да сейчас, в январе-феврале, мне на шею еще три сотни младенцев свалилось! Три сотни! Не зона, а роддом какой-то! Два отряда на детскую отдал! И всем роженицам – улучшенные условия содержания! Разорят они лагерь, как есть, разорят!
– Илья Сергеевич, вы слышите? – мрачно поинтересовалась женщина.
– Да слышу, слышу! – рявкнул не нее Типцов. – Добросердечная вы наша!
- Предыдущая
- 58/105
- Следующая
