Могила Бешеного - Ширянов Баян - Страница 64

• Предыдущая
• 64/76
• Следующая

– Коричневый террор…

– Да. – Вздохнул Павел Сергеевич. – Если коммунистов мы кое-как пережили, то Васильченко Россия не переживет. Будет новая гражданская война и все прочее…

– Ладно. – Поморщился Коростылев, – Это и так понятно. Ты мне скажи, что ты думаешь делать с этой бумагой?

– Я – ничего. – Хитро улыбнулся Павел Сергеевич. – Я оставляю ее тебе…

– Ты хочешь, чтобы я сам навестил этих деятелей и изъял у них бомбы? А куда я их потом дену? Видя негодование Шрама Загоруйко задорно рассмеялся:

– А если я тебе предложу вернуть их по принадлежности? Сколькими проблемами будет меньше? А?

– Нет. – Серьезно молвил Тихон. – Я принесу их сюда. И пусть тут сидят саперы и возятся с ними. При мне. Павел Сергеевич прямо посмотрел в глаза Коростылева и понял, что тот не пойдет на такое предложение.

– А ты изменился… – Вдруг проговорил Загоруйко. – Ладно, считай, что я неудачно пошутил. Но Шрам понимал, что майор не шутит. Понимал он и то, почему Загоруйко хотел подорвать штаб избирательной кампании РНИ. Павел Сергеевич боялся. Пусть это был необоснованный страх, пусть майор умом понимал, что народ не пойдет за националистами, но даже малейшая вероятность этого вызывала у Загоруйко панический ужас.

– Да. – Погрустнев выдохнул Тихон, – Изменился… Теперь я не имею права убивать кого бы то ни было… Почему? Не спрашивай. Это мое…

– Хорошо… – Задумчиво проговорил майор. – Извини… Но на счет бомбистов я серьезно. То, что ты добыл, этот список, это хорошо… Но, поверь, я не могу с ним пойти к начальству и требовать сотню человек для обыска в этих квартирах. Да и не дадут мне столько. Сейчас все силы направлены на другие участки…

– Это же бред! – Воскликнул Тихон. – Что может быть серьезнее терактов?!

– Да, бред, – Согласился Загоруйко, – Но ситуация именно такая. Да тебе одному будет проще… Ты не связан бумажной волокитой. Тебе проще… – Повторил Павел Сергеевич.

– Хорошо. – Кивнул Тихон, – Но от этого будет страдать дело по розыску Бешеного.

– Он никуда не денется. – Заверил майор. – Кстати, где он может быть?

– Представления не имею… – Покачал головой Коростылев, – Разве что…

– Что?

– Он наркоман. Где-то он должен доставать наркотик… Может пошукать по притонам?

– Хорошая мысль. – Обрадовался Павел Сергеевич. – Я свяжусь с отделом по борьбе с распространением наркотиков. У них должны быть списки всех наркотических тусовок. К вечеру они у тебя будут… На этом беседа завершилась. Сев в свою бежевую «шестерку», Тихон с минуту подумал. Предчувствие подсказывало ему, что действовать надо немедленно, иначе может стать слишком поздно. До тринадцатого числа, даты, на которую были назначены взрывы, оставалось целых три дня. Но, каким-то шестым чувством Коростылев понял, что наци могут изменить этот срок. Через двадцать минут машина Шрама остановилась у роскошного ресторана. Здание, несмотря на ранний вечер, сияло лампочками, из которых был выстроен рекламный призыв: «Загляните в наш ресторан! Лучшая европейская кухня! Незабываемое эротическое шоу!» Тихон не стал заходить с парадного крыльца. Обогнув здание, он нашел неприметную дверь служебного входа и нажал кнопку звонка. Дверь приоткрылась, из щели высунулась небритая ряха. Маленькие глазки ощупали Коростылева с ног до головы и раздался вопрос, заданный не очень дружелюбным тоном:

– Чо надо?

– Торий Ильдасович на месте? – Напустив на себя грозный вид спросил Шрам.

– А хто ты есть? – Не унимался охранник. – Занят он. Отвали! Выяснив нужную информацию, Тихон решил обойтись без церемонии представления и быстрым щелчком в лоб, заставил громилу освободить проход. Переступив через застывшее на полу тело, Коростылев аккуратно запер за собой дверь и, по знакомым коридорам направился к кабинету директора ресторана. В приемной оказалось довольно-таки много народа. Шрам с первого взгляда выделил двоих вооруженных охранников. Остальные были рядовыми посетителями. У Тихона не было времени сидеть в очереди и он пошел напролом. В несколько шагов проскочив помещение приемной, Коростылев, ворвался в кабинет Севастопольского и прислонился спиной к двери по которой тут же забарабанили кулаки охранников. Директор, такой же тощий, как и несколько лет назад, удивленно уставился не нежданного визитера. Прошли несколько секунд узнавания, за которые Торий Ильдасович продемонстрировал на своем лице множество противоречивых чувств, от радости до озабоченного непонимания.

– Добрый вечер, господин Севастопольский. – Помахал ему рукой Шрам. – Как поживаете?

– Хорошо. – Кивнул Торий Ильдасович. – А вы как?

– Прекрасно. – Широко улыбнулся Коростылев, сдерживая напор телохранителей, не прекращавших попытки проникнуть в кабинет. – Только, боюсь, ваши дуболомы сейчас дверь высадят… Шрам резко шагнул вперед, и парни ввалились в дверь, попадали, устроив в проеме кучу-малу. Севастопольский равнодушно смотрел на них и, дождавшись пока они встанут проговорил:

– Вон! Телохранители, недоумевая, вышли, тихо прикрыв за собой дверь. Торий Ильдасович встал:

– Подождите минут десять. Я вас потом приму. Только после этих слов Коростылев заметил маленького серого человечка, в котором, к своему удивлению, узнал одного из борцов, с которыми состязался сам будучи чемпионом подпольного ринга. Бывший борец бочком проскользнул мимо Коростылева, очевидно, не узнав его. Когда они остались наедине Торий Ильдасович произнес:

– Надеюсь, что очень серьезные обстоятельства вынудили вас нанести мне визит?

– Да. Очень. – Соглашаясь наклонил голову Шрам.

С тех пор, как Тихон побывал здесь в последний раз и устроил небольшой пожар из видеокассет с записями своих тренировок, кабинет неузнаваемо переменился. Теперь он походил на офис преуспевающего бизнесмена. Так же загроможденный ненужной оргтехникой, со стеклянным столом и черными вращающимися креслами. Коростылев сидел в одном из них и рассказывал Торию Ильдасовичу избранные места из гонок за Бешеным. Ему пришлось выдать свой нынешний социальный статус и пояснить, что эти шпионские страсти санкционированы ФСБ. Шрам не называл никаких имен, кличек, тем более в разговоре не было даже намека на то, что будущие теракты дело рук одного из кандидатов в Президенты. Внимательно выслушав, Севастопольский сложил пальцы домиком и несколько минут напряженно молчал, обдумывая полученные сведения. Вскоре он произнес:

– Чего же вы, Неистребимый, от меня хотите?

– Честно говоря, – Вздохнул Коростылев, – Я надеялся на вашу помощь.

– Нет. – Рассмеялся Торий Ильдасович. – Это несерьезный разговор. Сами посудите: это наверняка какая-то «крыша». Не могу же я посылать своих людей расстраивать ее планы, не зная против кого конкретно идет игра? Кроме того, какая мне от этого выгода?

– Выгода? – Поднял брови Тихон. – Что ж, наверное надо рассказать вам больше. Тогда вам станет понятно, что вскоре вы можете оказаться вообще без выгоды. Вы ведь продолжаете свой бизнес?

– Предположим, что «да».

– Тогда, как можно предположить, вы приглашаете иностранных борцов? Ставки делаются в валюте. Доходы немалые…

– Вы проницательны. – Закивал Севастопольский.

– Так вот, все это может прекратиться разом.

– Отчего же?

– Я назову одну фамилию. – Скривил Шрам свой рот в недоброй ухмылке. – Васильченко.

– Вот оно что… – Заиграл пальцами Торий Ильдасович. – Действительно, это меняет дело… Я, конечно, мало интересуюсь политикой, но этот господин может разрушить все… Если он правильно воспользуется сумятицей и страхом обывателей, то…

– Он придет к власти. А это означает закрытие границ и прочие малоприятные изменения…

– Да, да… – Глубоко вздохнул Севастопольский. – Что ж. Вы меня убедили. Я рискну вам помочь. Несмотря на то, что вы, господин Неистребимый здорово меня подставили. Заодно открою вам маленькую тайну… Те кассеты, которые вы сожгли в своей благородной ярости – были моей коллекцией порнушки… И Торий Ильдасович затрясся от утробного смеха. Тихон не стал выяснять, куда делись настоящие кассеты. Все равно за время, которое прошло с той поры, он усовершенствовал свои методики, внес в них новые элементы, и теперь старые видеозаписи не имели для него практической ценности. Как не имели ее и для всех остальных, ибо, по зрелом размышлении, Коростылев понял, что зафиксированные там движения ничто без соответствующей медитативной практики, а записывать мысли тогда, да и сейчас, не умеет никто.

• Предыдущая
• 64/76
• Следующая