Приглашение в рабство, или Требуются девушки для работы в Японии (Сердце на продажу, или Я вижу свет - Шилова Юлия Витальевна - Страница 37

• Предыдущая
• 37/67
• Следующая

– Девчонки, а вы давно здесь? – спросила Натка.

– Мы давно потеряли счет времени. Может быть, месяц, а может, два. Мы не знаем.

– А вы откуда?

– Из Питера.

– Господи, а каким же ветром вас сюда занесло?

– Наверное, таким же, как и вас. Прочитали в одной питерской газете объявление, что требуются девушки на работу в ресторанах Кореи. Зарплата высокая. Вот и рванули. Пришли в фирму. Там нас встретили, обласкали, наврали с три короба. Через неделю мы были уже в Сеуле. Отправили нас туда по обычной туристической путевке. Уже только это должно было насторожить, но не насторожило. Если и возникали какие-то подозрения, то тут же и пропадали. В гостинице руководитель группы забрал паспорта у всех девушек без исключения, якобы для регистрации. Больше мы не видели ни паспортов, ни самого руководителя. Вместо него появился какой-то кореец и на ломаном русском языке сообщил, что теперь мы его собственность. За каждую, мол, заплачено по десять тысяч долларов. Пока мы не отработаем этой суммы, мы обязаны беспрекословно выполнять все пожелания хозяина. Некоторых девчонок оставили в Сеуле, а нас перевезли в Чеджудо. Там мы пробыли невольницами чуть больше месяца, а затем наш хозяин перепродал нас японцу. Японец привез нас в этот бордель, который находится в пригороде Токио. С тех пор мы тут и работаем. Отсюда не сбежишь. Дом капитально охраняется. Сначала было желание вырваться, а потом наступила полнейшая апатия. Каждый день просыпаешься и думаешь только об одном: скорее бы Бог к себе забрал. Жить не хочется. Кореянке этой еще повезло: она больше не испытывает мучений… Нам уже разницы нет – сколько человек нас имеют и куда. Все как в тумане. А руки на себя наложить – страшно…

– Девчонки, а сколько же вам лет? – спросила я.

– По девятнадцать, а может, еще не исполнилось. Какой сейчас месяц?

– Июль.

– Значит, исполнилось, в июне.

Я с болью прикусила губу. Девчонки тянули на тридцатник… Когда они заснули, я села рядом с Наткой и тихо сказала:

– Мы здесь загнемся.

– Я это уже поняла.

– Нужно срочно бежать!

– Ты же видела, что тут стерегут, как в настоящей тюрьме.

– Из любой ситуации есть выход, – твердо произнесла я.

В комнату вошла противная старуха и на ломаном русском языке приказала, чтобы мы шли на первый этаж отрабатывать деньги: клиенты ждать не любят. Я вцепилась в свою подругу и отрицательно покачала головой. Старуха порозовела от злости и позвала одного из турок. Через несколько минут нас отвели обратно в подвал, называемый карцером, и, привязав к стульям, стали бить тяжеленным, вымоченным в соли кнутом. От каждого удара оставались ссадины и жуткие кровоподтеки. Кнут буквально разрывал кожу, оставляя глубокие раны. Удары наносили повсюду: по животу, груди, ногам. Несколько раз я теряла сознание и с трудом приходила в себя. Когда старуха уставала, она передавала кнут турку, и все продолжалось по новой…

…Очнулась я от дикой боли. Рядом была Натка. Мы обе истекали кровью.

– Натка, ты живая? – простонала я.

– Вроде бы да. Лучше бы нас забили насмерть.

Я посмотрела на Натку и ужаснулась. Глаза ввалились. Тело напоминало кровавое месиво.

– Знаешь, этот кнут так больно бил, что буквально рвал кожу. Я видела на конце кнута железный наконечник, – простонала Натка.

Мы лежали и тупо смотрели в потолок. Малейшее движение вызывало дикую боль. Несколько раз нас проведывала старуха и ругалась на своем языке. Что она хотела – понять было невозможно.

– Такой плетью обычно стегают непослушных лошадей, – прошептала я Натке. – Но у лошадей шкура, а у нас нежная кожа. Как только мы выдержали эту экзекуцию? Все, Натка, это конец.

– Помнишь, девчонки нам говорили о кореянке, которая умерла ночью. Ты только подумай, что ей пришлось пережить…

Когда в подвал спустился хозяин-японец, мы даже не смогли приподнять голову. Он злобно посмотрел на нас и сказал:

– Если с завтрашнего дня вы не приступите к работе, вас придется забить до смерти. Сегодня ночью умерла девушка. Ей попался клиент, который возбуждался только тогда, когда тыкал свою партнершу ножом и видел свежую кровь. Девушка умерла, но клиент заплатил мне очень хорошие деньги. Это большие деньги, жизнь этой девушки не стоит таких денег. Если вы не будете работать, то я вновь приглашу этого клиента – и отдам кого-нибудь из вас. Так что вставайте и идите отлеживаться в комнату. Завтра утром приступите к своим обязанностям, иначе мне вас придется зарыть в ближайшем лесу.

Мы встали с большим трудом и поплелись в комнату, держась друг за друга. Дойдя до кроватей, рухнули на них, застонав от боли. Наши соседки отсутствовали. По всей вероятности, они были на работе. Я закрыла глаза и провалилась в сон.

…Проснулась я от жуткой боли по всему телу. За окном светало. Услышав звук работающего мотора, я, пересилив себя, встала и выглянула во двор. Охранявшие нас турки грузили гроб в старенький «Ниссан». Затем они сели в машину и уехали. Открыв дверь, я прошлась по коридору – кругом тишина, никого не видать. Это наш шанс. Я подошла к Натке и быстро ее растолкала. Натка открыла глаза и сморщилась от боли.

– Терпи, Наточка, терпи. Мне тоже больно, хоть криком кричи, но нужно бежать.

– Ты, что, Ирка, рехнулась совсем, нас ведь турки поймают…

– Турки уехали вместе с гробом. В доме тихо, все спят.

Схватив Натку за руку, я потащила ее по длинному коридору. Дверь в комнату хозяина была приоткрыта. Хозяин спал, громко похрапывая. Заглянув в комнату, я увидела лежащий на тумбочке бумажник. Раздумывать было некогда. Я быстро положила его в карман своего рваного платья и выскочила из комнаты. Выбежав во двор, мы с Наткой облегченно вздохнули – ворота оказались открытыми. Собаки, наверное, спали, во всяком случае, никто не собирался поднимать жуткий лай. На улице тоже не было ни души. Воздух был свежим, пахло водорослями, значит, тут где-то поблизости море.

Не знаю, сколько времени мы бежали, но наконец добрались до пустынного пляжа. Скинув с себя остатки одежды, залезли в воду, но тут же выскочили обратно. Тело прожгла невыносимая боль. Затянувшиеся было раны вновь закровоточили. Одевшись, мы с трудом стали подниматься по круче вверх. Наверху оказалось поле с аккуратными стожками недавно скошенного сена. Не сговариваясь, мы повалились в один из них.

Тяжело дыша, я достала из кармана хозяйский бумажник и принялась считать деньги. Ровно тысяча долларов.

– Натка, живем. У нас с тобой штука баксов, – радостно произнесла я.

Примерно через час пошел сильный дождь. Мы прижались друг к другу и сидели, боясь пошевелиться. Дождь становился все сильнее. Чтобы не мокнуть, мы постарались как можно глубже закопаться в стог.

Аромат свежего сена кружил голову. Я посмотрела на Натку и грустно улыбнулась.

– Господи, Натка, тут все как в России. Как будто мы вернулись домой. Поле, сеном пахнет – все, как на родине. Не хватает только русской речи.

Натка внимательно посмотрела на меня.

– Ирка, у тебя кровь с дождем перемешалась.

– Это как?

– Дождь идет и попадает на твои раны. Запекшаяся кровь размокает и течет ручьем. – С трудом договорив последнюю фразу, Натка уткнулась ко мне в плечо и громко заревела.

– Успокойся. Все будет хорошо. Вот увидишь!

Натка уткнула лицо в ладони и принялась раскачиваться из стороны в сторону. Мне стало страшно за нее.

– Ирка, неужели ты ничего не поняла? Ничего хорошего больше не будет! Все хорошее уже было. Это конец. – Вскочив, она выбежала под дождь. – Я не хочу жить! Я не хочу жить! – пронзительно кричала она.

Я догнала ее, схватила за плечи и попыталась успокоить.

– Не ори! Мы выкарабкаемся, пойми. Нельзя опускать руки. Мы еще вернемся на родину и будем пить шампанское.

Достав бумажник, я показала его Натке и громко закричала:

– Тут тысяча долларов. Эти деньги должны нас спасти. У нас есть деньги, это уже о чем-то говорит!

• Предыдущая
• 37/67
• Следующая