Смертоносная чаша [Все дурное ночи] - Сазанович Елена Ивановна - Страница 65

• Предыдущая
• 65/83
• Следующая

Выслушивать лекцию про абстракционизм как оплот духовности я не собирался. Апохалов, точно, не лгал, говоря, что ценных вещей у него нет, и я тут же решил с ним побыстрее распрощаться. Все, что надо узнать, я узнал, а интеллектуальная беседа меня утомляла – я протянул ему руку. Он был безмерно счастлив, что оказался нужным по делу, поскольку дел у него самого не было никаких.

– Я слышал, что в «КОСА» произошло убийство, – сказал он, провожая меня до двери. – Ты, Задоров, наверно, решил поменять профессию? Что ж, приветствую. В любом случае – побывать в шкуре следователя полезно для творчества.

Значит, Апохалов догадался об истинном смысле моего прихода, но подробностей об убийстве я ему сообщать не собирался.

– Да ну, – махнул рукой Веня. – Думаю, криминала там быть не может. Клуб вполне благотворительный. А жратва какая! Если буду подыхать с голоду, вновь туда подамся. Лучше уж на тот свет уходить сытым, помирать с голоду – не оригинально.

– Думаю, тебе это не грозит.

Веня громко хохотнул, встряхнув своими слипшимися паклями.

– Но знаешь, Ник, они там все равно сволочи. По блату все делают, это точно. А еще называется справедливость! Сочувствие людям, стоящим одной ногой в могиле? Мол, перед смертью все равны? Брехня это!

Я резко остановился – одна моя нога, уже повиснув в воздухе, над порогом, повернула обратно.

– Ты о чем, Веня?

– Сколько ни просил вино «Реквием ночи», так, гады, и не дали. А мне говорили, что это классный, просто божественный напиток. Представляешь! Я пил какое-то красное, шипучее. Оно, конечно, тоже ничего. Особенно когда с похмела. Но все-таки не «Реквием ночи»…

Для меня эта информация была полной неожиданностью. Вот это да! Неужели все-таки Вано был прав и с вином дело нечисто? Или просто совпадение?

– Скажи, Веня, – ласково спросил я. – А кто еще пил это вино?

– Откуда мне знать? – Он пожал плечами. – Я не слежу за этими бездельниками. Но нашему столику подавали только красное. Это неоспоримый факт.

– Спасибо, Веня. – Я изо всей силы затряс руку Апохалова, и тот удивленно вытаращил на меня бесцветные глазки. Такой искренний прилив чувств с моей стороны по отношению к нему случился впервые.

– Да не за что, Ник. – На мгновение после моего порыва он стал даже более-менее настоящим парнем. – Ты, если что, заходи. Может, еще что вспомню. Хотя… – Он наморщил свой маленький лоб. – Хотя я завтра улетаю в Швейцарию. Ты знаешь, там мне должны вручить какую-то премию кинематографистов… Очень престижную премию. Ее вручают такие великие люди, как…

Это было выше моих сил. Веня неисправим. И я, не дав ему досказать, как великие люди гуляют по далекой Швейцарии, выскочил за дверь.

Мне еще предстояло проверить минимум три адреса, чтобы окончательно убедиться, случайно ли выгоняли людей из «КОСА». Именно тех, кто не имел ценных вещиц. И второе – важно было узнать, какое вино подавали в клубе этим людям. Или все же это случайность? Я допускал, что рожа Апохалова могла не понравиться. Но чтобы из-за этого лишить человека божественного напитка… Я поспешил по другим адресам, пока служители Аполлона не успели смыться на важные тусовочные встречи.

До обеда удалось проверить еще три адреса. Мне повезло: все бывшие члены «КОСА» были дома, поскольку до обеда ни у какого нормального артиста, художника, писателя, естественно, не могло быть дел. Единственным исключением на сегодняшний день был я.

Мою задачу облегчало то, что я всех более-менее знал. Я наведался к Красновскому – нашему секс-символу и другу Вени Апохалова. Он без конца улыбался мне лошадиной улыбкой и с нежностью проводил ладонью по своей прилизанной шевелюре. Я все пытался ему напомнить, что я не дурочка с мерой интеллекта «90х60х90». Наконец мне это удалось, и он удивился моим вопросам, поскольку решил, что я пришел к нему с поздравлениями по поводу его новой роли в фильме «Я обожаю тебя, малыш». О такой киношке я слыхом не слыхивал, хотя Красновский гордо мне сказал, что он уже успел завоевать миллион каких-то призов. Интересно, кто этот бред все-таки смотрит? А еще интереснее, кто выдает эти бредовые призы?

Секс-символ нашей страны совсем недавно покинул «КОСА», и поэтому беседовать с ним мне было проще. Покинул он клуб добровольно, поскольку в фильме «Я обожаю тебя, малыш» ему предложили главную роль – супермена – и времени задуматься о бренности жизни и о вечности у него, естественно, уже не оставалось. Но, как я понял из разговора, ему в свое время тоже намекнули покинуть «КОСА». Мол, пора и честь знать. Поумирал – и хватит, теперь ты в полном здравии.

Кстати, я был полностью солидарен с администрацией «КОСА»: психически здоровее парня, чем этот любующийся собой супергерой, было трудно представить. Он, как и подобает секс-символам, беспросветно туп и о каких-либо сложных вещах, конечно, думать был не в состоянии.

Тем не менее его история пребывания в «КОСА» была схожа с историей Вени Апохалова. Как и Веня, никаких ценностей и коллекций он не имел и поэтому вообще не представлял, что это такое. Его гораздо больше интересовали тряпки, машины и бабы. И вина «Реквием ночи» он тоже не пил, но по этому поводу особо не огорчался, ибо предпочитал красные вина белым: они полезнее для желудка, а здоровье свое Красновский чрезмерно берег. Когда же я поинтересовался, зачем ему здоровье в клубе самоубийц, он лошадино заржал, при этом заметив, что проживет еще по меньшей мере лет двести, а «КОСА» – это просто дань моде. Желание смерти, мысли о ней всегда были в моде у творческой интеллигенции.

Следующие два визита были приблизительно такими же: девицы, которых я имел честь посетить, сказали мне то же самое. Одна, молоденькая певичка, и вторая, пианистка, рассказали, что ушли из «КОСА» по собственной воле, которая случайно совпала с волей администрации. Ни ценных коллекций, ни ценных вещей они не хранили и вино в клубе пили исключительно красное, даже понятия не имели, что в «КОСА» подавали и другое.

Что ж, сегодняшнее утро для меня не прошло даром, и я мог уже составить примерную картину деятельности «КОСА». Но для этого требовались еще факты, которые должен добыть Вано, посетив родственников погибших.

И я поспешил в прокуратуру. Настроение у меня значительно улучшилось. Я надеялся, что господин Толмачевский давно дает показания, и, несомненно, он подтвердит наши подозрения. О своих сомнениях и страхах, посетивших меня после визита к Толмачевскому, я старался не думать, считая, что мои дурные предчувствия ошибочны.

Я бодро шагал по длинному узкому коридору, но, заметив, что дверь в кабинет Порфирия широко открыта, почуял недоброе. От следователя выскакивали какие-то люди, что-то громко обсуждая на ходу и размахивая руками. Я почти влетел в кабинет и сразу же увидел Вано – он едва мне кивнул и беспомощно развел огромными руками.

– Вот так, Ник. Упустили мы с тобой Толмачевского. Это моя вина.

Я от удивления широко раскрыл глаза.

– Сбежал, гад?

И только теперь заметил Порфирия: он так слился с кожаным креслом, что поначалу я не обратил на него внимания. Зато, когда он с грохотом встал, от меня не укрылось, что его маленькие глазки сверкают недобрым огнем.

– Как ты мог, Зеленцов! – обратился он к Вано, меня нарочито игнорируя. – Столько лет службы! И такой просчет! Ты же знал, что он собирается куда-то ехать! Почему не задержал его? Почему?

– Я бы на вашем месте себе сделал замечание, – не выдержал я, вступаясь за своего товарища. – Вы же не менее опытный сотрудник! Почему вы сразу не арестовали его? При чем тут железное алиби, если убийство совершено в его квартире?!

Порфирий мигом подскочил ко мне, пытаясь что-то крикнуть в мой адрес, но так и не крикнул, вспомнив, что он уравновешенный человек, чем всегда и гордился. Он просто оглядел меня с ног до головы, сощурив бусинки-глазки, и, как всегда, мягко и вежливо произнес:

– У нас новый сотрудник? Я вообще-то не давал распоряжений. Или вас послало Министерство внутренних дел? Молчите, молодой человек? В таком случае, я смею расценивать ваше молчание как молчание постороннего. И прошу удалиться.

• Предыдущая
• 65/83
• Следующая